хозяин.
– Всё умею, – ответил слуга слуги.
– В таком случае помоги мне и моему принцу совершить несколько великих подвигов и же-ниться на умных, прекрасных и, главное, благонравных девушках.
– Попробую что-нибудь придумать, – сказал Мимикаррамбо.
На лице его отразилась растерянность. Одно дело, когда прислуживаешь тем, кто стремится к власти и богатству. Тут всё просто и знакомо. И совсем другое дело, когда обращаются к твоей по-мощи ради того, чтобы совершить бескорыстные подвиги (такого ещё не бывало!) или жениться на такой совершенной девушке, которой, пожалуй, не найти в целом свете.
– Что значит – попробую? – возмутился Труффальдино, начинающий познавать всю сладость господства, ранее ему незнакомую. – Немедленно приступай к исполнению.
Мимикаррамбо задумчиво почесал левой пяткой копыто на правой ноге и признался, что в дан-ный момент об исполнении думать не приходится, потому что у него нет на этот счёт никаких под-ходящих идей. Вид у него теперь был пристыженный, как у леопарда на охоте, не сумевшего пра-вильно рассчитать прыжок.
– Попроси его раздобыть хотя бы недостающие книги Тита Ливия, – подсказал Тарталья.
– Слышишь? – грозно спросил Труффальдино. – Сейчас же отправляйся за книгами и без них не возвращайся.
– Слышу, отправляюсь, – покорно сказал демон, расправил плащ так, что тот стал похож на крылья, и побежал прочь. Разогнавшись, он несколько раз подпрыгнул и наконец полетел, как боль-шая чёрная птица. Потом он стал похож на маленькую птичку, а потом вообще исчез из виду.
До сих пор не вернулся. Видно, всё ищет бесценные творения, а найти не может.
ТРИДЦАТАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО
Перед тем как исчезнуть надолго (а получилось – навсегда) Искуситель, как бы между прочим, спросил, не собираются ли молодые люди посетить Страну Победившего Гуманизма.
– А что это за страна? – сразу заинтересовались принц и оруженосец.
– Сами увидите, – пообещал Мимикаррамбо.
И вот, перевалив через высоченную горную цепь и преодолев обширную безводную пустыню, изнемогающие от усталости и жажды Тарталья, Труффальдино, конь и осёл прибыли в обетованный стан победителей.
Любому эстету внешность жителей этой прекрасной страны показалась бы довольно удручаю-щей. Она сразу же заставляла вспомнить ближайших зоологических родственников человека, потому что у этих гуманистов лбы были чудовищно узкими и при том как-то неудачно скошены назад. При-бавьте сюда обилие плохо расчёсанных рыжих волос, мощные надбровные дуги, глаза, слишком близко посаженные к переносице, далеко выдвинутую вперёд верхнюю губу и воспоминания наблю-дателя усилятся ещё больше. Отметим всё же, что при всём внешнем несовершенстве облика глубо-кая образованность гуманистов-гуманоидов простиралась столь далеко, что большинство из них мог-ло вполне внятно объяснить основные свойства логарифмов. Но не стоило ожидать, что они при слу-чае щегольнут цитатой из Петрарки, потому читать они умели только по складам, а о классической литературе знали не намного больше, чем жители Полинезии о повадках белых медведей. Не чураю-щийся мелочей исследователь, возможно, посчитал бы необходимым отметить немалую привержен-ность гуманистов к музыке. Но только назвать любимый ими бессмысленный грохот музыкой не ре-шился бы даже самый тупой из африканских носорогов.
Кстати, гуманисты очень любят хлопать в ладоши. Можно рассказать им любую чушь всё равно радостно похлопают.
Если бы Тарталья и Труффальдино не увидели эту диковинную публику собственными глазами, то ни за что не поверили бы, что возможно такое решительное соседство исключительных математи-ческих способностей с ничтожной общей культурой.
– Вот и мы сильно сомневаемся, что такое бывает, – сказали слушатели.
– И я бы тоже засомневался, – сказал Посторонний, – если бы услышал о существовании такого народа от кого угодно. Но Тарталья и Труффальдино представляются мне настолько искренними и честными молодцами, что не верить их рассказам было бы верхом невежливости.
Вот что ещё интересно: у победивших гуманистов не было имён или прозвищ. У обычных же людей, как всем известно, во всех случаях есть имена. Вот, для примера, у афганского короля было целых тридцать три имени. Поэтому его ни с кем другим нельзя было спутать. У домашних живот-ных личных имён в большинстве случаев нет, но зато обязательно имеются клички. Есть ли удобные для внутреннего использования имена или хотя бы прозвища у диких зверей, птиц и насекомых, нам неизвестно. Но даже у них обязательно имеются необходимые зоологии вполне пристойные латин-ские названия. Так, чёрного медведя вежливость требует называть Ursus thibetanus, дымчатого лео-парда – Neofelis nebulosa, а бородатого козла – Capra aegagrus.
Возможно ли обходиться без имён вообще?
Непростой, однако, вопрос.
Так да или нет?
Тогда так: можно, хотя и сложно, но не очень нужно.
Как же в Стране победоносных гуманистов обходились без имён?
А вы послушайте.
В этой необыкновенной державе каждый новый гуманист сразу же после рождения получал вместо имени десятизначный номер. Назывался этот номер идентификационным кодом и до самого конца земного существования служил своему носителю единственным, надёжным и неподдельным удостоверением личности.
– Послушай, номер 2340561718, – с укором говорила учительница юному шаловливому питом-цу, – если ты будешь баловаться, я выставлю тебя из класса в коридор.
– Простите, уважаемая 1945660011, – лепетал провинившийся номер. – Я больше не буду.
