нос модную песенку: «Каждый копьё пусть наточит и выправит щит свой».
Янучары мрачно смотрели на него и не двигались с места. Когда до первой шеренги смельчаку осталось несколько шагов, последовала резкая команда, и вся свора молниеносно запрыгнула в люки, которые тут же захлопнулись.
Ободрённый успехом Труффальдино подошёл к чёрной тарелке и несколько раз с большим удо-вольствием стукнул по ней дрыном. Возможно, хватило бы и одного удара, потому что ушибленный космический корабль уже после первого недружественного контакта стал неловко подпрыгивать, а потом, раскачавшись, стремительно взлетел вверх.
«Так застоявшийся конь, мчится к реке светлоструйной», – насмешливо пропел вслед тарелке расшалившийся оруженосец.
Всё было бы хорошо, если бы местному императору не пришло в тот день а голову нанести свой визит отшельнику. Честно говоря, этот святой человек, благосклонный к кроликам, никак не должен был интересовать государя, чей неразвитый вкус был далёк от того, чтобы вкушать великую радость посредством общения с незначительным подданным, даже если тот находил смысл существования в медитации. Но верные люди постоянно доносили, что в несознательном народе не имеется подлин-ной любви к заботливой власти, зато есть глубочайшее уважение к отшельнику. Император был глуп, но не слишком, и поэтому решил поближе познакомиться с пустынником, чтобы выведать секрет всенародной любви.
По-видимому, он полагал, что отшельнику наслаждаться свободой и одиночеством позволи-тельно только на тех же условиях, что и рыбке в аквариуме.
Высланные вперёд гвардейцы – в их обязанность входило устранение подозрительных, нежела-тельных и вообще ненадёжных элементов – испытали немалое смущение, застав толпу разноголовых инопланетян вблизи обычно тихой обители. Относительно пришельцев никаких инструкций заранее не было дано, и это было ужасно.
– Эй, вы там, – неуверенным тоном сказал необычным гостям предводитель охраны, – почему бы вам не удалиться на пару часов?
Лицо полковника было плоским, как дно сковороды, а голос был визгливым, как у побитой со-бачки. Та часть его лица, которая отделяла брови от причёски, сжалась до тонкой полоски и, каза-лось, была готова исчезнуть в любую минуту. С такими данными, как показала история цивилизации, легче пробиться в начальники.
Действительно, почему бы не удалиться подальше и на подольше? Эта идея выглядела столь же разумной, как предложение совершить беспосадочный полёт на Луну.
Инопланетяне почему-то не захотели удаляться.
– Пространство принадлежит всем, а время никому, – сказали они.
Это не всегда так. Пространство принадлежит главным образом скульпторам и архитекторам. А время слишком часто принадлежит болтунам.
– Не захотите по доброй воле, – проскрипел предводитель, – тогда…
– Воля мыслящего существа свободна, – ответили ему.
– Но она свободна только в рамках закона, – попробовал выручить своего командира вовремя подскочивший молоденький лейтенант.
– Тогда нам остаётся пожелать, чтобы закон был всегда на высоте, – сопротивлялись несговор-чивые инопланетяне.
– И вправду, – сказал Тарталья, – интересно было бы узнать, как выглядит текст закона, ограни-чивающего права пришельцев.
– Это совсем несложно, – стал объяснять ему лейтенантик. – Все возможные ситуации, в том числе и недоразумения, регулируются в нашем государстве Основным законом чистого практическо-го разума. А звучит он так: Поступай всегда таким образом, чтобы твои собственные жизненные пра-вила полностью совпадали с принятым в государстве законодательством.
– Я начинаю думать, – подал голос Труффальдино, – что высший принцип практической фило-софии, которую вы исповедуете, с необходимостью является целиком эмпирическим.
– Ах, – с глубокой грустью сказал начальник гвардейцев, – если бы я мог хоть что-то уловить из вашей слишком интеллигентной болтовни. Пойду доложу императору, что в этом месте слишком много комаров. Тогда он точно не захочет сюда сунуться.
– С вашей стороны это будет очень сильный ход, – поддержал его Абдалак. – Хотя комаров здесь нет, их легко себе представить, если того потребуют обстоятельства. Я вижу, вы находитесь на правильном пути, когда пытаетесь научиться владеть нереальностью с целью обоснованно её отверг-нуть в подходящий момент.
– Действительно, – сказал Тарталья, – зачем вашему императору удить там, где нет рыбы?
– Можете сказать своему хозяину, – посоветовал Труффальдино, – что крылья души благочес-тивого пустынника уже потеряли несколько пёрышек. Поэтому взлёты ввысь у него уже перестали получаться.
– Не знаю, что вы имеете в виду, – окончательно скис строгий офицер, – но весь этот возвы-шенный вздор слишком далёк от моего понимания, как картинки из книги для слепых. От всего, что я здесь вижу и слышу, я начинаю чувствовать себя последним дураком.
Случается, что и невежество проявляет честность и мужество.
– Завидую вам, — сказал оруженосец. – Глупцы часто счастливее умных.
– Это правда, – сказали слушатели, – но не стоит слишком сильно завидовать их счастью.
Так сказали все: и тот, кто был по-настоящему умён, и те, кто ошибочно считали себя умными, а оттого несчастными.
Тут и появился Норандо.
– Кролики уже успокоились! – радостно возвестил он.
Полковник, он уже уходил, встрепенулся:
– Я где-то уже слышал этот голос.
Потом присмотрелся к отшельнику и воскликнул:
– Джонни Уокер, это ты?
Норандо смутился. В этот момент он готов был оказаться кем угодно, только не Джонни Уоке-ром.
– Нет, нет, я совсем не тот, за кого вы меня принимаете, – застенчиво сказал он. – Я – тихий че-ловек, живу всю жизнь на природе и возношу свои молитвы небу.
