Глубокой осенью Анне, наконец-то пришло долгожданное письмо, в котором Николай сообщил, что ему разрешили общее свидание, которое состоится через два месяца, то есть в январе. Анна места себе не находила, получив радостную весть. Она выскочила на улицу и покричала сына, но Алешка где-то пропадал с друзьями. Она обошла несколько бараков и, увидев друга Лешки – Витю Валёного, спросила:
– Витюша, ты моего, случаем не видел?
– Теть Ань, он пошел с пацанами к дворцу Горбунова, говорят, кино классное привезли, сегодня вечером покажут.
– Передай ему, если увидишь, письмо от отца пришло, пусть срочно бежит домой.
– Хорошо тетя Аня, передам.
Анна скопила деньги, теперь хватит на дорогу туда и обратно. Продуктов набрала побольше, хорошо сын с ней поедет, поможет с поклажей, передадут отцу передачку. Ехать нужно в далекую Сибирь. В последний момент начальство переиграло и вместо общего свидания, Николаю разрешили личное на целые сутки. Одно плохо, свидание будет проходить в вагончике, где днем семья окажется на виду у людей. Ну, да ладно, согласилась Анна, ей бы взглянуть в любимые глаза, обнять нежно, да прикоснуться к его губам.
Сын совсем не знает отцовской ласки, но по рассказам матери Алешка понимал, папка всегда его ждет и любит, хотя находится далеко от семьи. Папа у них самый лучший, как можно забыть его спокойный голос, ласку и заботу. Анна никогда не забудет, как муж, сильно простудившись, утром собрался на работу. С температурой, еле стоя на ногах, подался зимой по холоду. Денег в семье не было, даже не на что хлеб купить, занимала у соседей, а Коля гордый, не хотел в долг брать, не любил, вот и пошел больным на работу. Пришлось Анне к Резакову идти за помощью, он как услышал, так раздетый и бросился на улицу. Увидел друга Кольку, присевшего в сугробе, взвалил на себя и притащил домой. Потом ругал его, но мягко, по-дружески. Сергей ушел, а вечером принес две авоськи с продуктами и еще положил на стол деньги.
Анна тоже гордая, ей чужого не нужно.
– Сергей, за продукты большое спасибо, а деньги забери.
– Ты хочешь, чтобы он, как я, пошел воровать, чтобы прокормить вас, – Резаков указал на больного Николая и осуждающе продолжил, – деньги не пахнут, ты его сначала на ноги поставь, да мальчонку, как следует, накорми, потом будешь мне высказывать, нужны тебе ворованные деньги или нет.
Хлопнув в сердцах дверью, Сергей ушел. Могла ли Анна в тот момент возразить Резакову, когда в доме действительно было голодно, потому подумав, осталась благодарна Сергею за помощь.
На поезде ехали несколько суток. Вот и станция, на которой выходить, да еще пришлось ждать автобус, чтобы доехать до поселка, где Николая содержали в лагере. Вагончик для свиданий размещался между колючими заборами и, чтобы в него попасть, нужно под конвоем пройти вдоль запретной полосы. Если заключенный без разрешения выйдет из двери вагончика, то окажется под прицелом карабина часового. Вагончик был разделен на две половины, в одной проходили личные свидания, а в другой общие.
На счастье Анны и Лешки в этот день личное свидание полагалось только Николаю, так что они целые сутки могли наслаждаться долгожданной встречей. Внутри было натоплено, буржуйка в углу еще дышала жаром. Разложили вещи, выложили продукты, и стали ждать Николая. Лешка через зарешеченное окошко посмотрел в зону и увидел несколько деревянных бараков и так как на улице стоял сильный мороз, над трубами вился дымок. Основной лагерный люд находился на работе в объектовой зоне, где проводилась вырубка леса. Николай в этот значимый для него день был освобожден от работы.
За дверью послышался скрип снега и с клубами холодного пара в вагончик вошел арестант в ватной телогрейке и шапке-ушанке. Анна бросилась к мужу и, обхватив руками шею, прижалась к его груди. Затем слегка отстранилась, стала неистово целовать лицо. Николай ловил ее губы и, блуждая глазами по лицу, не мог наглядеться, затем подошел к сыну, ласково потрепал его по волосам и прижал к себе. Сын ощутил щетину на небритых отцовских щеках, когда холодные губы прижались к его лбу.
– Родной ты наш, похудел, осунулся, – Анна, поглаживая мужа по плечу, пригласила сесть за стол.
Алешка, еще стесняясь отца, все же заулыбался и, поддавшись настроению матери, весело сказал:
– Ничего, пап, мы тебя сейчас откормим, смотри, сколько мы еды привезли.
– Ты мой хороший, – произнес ласково Николай, – главное, что вы здесь, – и нежно притягивая сына к себе, добавил, – Алешенька, ты так сильно вырос.
Сын доверчиво взглянул на отца. Буквально несколько минут назад, папка, казавшийся ему таким далеким, чужим, смущенным и одиноким, вдруг стал родным и близким.
– Пап…
У Лешки не нашлось слов, непроизвольно защипало в глазах. Он прижался к отцу и, стыдясь выступивших слез, зарылся лицом в его куртку. Анна сидела и, утирая платочком глаза, молча, смотрела на мужа и сына. Она сейчас по-настоящему жила временем, отведенным на встречу. За этот момент, когда видела их вместе, Анна была готова отдать жизнь. У горячо любящей жены и матери при виде этой сцены из глубины души вырвалась волна избыточных чувств, она присоединилась к любимым и родным, нежно их обняв. Пусть всего лишь на сутки, но они были вместе, этот миг для нее был самым счастливым за последние годы, когда ее разлучили с мужем.
