В один из вечеров Резаков рано задремал, а когда открыл глаза, Лешки в купе не оказалось. Сергей прошел по проходу до двери и увидел пацана в тамбуре, он стоял и, куря папироску, смотрел в окно. Резаков закурил и, взглянув на смущенного паренька, спросил:
– Ты что, как не родной?
– Серега, ты же сам не любишь, когда мухлюют в карты, я же видел, как ты последнего мужика облапошил.
– Э-э, крестник, я чего-то не пойму, ты кого жалеешь? Лоха, который сидит и тоже мечтает, как бы меня в картишки обыграть. Мы же с тобой не на бану[14] пассажира щиплем[15] или на гоп-стоп[16] фраеров ставим, а умственную работу делаем… – Резаков закашлялся от дыма папиросы, – знаешь, в жизни все обусловлено, если возникает какой-то нерешаемый вопрос – бей! Доказывай, что ты прав. Не жалей никого, упадешь, руку мало кто подаст – съедят и не подавятся.
Лешка, молча, слушал и не возражал. Неполные шестнадцать лет в жизни, конечно, это еще не показатель, но в его мальчишеских глазах было больше правды, чем в хитром и прищуренном взгляде Сергея. Теперь паренек начинал понимать, что существуют разные правила в катранах[17], есть мастерство картежника-профессионала, и есть шулеры, которые ищут лохов, то есть людей, в чем-то им уступающих.
Лешка еще раз взглянул в окно и представил себе бескрайнее море, чаек, мечущихся над волнами. Людей, красиво разодетых, которые собираются в вечерних ресторанах и их жизнь на юге так не похожую на его существование с мамой в Юном городке.
– Лешка, пойдем в купе, – Резаков отвлек его от мыслей, – вон проводник чай разносит, и еще надо подготовиться к большой игре.
Алешка вспомнил мать и подумал: «Теперь денег хватит, куплю мамке красивое платье, она уже давно ничего себе не покупала». Паренек взглянул на Сергея и, не стесняясь, спросил:
– Серега, а ты, правда, мою мамку любишь?
– Когда-то любил, а теперь уважаю. Понимаешь Леха, меня так воспитали, я бы мог уболтать Анну, когда твой отец на фронте был, но твоя покойная бабушка предупредила меня, что Аня ждет Колю, а мы с твоим отцом друзьями были. Друга предавать нельзя, запомни это на всю жизнь. Мне шмар в жизни хватает, но любить по-настоящему нужно одну, которая потянется ко мне всей душой и сердцем. Мать твоя Колю любит, и я не хочу вставать между ними. Усек?
– Ага, усек. Серега, почему у тебя наколок нет? – Лешка перескочил на другую тему, – а у твоего кореша Моти все руки синие.
– Мне в свое время умный человечек совет дал: «Пацан, прежде, чем сделать наколку, поинтересуйся, что она обозначает, а то попадешь в камеру к правильной братве и окажешься в непонятках. Это хорошо, если наколку срежут вместе с кожей, а может и так статься, твою наколку примут, как предложение…»
– Какое предложение? – заинтересованно спросил Лешка.
– Партак[18], Лешка – это наглядная паспортина, по ней братва определяет сущность сидельца, кто он, какие масти имеет? Если он сука или пацан, то есть определенные наколки. Так что все у тебя впереди и, прежде чем оставить на теле вечный рисунок, подумай, что ты понесешь его через всю жизнь. Я тоже еще пацаном хотел наколоть себе на пальцах перстни, долго раздумывал, а потом расхотел.
– Серега, а почему менты моего батьку так часто в зону садят?
– Если бы твой отец был обыкновенным вором, он не был для власти так опасен. У нас полсоюза пересидело в лагерях, да убеждения у всех разные. Как мне объяснял твой отец: есть мерка, шаблон, под который власть хочет подогнать весь наш народ и в целом ей это удается, но встречаются такие, которым сначала нужно головы укоротить, а заодно и ноги, чтобы они подходили под общий строй, а отец твой стальной, укорачиванию не поддается. Понял, о чем я говорю?
– Не совсем.
– Пока не хлебнешь досыта из этого корыта, не поймешь. Жизнь Леха, штука сложная, какой тонус мы ей зададим, такая и будет до самой гробовой доски.
Под конец пути Резаков достал несколько упаковок с картами, еще раз осмотрел, и каждую в отдельности перетасовал, ведь заточенные колоды были разные, ко всем нужно было приноровиться.
Глава 4
Любовь Резака
На перроне вокзала в Адлере приезжих из Москвы встречал старый кореш Резакова – вор Гурам, они когда-то вместе отбывали срок в одном лагере. Поздоровались как братья, Резаков представил Лешку своим крестником. Сразу же поехали в Дагомыс, находящийся в десяти километрах от Сочи.
– Дядя Гурам, а почему Дагомысом назвали? – спросил Лешка.
– В народе молва идет, что по всему побережью летом нет места прохладнее, потому что селение наше находится между гор в тени.
– Где будем катать? – спросил Резаков.
– В одном из корпусов Кавказской Ривьеры, место там спокойное, зарядили филками местных мусоров, чтобы нас не напрягали во время игры, но на всякий случай на атасе поставим пацанов.
– Много соберется?
– Почитай со всего Союза: кто с Ямала, кто с Сибири, а ты, и еще несколько человек из Москвы.