– Если ты не Джонни Уокер, – возмущённо сказал бравый гвардеец, – то дважды два вовсе не четыре. Да тебя уже двадцать лет ищет полиция после того, как ты написал ту антиправительствен-ную песенку, которую с таким удовольствием до сих пор распевает весь народ.
– Господин офицер, я прошу вас на минутку отойти со мной в сторону, – нашёлся Тарталья. – Мне кажется, что я сумею представить вам веские доказательства того, что вы не правы.
И таки сумел.
ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО
Конечно, любознательный принц не смог удержаться и попросил инопланетян подробнее рас-сказать о том мире, который они покинули, спасаясь от несимпатичных янучар.
– Наш мир, – поведал Мудзафер, самый старый из пришельцев (у него была всего одна, но муд-рая, голова), – создавался в непримиримой борьбе Света и Тьмы. Яркие лучи пронизывали простран-ство, и тут же ниоткуда накатывался безжалостный мрак, спешивший соединить разорванные края. Звёзды вспыхивали и падали, поверженные, вниз, быстро угасая и рассыпаясь на мелкие горящие угольки. Оставались лишь последние искры. Но покорить и притушить их темноте уже не хватало силы. И она медленно уползала в узкие щели и бездонные провалы, уступая поле битвы упрямым огонькам. Но позднее, когда, казалось, пришло время победы, и возник наш мир, сияющий, как хру-стальная сфера, чёрные молнии всё же раскололи его на части.
Наши предки, или то были боги (кто знает?), бережно собрали бесценные осколки и попробова-ли соединить их вместе. Получилось вроде неплохо, но что-то всё же упустили, и былое совершенст-во вернуть уже не удалось.
А потом прошло много лет, о которых нам ничего не известно, но однажды наши прародители совершенно случайно посмотрели на небо, полное далёких таинственных светил, на природу окру-жающую их, и друг на друга тоже. И в тот момент к ним пришло понимание. Они спросили себя: кто мы? откуда пришли и куда мы идём?
Ответа не было.
Но им нужен был ответ, и тогда изобрели науку.
Вначале была совсем небольшая группа астрогаев (так мы себя называем); они степенно проха-живались по тенистому саду и говорили обо всём и ни о чём.
Среди них выделялся один с широкими плечами циркового борца и высоким благородным лбом. Он объяснял, как управлять чувствами и мыслями. Он рассказывал, как следует устроить госу-дарство, а когда друзьям становилось скучно, он переходил к намного более интересным рассказам о своём учителе, который искренне считал, что ничего не знает, и при этом подвергал сомнению и даже насмешке всё, что хотело называться и называло себя знанием и даже мудростью. Непонимание учи-телем простых вещей выглядело настолько убедительным, что многие, ранее безмерно довольные собой мыслители, начинали болезненно ощущать свою слабость и приходили в смущение от смехо-творности собственных потуг честолюбия. Нужно ли говорить о том, что смущение ничтожеств обычно переходит в злобу?
Великая натура всегда стоит поперёк дороги тем, кто страдает неизлечимым параличом души.
Разумеется, учитель плохо кончил.
Зато после его кончины другие философы сразу поумнели, отказались от роскоши скептицизма и стали излагать своё учение в такой диковинной форме, что его уже никто не мог понять и осудить. Так и уцелели.
Потом всё сделалось меньше. Пришла эра великих завоеваний.
Ещё позже на недолгий срок засияло Возрождение, и с ним пришло время настоящих учёных.
Но затем наступило Великое Разочарование.
Исчезло всё: и мужество личности, победно воспаряющее на орлиных крыльях, и острый ум, проникающий в толщу геологических пластов, и спокойная мудрость, достойная змеи. Народ опо-шлился до такой степени, что даже притушил блеск глаз и попытался выглядеть благочестивым.
Те немногие, кто хотел спасти остатки культуры, могли надеяться только на чудо.
И чудо случилось. На краткий миг мы поверили, что оно случилось.
Пришёл Он.
Никто не знал, откуда Он пришёл и зачем.
Он мог пройти по площади, где толклось много народа, никого не задев, никого не коснувшись, словно был один на целом свете.
Когда Он говорил, его слова долго ещё звучали после того, как их произнесли.
– Он – безумец, – кажется так сказал кто-то в толпе.
– Как вы сказали? – переспросили недослышавшие.
– Он всех мудрее, – повторил тот же голос.
– Мы не понимаем твоих слов, – стали говорить Ему люди. – Что ты хочешь нам рассказать?
– Я хочу вам объяснить, что от каждого из вас зависит судьба всего мира.
– Откуда ты это знаешь?
И тогда Он рассказал, что раньше был одним из нас. Однажды он шёл по дороге и пристроился к нему идущий в ту же сторону. Этот попутчик появился ниоткуда и шёл рядом шаг в шаг, невиди-мый. Голос его был внятен, а речь необычной:
– Передай всем, что от каждого из них зависит судьба всего мира.
Кто это говорил?
Так мог говорить бог. Так мог говорить дьявол.
– А что потом случилось с Ним? – спросил Тарталья.
– Его со смехом прогнали, – ответил Мудзафер. –
А тех, кто не захотел смеяться, объявили плохими гражданами.
Вот мы и здесь.
– А по какой причине вы выбрали именно нашу планету? – поинтересовался Тарталья.
– Почти случайно. В эпоху географических открытий, когда наши космические корабли обша-ривали всю Вселенную в поисках возможных цивилизаций, одна наша экспедиция среди всякого ма-лоценного хлама привезла домой сто сорок два тома очень интересного историка. Как же его звали?
– Титом Ливием, – услужливо подсказал стоявший поблизости инопланетянин, единственной
