проблемы у всей цепочки по принципу «домино». Итог виделся печальным: приближался период массовых неплатежей, отзыва лицензий, паники и неизбежно – увольнений.
Через неделю Максимова пригласил шеф.
- Вы понимаете, тут такое дело, - затянул он интуитивно ожидавшуюся песню, - Банк оказался в трудном положении, мы должны сократить фонд заработной платы, иначе не выстоим.
Максимов слегка воспрянул – значит, уменьшают зарплату, а это ещё не так страшно. Но радость оказалась преждевременной.
– Вот поэтому нам придётся с Вами расстаться. В принципе, Ваша работа не совсем отвечает профилю, затратная, так сказать, без прибыли. Подобные функции из Банка выводятся.
Максимов всё же позволил себе удивиться.
– Как же так, я прошёл испытательный срок, да и Вы сами говорили, что создаю неплохой имидж Банку.
– Срок здесь не при чём. Даже если бы Вы были на постоянной должности, работодатель может Вас уволить, а Вы – на контракте. Так что в течение двух месяцев у Вас есть возможность искать себе другое место. Заметьте, не две недели, как по Трудовому кодексу полагается, а два месяца – Банк идёт Вам навстречу.
– Вот спасибо, - съязвил Максимов, - век не забуду.
На том и расстались. После разговора ощущалось облегчение, появлялась какая-никакая ясность. Но судьбе было угодно совершить новый поворот, опять неожиданный. Буквально через день Максимова вновь вызвал начальник. Что ему ещё немётся, какие тут могут быть разговоры, думал он, открывая дверь в кабинет шефа.
Но тема нашлась. Где-то в неведомых, закрытых для простого люда кабинетах вдруг вспомнили о существовании их Банка, а главное – засидевшегося в коммерции Председателя. Знали его в кругах банковских как человека неспешного, надёжного руководителя, а потому должность ему предлагалась высокая. Из кризиса надо было как-то выбираться, снова вспомнили о человеческом факторе. Только в ином виде, не растиражированном очнувшимися от затянувшейся спячки глашатаями перемен, а на сей раз конкретно, с указанием на личность. Вот и достали, как чёртика из коробочки – мол смотрите, кто вернулся ! Решили сыграть на сохранившемся имидже опытного банкира, на чувстве ответственности, не растраченном в рыночной суматохе. Соответственно, менялась и вся схема банковской перестройки – увольняли теперь Виталия Арсентьевича, о чём и поведал шеф.
Поставили Максимова в известность и о совершенно неожиданно возникшей потребности в создании имиджа Банка, где от него вновь требовалось внести достойный вклад в дело поддержания на плаву финансового монстра. Отныне готовить те же материалы следовало на двух языках для привлечения клиентов, перспективных партнёров и так далее. Начинался передел рынка, при котором очень кстати оказывалось его знание английского. Только со временем получался полный цейтнот – здесь и так приходилось просиживать вечерами и выходными, а если ещё и переводом заняться, то когда всё делать. Видимо, прочитав отразившиеся на лице Максимова сомнения, шеф стал действовать на опережение.
– А я, как Вы думаете, когда работаю, как всё успеваю. У меня ведь и административные обязанности имеются. Так что аргумент не принимается, упритесь рогом, соберитесь.
Факт отсутствия у себя рога Максимов акцентировать не стал, только вздохнул.
– А как же с моим контрактом, - только и спросил он. – Продлевается ?
– Да, ещё на год, но с понижением коэффициента. Денег мы будем платить меньше, а работать придётся больше. Сами понимаете, Банк в тяжёлом положении.
Дальше Максимов слушать не стал. Всё происходившее уже давно его не удивляло, наступала какая-то отрешённость, тупели чувства, восприятие становилось искажённым – мир зазеркалья. Вывернутая логика всегда удивляла своей неожиданностью, кричащей несостоятельностью. Среагировать на очевидную бессмыслицу было трудно – она и так казалась очевидной, на что и делалась ставка.
Странно разворачивались и события на финансовых «площадках». Так, рубль вдруг начал расти и все воспрянули духом – сильна Россия, никакой дефолт её не возьмёт, но потом опять покатился вниз. Через какое-то время всё повторилось, поставив в недоумение большинство населения, но когда рубль выписал крендель в третий раз, многие испытали шок. Называлось это высокой волатильностью рынка, а резкие колебания курса связывались с позицией зарубежных вкладчиков, не желавших терять свои капиталы. Одним средства, вложенные в бумаги, вернули, в противоположность другим, которые решили судиться, но толку было чуть. В суде им быстро разъяснили, что законы в стране ещё новые, не устоявшиеся, развивающийся рынок, так сказать. А означало это, что подобные ситуации законодательно не регулируются, а зависят от честного слова партнёра, а потому и квалифицировали подобные контракты как сделки «пари», то есть просто спора… А спорами суд не занимается.
Несколько банков исчезло, потом вдруг появились новые, но с теми же сотрудниками. Приходившие по старым адресам клиенты с удивлением узнавали, что все их деньги пропали, а банк теперь другой, с новой вывеской, просто здание стоит на прежнем месте. И персонал тот же. Некоторые возмущались, другие падали в обморок (банкиры реагировали спокойно, со здравым цинизмом), третьи, плюнув на всё, уходили и даже уезжали за пределы необъятной родины – своего рода новая волна эмиграции.
Переживал и шеф.
- Понимаешь, - заявил он, - ведь любой мог утроить свои сбережения: колебания курса просчитывались легко, всё делалось под определённые сроки погашения бумаг, всего – три раза. И бежать в обменник не надо: только пиши по интранету вовремя заявления на конвертацию туда-сюда – и всё тут.