– Гурам, как здесь с девочками? – спросил Резаков и при этом подмигнул Лешке.
– Что ты хочешь, Серега, это же курортная зона, здесь этого добра как грязи, главное – чуточку твоего мужского внимания и вовремя засветить пресс[19], все красавицы побережья будут твои, – шутя, ответил старый вор.
Ближе к вечеру на квартире Гурамовского кореша, собрались приезжие каталы, чтобы немного поразмяться перед основной игрой, а затем посидеть в ресторане Ривьеры. Резаков пока не садился за стол, наблюдал со стороны за чужой игрой и, зная множество хитростей, сразу определял, кто из игроков обладает шулерским талантом. Заточенная колода карт, всегда на руку шулеру, по шероховатости карты скользят или задерживаются при тасовке. Резаков всегда ощупывал колоду, чтобы между слоями бумаги не были вклеены песчинки или мелкие осколки стекла.
Гурам предупредил, что кое-кто из местных катал, тоже присоседится перекинуться в карты и перед большой игрой обязательно будет оговорка во что играть. В «шпанские» игры, то есть: терс, рамс, буру. «Фраерские»: в очко, секу, петуха – не приветствуются.
Старый вор взглянул на Лешкину одежду, поцокал языком и с сарказмом высказался:
– Да брат, в такой одежонке, тебя не то, что в ресторан, к двери близко не подпустят. Вы тут братва пока развлекайтесь, – обратился вор к картежникам, – а мы с пацаном до магазина пройдемся, шкары модные, да рубаху парню возьмем, глядишь, в кабаке какую-нибудь девочку себе подцепит.
Лешка смутился. Ему действительно хотелось выглядеть поприличней, а вот о втором предложении дяди Гурама он совсем не задумывался.
Вечером заказали несколько столиков, и расселись недалеко от эстрады. Лешку было не узнать в новых брюках, из-под которых выглядывали остроносые штиблеты, тело облегала серая рубашка с длинными рукавами и с отложным воротником.
– Ну, теперь ты у нас видный жиган, – улыбнулся Резаков и вдруг его взгляд устремился куда-то в угол ресторана. Лешка тоже посмотрел и заметил за столиком трех парней и белокурую девушку, на вид ей было около двадцати лет.
Небольшой самодеятельный оркестр исполнял легкую джазовую музыку. Резаков поднялся и, подойдя к солисту, сунул ему в руку «пятерку» и что-то сказал на ухо. Парень махнул музыкантам рукой и музыка стихла. Он объявил танго. Резаков подошел к столику, за которым сидела симпатичная девушка, одетая в легкий белый сарафан. Волосы светло-русые, длинные, вьющиеся. Глаза большие, светло серые, красивые, излучающие доброту.
– Разрешите вас пригласить, – Сергей галантно протянул руку. Девушка взглянула на сидевшего напротив парня, как бы спрашивая разрешения. Прищурившись, он оглядел Резакова, затем бросил взгляд в сторону стола, откуда он пришел и, увидев Гурама, сдержанно кивнул. Девушка поднялась и, подав руку Сергею, направилась с ним к эстраде.
Резаков нежно обнял красавицу за талию и по ходу медленного танго, постоянно ощущал гибкость ее стана. Она положила свои ладони на плечи Сергея. Он смотрел на нее, не отрывая глаз. Девушка взглянула ему в глаза и робко отвела взор в сторону. В тот момент Сергей почувствовал, как к лицу прилила кровь, и сердце забилось сильнее. Осторожно, соблюдая приличие, он легонько притягивал к себе девушку.
– Как тебя зовут? – мило улыбнувшись, спросил Сергей.
– Эля, – робко ответила девушка, глянув в глаза взрослому парню.
– Очень приятно, а я на Сергея отзываюсь.
Он почти коснулся губами ее уха, чтобы сквозь музыку она слышала его голос. Девушка чуть отстранилась и слегка кивнула.
– Я не спутал ваши планы? – спросил Резаков и кивнул в сторону столика, где сидел парень, наблюдая с презрительным прищуром за танцующей парой.
– Собственно, никаких планов нет. Скажите, а вы приезжий, я имею в виду отдыхающий?
– Вы угадали, я в гости к другу приехал.
– А тот молоденький парнишка, он с вами?
– Эля, давай перейдем на «ты», не люблю, когда ко мне обращаются как к дяде, так будет проще.
– Разве мы с вами знакомы.
– А разве нет? Ведь, тебя Элей зовут, – Резаков улыбнулся.
– Хорошо, давай. И все-таки, что делает паренек в вашей взрослой компании?
– Это мой крестник, мы вместе из Москвы приехали.
– Надо же, из самой столицы, вот здорово!
– Ты ни разу не была в Москве?
– Не приходилось.
– Так в чем же дело? Было бы желание, и я его исполню.
– Вы добрый старик Хоттабыч… Ой, оговорилась, – Эля улыбнулась и украдкой посмотрела на Виктора, пригласившего ее в ресторан. Резаков перехватил ее взгляд и спросил:
– У тебя что-то серьезное с этим парнем?
[justify]Девушка промолчала. Она была уверена, что пока не может ответить на такой вопрос незнакомому человеку. И другой момент, Эля пока не могла объяснить Сергею, что не считает Виктора своим парнем, просто он дерзко, нагло и, пожалуй, напористо принудил ее пойти с ним в ресторан. С недавних пор она попала на глаза этому