Сын поднялся с табурета и подошел к отцу.
– Пап, ты скоро домой приедешь, когда тебя отпустят?
– Еще долго сынок. Нам всем нужно потерпеть. Будь маме опорой. Слушайся ее, кроме тебя, ей некому помочь. Будет тяжело, Сережка твой крестный поможет, увидишь его передай от меня большой привет.
– Пап, мама говорила, ты же не такой как Резак, не воруешь, а за что тебя тогда посадили?
– За свой язык, за то, что молчать не могу, когда другие воды в рот набрали. Понимаешь, о чем я говорю?
Алешка отрицательно замотал головой.
– Подрастешь, поймешь. Ты только маму нашу береги, в беде не бросай. Алешенька, сынок, пообещай мне.
– Хорошо, пап, приезжай скорее.
Николай обнял сына и, отстранив от себя, поцеловал в щеку. Затем на прощание поцеловал жену и перед тем, как выйти, сказал:
– Родные мои, я люблю вас, не забывайте меня, – и с навернувшимися на глаза слезами, пошел за офицером.
Глава 3
Путешествие к Черному морю
Шло время, Алешка вырос, окреп и превратился в плечистого жилистого парнишку. Наступила весна, ворвавшись на Черную улицу со звонкими капелями и весело журчащими ручейками. Лешка стоял за углом барака и наблюдал за матерью, одетой в старенькую, белую кофту, она развешивала белье во дворе и, чувствуя, что сын наблюдает за ней, спросила:
– Леша, ты чего-то хотел, куда собрался?
– К Витьке пойду, мы сегодня с пацанами собираемся в Горбунова, фильм классный показывают – «Бродяга» называется.
– Сынок, сходи сначала за молоком, я тесто заведу, оладушек пожарю. Деньги на комоде под скатеркой.
– Мам, дашь на кино?
– Отсчитай и возьми на билет.
Лешка, молча, продолжал смотреть на мать, и чувствовал, как его грудь распирает от гордости. «Красивая она у меня, молодая и смелая. Тяжело ей без папки. Эх, достала такая жизнь. Мама… Моя добрая и родная мама».
Лешка, тряхнул головой, вышел из-за угла барака и направился домой. Парнишка опешил, увидев сидевшего на крыльце своего крестного, который, смоля папироской, поглядывал на Анну.
– Здорово крестник.
– Привет, а ты что с утра на мамку пялишься? – Лешка выразил открытое возмущение, он уже давно заметил, что Резаков неравнодушен к его маме.
– Не понтуйся Леха, не отобью я твою мать у своего лучшего друга, – и как бы спохватившись, что ляпнул лишнего, поправился, – не переживай, Аннушку я в обиду ни кому не дам. Я что пришел-то, Толяна Соколова с Красной улицы знаешь?
– Крысу, конечно знаю.
– К вечеру огольцов своих собери, а я братву и мужиков подтяну, надо этих вурдалаков с Красной улицы уму-разуму поучить.
– Махаться будем?! – удивился Лешка.
– Молодняки ради понта побудут рядом, а мы, повзрослее, Красноулинским салазки будем сворачивать.
По праву на Черной улице вся шпана находилась под руководством Сереги Резакова и только он мог быть судьей в серьезных разбирательствах.
– Заметано, Серега, я приведу своих. А где «махалово» будет?
– У Москвы-реки рядом с кафе.
Анна поднялась на крыльцо и услышала конец разговора Сергея с сыном.
– Леша, что еще удумали, решили драку затеять? А ты, Сергей, на что парня подстрекаешь.
– Чтобы наших девчонок и девушек оберегали, а то псари с Красной совсем оборзели уже в наглую девок щупают.
– Постыдился бы при мне и ребенке такие вещи говорить. Сережа, не сбивай Лешку с толку.
– Аня, все будет нормальненько, проучим борзых. Ты сама-то, разве забыла, как эта тварь к тебе свататься приходил.
– Соколов?
– Конечно же, он. Эта гадина своих молодняков подбивает, чтоб они на нашей улице королями себя чувствовали. Ты не переживай, мы по своему с ними разберемся. Лешку в драку я втягивать не стану.
Пока мама разговаривала с Резаковым, Леша пошел в дом за деньгами. Он машинально заглянул в приоткрытую дверцу шифоньера и увидел отцовский пиджак. На правой стороне красовался орден «Красной звезды». В какой раз он смотрел на него и думал: «Интересно, орден у бати не отобрали, оставили».
Из бокового кармана торчал уголок фотографии, и Леша еще раз посмотрел на снимок: на перроне вокзала стояли мать и отец, оба молодые, красивые. «Батя, батя, что же с тобой случилось? На последней свиданке так и не сказал кто ты на самом деле. Урка или герой войны. Если герой, то почему тебя не простили за какой-то прогул, а после победы отправили в Сибирь. Я же помню, как ты нам с мамой рассказывал на свиданке, как воевал, как тебя ранило, как за подвиги наградили. Почему, бать, за что? Ты же никого не предал, так почему тебя не простили, почему не выпускают? Непонятно все это, Резак говорил, что уркагану освободиться проще, чем таким, как мой отец. А я так себе думаю, это власти предали моего батю, а не он».