– Ну, а что же помешало ?
– Да заседали непрерывно, штаб создали, потом надо было помочь в переводе средств по некоторым особо важным счетам. Времени оставалось в обрез, даже контракт юристы не успевали прочитать – так и подписали. Поэтому ни к компьютеру подойти, ни «мыло» отправить («мылом» на внутрибанковском жаргоне называли по созвучию с английским электронную почту – своего рода снобизм наоборот).
Откровения шефа Максимова больше не подкупали, цену им знал хорошо, реагировать не собирался. Особенно после истории с Арсентьевичем, который долго пытался затянуть своё увольнение: сначала взял больничный, потом лёг в больницу с инфарктом. Кончилось тем, что пошёл ва-банк (что звучало как неуместная тавтология) и прямо намекнул про «зарплатную схему», которая могла и не понравиться неким органам. Тут шеф пошёл на попятную, заюлил, причём в присутствии Максимова, случайно оказавшегося в кабинете начальника.
– Виталий Арсентьевич, - неожиданно залебезил он. – Вы мне ничего плохого не сделали (дипломат, умеет, отметил Максимов), – ну зачем так ? А что касается Вашей зарплаты (голос твердел), то я бы предпочёл поставить вопрос по-другому: не получаете, а зарабатываете. Много Вы здесь наработали, как думаете ?
Дальше Максимов слушать не стал.
Начались увольнения – Банк сокращался. Но половина из намеченных жертв принесла какие-то справки, из которых следовало, что уволить их никак невозможно, ибо за ними - закон. Тем и закончилось.
Кризис потихоньку забывался, население начинало привыкать к новой жизни. Очереди понемногу исчезали, хотя смотреть на новые ценники в магазинах было не то что непривычно, а воспринималось как что-то нереальное, фантасмагорическое. Произошедший катаклизм представлялся дурной шуткой, о чём завтра объявят по всем каналам, а потом, извинившись, предложат забыть. Но никто по телевидению не выступал, не извинялся, не каялся. Даже благодарили высокое лицо, которое вновь заменили. Потом его наблюдали на отдыхе в другой части земного шара. Выглядело лицо хорошо, шутило, объясняло, что да как.
Существенных изменений так и не происходило. Выдержка, - говорил себе Максимов, - и только она. Но порой приходилось и поступаться – по мелочам, но всё же. Иначе было нельзя. Одним из таких камней преткновения были банковские вечера с постоянно приглашаемыми новыми музыкальными группами и попойки, к которым привыкнуть было сложно.
А пили в Банке постоянно, порой, что называется, «в ноль». У шефа это называлось «загрузиться не по-детски». Отказываться было не принято, следил. Правда на следующий день начальник обычно вызывал Максимова и доверительно спрашивал, как всё прошло и чем закончилось (сам он напивался так, что концовки не запоминал). Каким образом Максимов стал его фактотумом, тот и сам не понимал. Так сложилось. Начальник даже позволял рассказывать о своей несчастной личной жизни (жили они с женой порознь, но не разводились). «Скандалистка», - объяснил он. - «Вместе только отдыхать ездим».
Максимов опять не верил своим ушам, но в расспросы не лез, логики не искал, просто слушал. Потому также спокойно воспринял появление в их отделе новой сотрудницы, что было уже совсем непонятно после прошедшей волны увольнений. Звали сотрудницу Катериной, и что именно с ней будут связаны события неожиданные, предположить не мог никак.
***
Миловидная, небольшого роста, Катерина сразу располагала к себе благодаря своей общительности. Искусство общения было доведено ей до совершенства – никому не отдавая видимого предпочтения, она уделяла внимание всем в отделе таким образом, что казалось, беседует лично с каждым, индивидуально. Многие по неопытности воспринимали эту манеру за флирт либо даже начало романа, но потом быстро убеждались в своей ошибке.
Доверительно рассказав Максимову о своей прошлой жизни, она тут же предложила вместе пообедать, что не выглядело ни как панибратство, ни излишняя доверительность, за которой должен последовать новый этап. Да и фантазии такого свойства уже не приходили ему на ум – слишком много довелось увидеть служебных романов с их всегда одинаковыми концовками. Потому приглашение на день рождения, домой, воспринял спокойно и немало удивился, когда оказалось, что мужской контингент на вечеринке был представлен им одним, «от отдела». Вечер провёл, стараясь не замечать косые взгляды Катерины, пытавшейся скрыть свой очевидный интерес.
Поэтому на следующий день он было немало удивлён её холодным тоном и даже, как ему показалось, нарочитой отчуждённостью, немного задевавшей самолюбие. Максимову казалось, что весь отдел видит его смущение и с удовольствием отмечает явное чувство неловкости. Усмешки, взгляды – всё воспринималось на свой счёт.
«Спокойно, спокойно, - говорил он себе, нечего нервничать. Но всё же, улучшив момент, он спросил у Катерины:
– Я вчера что-то не так сказал ? Или сделал ?
– Да что Вы, - пропела Катя, - всё нормально. Я Вас очень уважаю, спасибо что пришли.
На том разговор и закончился. Но вечером Катя неожиданно сама подошла к Максимову.
– Проводите меня – вдруг предложила она, - заодно и поговорим.
Не стоит говорить, что вечера Максимов дождался с трудом.
– Всё-таки что случилось, - не удержался Максимов. – Я Вас обидел ?
– Какой Вы смешной, Виктор, - мило прощебетала Катя. – Мы с Вами просто друзья, и не надо воспринимать наш вчерашний вечер как какой-то аванс. Просто мне было приятно Ваше присутствие, вот и всё.
Весь их дальнейший разговор ни к чему не привёл. Катя