Все авторитеты в области социологии единодушно признают порядки в Стране победивших гу-манистов лучшей из возможных систем контроля граждан. Эту систему можно было бы назвать не-превзойдённой вершиной административного мышления, если бы не досадные мелкие недоразуме-ния. Так, однажды совершенно случайно выяснилось, что видный профессор математики, номер 0823450114447, просидел семнадцать лет за решёткой, не имея за собой ничего худого, а по одной лишь вине считывающего устройства, которое Верховный Суд никак не мог должным образом нала-дить. На деле же отбывать суровое и заслуженное наказание должен был взломщик сейфов, имевший номер 9829470105881. Ну хотя бы номера были похожи! А то ведь ничего общего. Обидно! Сплош-ная нелепица!
Со времён римской империи поговаривают, что, кто не работает, тот не ест. Эта величайшая народная мудрость в стране гуманистов была подвергнута необходимой редакции, потому что луч-шие сыны и дочери здешнего народа был настолько заняты, что совершенно не имели времени рабо-тать. А занимались они, в то время когда не вкушали отдохновительную отраду покоя, мысленной разработкой принципов программирования философских основ Всемирного Оптимизма. Процесс вникания недостаточно тренированными мозгами в неисповедимую мудрость сильно осложнялся ещё и тем, что упомянутые Основы имели целых три источника (к счастью, ни одним больше), а помимо этого ещё и целых три составные части. Среди такого добра легко было запутаться.
– Так что, эти углубившиеся в науку гуманисты были вечно голодными? – заволновались слу-шатели.
– Нет, о нет, – утешил их Посторонний. – Несмотря на то, что их умственные потуги не прино-сили державе видимой пользы, даже безуспешные попытки разобраться в Основах считались вполне достаточным вкладом в копилку общества и особо щедро вознаграждались, поскольку приравнива-лись к тяжёлому и даже вредному для здоровья труду.
Заслуженная награда преданным оптимистам состояла в том, что на спине у тех, кто в полной мере овладел Основами, вырастали (не удалось выяснить в прямом или переносном смысле) преле-стные белые крылышки. Счастливые обладатели этого знака отличия могли порхать, где им вздума-ется и как им вздумается. В такой чудесной ситуации помышлять о работе уже не приходилось.
– Но как же так? А кто же работал?
– Всё было очень просто. Необходимую для существования общества работу принудительно выполняли тунеядцы, то есть бескрылые особи, не проявившие достаточного рвения в изучении ис-точников, а тем более составных частей единственно верного и оттого всепобеждающего учения.
– Послушай, друг мой, – сказал Тарталья. – Я вспомнил, что многие добросовестные путешест-венники, обогащаясь наблюдениями и впечатлениями, тут же заносят свои мысли в путевые дневни-ки. Почему бы и нам не последовать их примеру?
– Мне нравится ваше предложение, – ответил Труффальдино. – Сам я, не скрою, до этого не до-думался бы, но подсказку с благодарностью принимаю. В данную минуту я просто физически ощу-щаю, как во мне просыпается неутолимая жажда самовыражения, принимающая форму литературно-го дара. И сегодня же прежде, чем отойти ко сну, я вооружусь пером и последую примеру Сократа и Сенеки.
– Мне кажется, – почесал затылок Тарталья, – что просвещённый мир слыхом не слыхивал о пу-тевых заметках Сенеки. Что же касается Сократа, то вряд ли в своей жизни он написал что-либо длиннее долговой расписки молочнику.
– Это всё потому, что вас не было рядом с ними, – убеждённо сказал оруженосец.
1 апреля (Дневник Тартальи)
Весьма непривычным нам показалось то обстоятельство, что местная публика кушает здесь всего лишь один раз в день. Зато этот один раз всегда весел и шумен, и длится он от заката далеко за пол-ночь. Отложив далеко в сторону свои высоко ценимые властями упражнения, гуманисты радостно предаются чревоугодию. Мне и Труффальдино великодушно предложили присоединиться к их празднику. Мы ответили незамедлительным согласием, поскольку с утра ничего не ели. Общее бла-гоприятное впечатление от трапезы было несколько смазано тем, что в конце пиршества хлебосоль-ные хозяева попросили нас тут же до копейки рассчитаться за съеденное и выпитое. Рассматривая поданный нам счёт, я ужаснулся количеству изысканных блюд и очень дорогих напитков, которые мы со слугой уничтожили за вечер, даже не заметив этого.
1 апреля (Дневник Труффальдино)
Наконец-то и нам удалось пристроиться к обеденному столу. Мы с господином хотели произвести хорошее впечатление и оттого мало говорили и совсем не много ели, зато много наблюдали. Мы за-метили, что добрые гуманисты охотнее всего поедают колбасы и тефтели, жаркое и отбивные, рыбу и крабов, гусей и уток, перепелов и фазанов, диких кабанов и курдючных баранов, и ещё всякую вся-чину.
У моего хозяина к концу обеда испортилось настроение.
12 апреля (Дневник Тартальи)
Сегодня мы посетили очень популярный «Народный Клуб Путешественников». Само местное насе-ление никуда не путешествует, поскольку власти, мягко говоря, не приветствуют такую самодеятель-ность. А всё потому, что любознательные путешественники имеют прескверную привычку сравни-вать порядки у себя на родине с обычаями заграниц. Такое сравнение не всегда оказывается в пользу любимого отечества, и поэтому родное начальство вынуждено принимать необходимые защититель-ные меры. Неутолённую жажду знакомства с дальними странами гуманистам позволяется утолять посещением Народного Клуба. Здесь в отдельные удачные дни белокрылые любимцы правительства, побывавшие в других частях света, великодушно делятся с рядовым непросвещённым населением