Так уж повелось в стране советов, в любом городе есть улицы: Красные, Черные, Большие, Широкие. В Москве на Филях на одной улице группировались товарищи, а на другой кенты. Следили за обстановкой четко, держа в кулаке, потому местные строго соблюдали порядок и не пускали чужих на свою территорию. Били всех подряд, даже краснопресненских, которые вели себя дерзко в отношении черноулинских. Собирались сообща и назначали место, где будут отстаивать свои интересы. Лидером Красной улицы считался Толя Соколов, говорят, он не боялся ни Бога, ни Черта, потому вел себя так дерзко. К тому же он не мог простить Резакову девушку, которая ему понравилась, но впоследствии вышла замуж за какого-то фронтовика-штрафника. Соколов был старшим сыном военного и старая обида на черноулинских пацанов, не утолив в нем жажды мщения, порой всплывала с такой силой, что из чувства отплаты ему приходилось вылавливать жуликов из неблагонадежной улицы. Иногда обе стороны сталкивались в страшных драках, а затем на время претензии друг к другу прекращались.
Семь близких друзей из окружения Лешки Борисова с утра, собрав деньги, послали Витьку Валёного за билетами. Индийский фильм «Бродяга» уже показывали в кинотеатрах Москвы, и вот, наконец, дворец Горбунова дождался своего дня. Что там творилось с утра… Это было нечто. Стиляги, одетые по последнему писку моды, выстраивались в ряд, хвост которого заканчивался за пределами кинотеатра. Хулиганистые парни и пацаны с разных улиц осаждали двери и лезли без очереди. Тут и там слышались возгласы и просьбы:
– Петруха, возьми на нас пару билетов.
– Аленка, мы здесь, на меня и Маришку бери.
– Ага, щас, проси больше, штук пять, – дразнился кто-то в ответ.
– Витек, не пускай этих козлов, а то билетов на всех не хватит.
Последняя фраза прозвучала как сигнал, людская очередь расстроилась, и уже возле дверей в кассу собралась большая толпа. Внутренний зал был забит до отказа: девчонки в белых туфельках и накрашенными губками, жались к стенке, уступая напористым молоденьким хулиганам с едва пробившимися усиками.
Витек Валеный с победным видом выскочил из толпы. Взмокший от пота, в измятой рубахе, он горделиво потрясал добытыми билетами, крепко держа их в руке.
«Борисенок», так пацаны между собой кликали Лешку, объяснил друзьям, что к вечеру всех черноулинских жиганов ожидает крутое разбирательство с красноулинскими. Сам Резаков созывает шпану и неоперившихся пацанов, придет он с близким корешем Мотей. Сходка состоится на Москве-реке на пятачке возле кафе, где собирается вся местная шпана, чтобы попить пиво, поесть воблу, да посудачить о жизни. Туда же приходили все жлобы и с Красной улицы. Соколов-Крыса никогда не ходил один в кафе, его всегда сопровождала толпа и не дай Бог ему появиться здесь с «малым войском», сразу скулы свернут набок.
По плану Резака и Моти вся подготовка должна проходить тихо: на соседних улицах расставят огольцов и, если что при подъезде милицейских машин дали знать остальной братве.
Резаков и Соколов, встретившись накануне, обсуждали условия драки: кастеты и свинчатки в сторону, хоть один достанет нож, того сразу без разговора в реку. Лидеры начнут жестоко драться и не важно, пойдет кровь или нет, затем обе стороны сойдутся в битве. Естественно, победителями будут считаться те, кто обратит неприятеля в бегство.
Соколов – здоровый парень и по возрасту старше Резакова, но Сергей прошел жизненную школу в лагерях и тюрьмах, где иногда приходилось отстаивать свои интересы кулаками, а то и заточкой[7]. Сцепившись в ожесточенной драке, лидеры прощупывали, кто окажется проворней и сильней. Соколов кружил, вылавливая удобный момент, чтобы конкретней врезать Резакову, но Сергей, закаленный в уличных боях, сразу раскусил тактику Крысы и ловко уворачиваясь от ударов, доводил противника до бешенства. И вот, Резаков ринулся в бой, Крыса отпрыгнул, но, не успев сгруппироваться, получил сильный пинок в бок. Пока он отвлекся на боль в ребрах и отплевывался кровью, Резаков с левой руки мгновенно нанес ему такой крученый удар в челюсть, что Крыса, теряя равновесие, зашатался. Следующий удар кулаком в печень свалил с ног здоровяка, и в тот же миг разразился звериный рев толпы, это черноулинские ринулись в атаку.
Со стороны для случайных прохожих и посетителей кафе все смотрелось ужасающим: парни махали кулаками, словно кувалдами, пинали тела ногами, а иные, рыча, впивался зубами противнику в ногу. Трое парней сшибли с ног неприятеля и добивали его ногами. Слышались визги, бешенные восклицания. Все слилось в монотонный шум, но изредка из разъяренной толпы доносились короткие фразы:
– Черные, отсекайте Крысу с его кодлой! Пацаны тесней, не давайте себя разъединить! Вон тому рыжему дайте дружней по мусалу, а то эта собака здорово машется.
– Толян, помогите, нашим каюк приходит, – просили Крысу о помощи.
[justify]Лешка Борисенок и его друзья, как было задумано с самого начала, сидели в кустах и когда драка была в полном разгаре, молодые пацаны выскочили из укрытия и остервенело набросилась на красноулинских. Дрогнули разобщенные кучки и, как только Резаков с разбитым до крови лицом добрался до главного костяка неприятеля, Соколов не выдержал и