В вагончик ввалился офицер в овчинном полушубке и завязанной под подбородком шапке-ушанке.
– Ух, морозище-то какой, вот она, Сибирь-матушка. Ну, что, граждане, общаетесь?
Николай, как было положено, встал из-за стола перед проверяющим офицером.
– Да, гражданин начальник.
– Издалека родные пожаловали?
– Из Москвы.
Офицер взглянул на симпатичную женщину, на осужденного Борисова, затем на парнишку и что-то прикинув в уме, поманил его пальцем. Лешка поднялся с табурета и подошел ближе к офицеру.
– Малой, ты бы оделся. Пойдем, прогуляемся, пусть мамка с папкой пообщаются, а ты пока в караулке посидишь с моими солдатами.
Лешка взглянул на смущенных родителей, как бы спрашивая у них совета, но поняв в чем дело, суетливо засобирался.
– Борисов, за порог ни на шаг, часовой на посту, если пойдешь без сопровождения по тропе, откроет огонь, – предупредил офицер, – и чтобы никаких перекидов в зону не было, иначе прекращу свидание и пойдешь в изолятор.
Николай благодарно кивнул и офицер с Алешкой вышли из вагончика. Пока шли к караульному помещению по тропе нарядов, Лешка с удивлением разглядывал обстановку. Столбы с натянутой колючей проволокой, внутри самой зоны стоят бараки. Вот мимо охранников через ворота проехала подвода с грязной бочкой, наполненной отходами из столовой. Лошадью управлял пожилой мужчина, заключенный из хозобслуги. Быстро смеркалось. Вдруг к воротам с противоположной стороны зоны под конвоем солдат стали подходить заключенные. Начался съем с работы. Осужденные выстраивались по пять человек в шеренгу и солдаты тщательно их обыскивали с головы до ног, чтобы не пронесли в жилую зону запрещенные продукты или предметы. «Пятерка» из зеков проходила в превратную зону, за ними закрывали ворота и запускали в зону.
Алешка обратил внимание на некоторых заключенных, которые показывали пальцами на лошадь, проезжавшую мимо, и громко смеялись. Когда возничий натягивал поводья, лошадь обнажала зубы, на которых стояли большие коронки из тонкого металла. Отполированные фиксы блестели, отливая золотистым цветом. Зэки загоготали и, не сговариваясь, повернули головы на стоящего поодаль офицера. Стало понятно, почему они смеялись: когда офицер с массивной, отвисшей челюстью зачитывал осужденных по карточкам, Лешка увидел на его зубах золотые коронки.
– Вот твари! – возмутился офицер, догадавшись над чем надсмехаются зэки, – и, замахнувшись на возничего, заругался, – ах ты скот поганый, вздумал надо мной потешаться!
– Гражданин начальник, я не виноват, это не я поставил фиксы.
Офицер, сопровождавший Лешку, тоже рассмеялся и обратился к коллеге лейтенанту.
– Семеныч, а что, вроде похож…
Толпа заключенных разразилась смехом.
– Прекратить разговоры и смех, – скомандовал начальник конвоя и крикнул возничему, – уматывай отсюда быстрее и чтобы через пять минут снял, эти чертовы коронки.
Заключенных продолжали заводить в зону, но увидев не весть, откуда взявшегося мальчишку, они приветливо помахали ему руками, одетыми в рукавицы. Вдруг Лешка заметил, как из лесу прилетела большая черная ворона и села на ворота. Один из заключенных крикнул в зону.
– «Пятак», смотри, твой «Сынок» прилетел.
– Мужики, у кого есть краюха, дайте Сынку, я потом отдам, – попросил Пятак, стоявший за рядами колючей проволоки в жилой зоне. Заключенный достал из кармана телогрейки корочку хлеба и кинул на снег. Ворона, взмахнув крыльями, слетела с ворот и, ухватив клювом хлеб, вспорхнула и улетела в сторону леса.
– Что, весело у нас? – спросил Лешку улыбающийся офицер.
– Мне поначалу как-то страшновато было, но конь рассмешил. А что, этот Пятак ворону приручил?
– Здесь не то, что ворону, пауков приручают.
– Как это пауков? – удивился Лешка.
– Летом в изоляторе пока заключенные наказание отсиживают, от безделья мух ловят и пауков подкармливают, вот так и приучают. Постучит зэк пустой кружкой по полу, а паук тут, как тут – на обед прибежал.
– Здорово, как в цирке, – восторженно отозвался Леша.
– Еще хлеще бывает, – весело произнес офицер, запуская паренька в натопленное караульное помещение и оставив мальчишку с солдатами, забрал нескольких в наряд и поспешил менять постовых.
Лешка, от нечего делать, переговаривался со служащими, а когда немного обвыкся, стал рассказывать разные истории. Незаметно за разговорами прошло два часа, нужно было идти в вагончик, а то совсем стемнело. Пришел офицер со сменившимися караульными солдатами и увел Лешку к родителям.
[justify]Заканчивались сутки, отведенные на свидание, семья стала прощаться. Мама утирала слезы, а Алешка сидел и смотрел