Anthropos phago (киносценарий)

собственно, находится она в декретном отпуске. Но из управления позвонили и сказали, что ей хотят выплатить премию, за которой она должна явиться к 12.30. Раньше она не может – утром идет в поликлинику, после 14.00 тоже не может - кормит младенца, потом укладывает его спать, а когда он проснется, снова кормит, потом гуляет. А позже уже нам будет не до операции. Фанаты отправятся на свой стадион, их ждут спортивные баталии, а террористов на площади протеста станет намного больше. Днем они изволят ходить на работу.
Франк: - А зачем вообще нужна эта женщина с младенцем?
Грег: - Вот. Хороший вопрос. Теперь представьте себе. В 12.30 она оказалась в этом здании, а через мгновение туда вваливается толпа террористов. Их начинают уничтожать. Доходит очередь и до нее. Она недоумевает, пугается. У нее из рук вырывают ребенка и поливают горючей жидкостью. Женщина обезумела, она пытается сопротивляться, а главное… кричать! Она орет так, что разрываются барабанные перепонки. (кричит) Ее завывания слышны на многие километры. Вы представляете ужас тех, кто стоит на улице. Потом она бросается к окнам, зовет на помощь, снова кричит. А, главное - ее снимают на камеры. Потом эта картинка пройдет по всем телеканалам мира. Ее будут показывать много раз не один месяц. Понимаешь, Чарли?
Франк: - А что потом?
Грег: - Как, что? Вспышка зажигалки и маленький пожар в комнате на этом этаже. Представляешь, сколько еще люди будут помнить эти крики?... Теперь все! Можно считать, что операция закончена... Вопросы есть?
Франк: - Вы уничтожаете террористов, но женщина не была на той площади, за что ее сжигать?
Грег: -  Это некорректный вопрос, Чарли. Такими категориями ты не должен мыслить. Но я отвечу… Отвечу... Она сочувствующая, она жительница этого города, значит террористка. И ее ребенок тоже. Еще вопросы?
Франк: - Сколько в этом городе проживает граждан?
Грег: - Два миллиона.
Франк: - И все террористы?
Грег: - Да! Если они против демократического режима, а, значит, и прав граждан, все до единого.
Франк: - И дети?
Грег: - Конечно, даже те, которые еще не родились. Даже кошки и собаки. Абсолютно все!
Франк: - Этот эпизод будет транслироваться на многие страны мира. Что люди подумают о ваших патриотах, о справедливом гневе, о режиме, который вы поддерживаете? Согласитесь,  эта операция провальная!
Роджер Донован: - Каков! (смеется)
Грег: - Нет, Чарли. Не провальная. А скажем мы им то, что террористы сожгли себя сами. Самосожжение ради порочной идеи. Это они сожгли несчастную мамашу с грудным младенцем!
Франк: - Разве этому поверят?
Грег: - Именно этому и поверят. Вспомните: "Чем чудовищнее ложь, тем охотнее в неё поверят", - сказал один умный человек.
Франк: - Геббельс?
Грег: - Совершенно верно. Уж он-то знал толк в таких делах. А вы образованный человек, Чарли, я очень рад! Такие люди нам нужны.
Франк: - Спасибо… И все-таки я не верю.
Грег: - Скажу больше, Чарли, этот план уже не раз претворяли в жизнь в других регионах. Каков результат – спросите вы? Люди каждый раз требовали после подобных акций посадить в тюрьму выживших террористов. А вы говорите – не верится. Еще вопросы есть?
Франк: - Да! Последний вопрос, Грег. Кто сможет поднести спичку и поджечь младенца? Кем для этого нужно быть? Вы сказали, что там будет молодежь, просто молодежь.
Грег: - Это хороший вопрос, Чарли. Это правильный вопрос. Вы смотрите в корень. Вы правы – это сделать нелегко. Именно поэтому мы снабжаем наших патриотов транквилизаторами.
Франк: - Наркотики?
Грег: - Конечно. Мы же не звери, Чарли, мы думаем о наших партнерах. Попробуйте-ка такое сделать. Вы бы смогли? Я нет…

Грег устало опустился на стул. Было заметно, что он расстроен. По-видимому, он снова вспомнил о своем Тони.

Роджер Донован: - Спасибо, дружище! Еще раз прими мои соболезнования.

- 131 –

Они вышли из этого бокса, и пошли дальше по пластиковому лабиринту.

Роджер Донован: - Ранимая тонкая душа, умница, талант. Люблю этого парня. Работает четко, безотказно. Недавно он с точностью до секунды спланировал крушение пассажирского Аэробуса. Прошло безупречно. Комар носа не подточит.
Франк: - А кто этот Тони? Его сын?
Роджер Донован: - Хорек.
Франк: - Хорек?
Роджер Донован: - Да. Его любимый хорек. (тяжело вздохнул) Тот болел и все знали и видели, как Грег мучается. А теперь ужасный трагический конец… Жалко парня.
Франк: - Да, жалко.
Роджер Донован: - Ну как вам его отдел? Хотели бы там работать?
Франк: - Не уверен,… получится ли?
Роджер Донован: - Да, вы правы. Здесь нужен верный глаз и точный расчет, а главное, абсолютная вера в исключительность миссии нашего благородного дела. Демократия должна победить! Вы согласны?
Франк: - Конечно!
Роджер Донован: - Пойдемте дальше, Чарли.

И они продолжили преодолевать огромный лабиринт, поворачивая снова и снова, огибая пластиковые стены. Наконец подошли еще к одной двери.

Роджер Донован: - Сразу скажу - здесь работает удивительная женщина. Она одна заткнет за пояс множество мужчин, которые возьмутся за подобное. У нее особый нюх, чутье. Не каждому такое по плечу. Это один из наиболее ценных наших сотрудников... Сотрудниц. Ну, проходите.

- 132 –

Роджер толкнул прозрачную дверь. Франк заметил несколько человек, которые дружелюбно на него уставились.

Роджер Донован: - Прошу любить и жаловать! Чарльз Дойл!
Мадлен: - Ну, проходи, дружок!

Эти слова принадлежали женщине необъятных размеров лет пятидесяти. Остальные здесь были мужчины, и Франк понял, что Роджер только что говорил о ней. “Не каждому такое по плечу”, -  вспомнил он. А плечи у нее были такими, что сомневаться в ее способностях в голову не приходило.

Роджер Донован: - Мадлен! Введи нас в курс дела, расскажи, чем ты сейчас занимаешься.

Она прищурила глаза и с удовольствием посмотрела на Франка.

Мадлен: - Чарли – какое красивое имя… Чарлик… Хочешь печеньку?
- Печеньку?

На столе перед ней находилась вазочка, доверху наполненная сладостями.
Франк: - Нет, спасибо.
Мадлен: - Напрасно. Очень вкусно.

Она с нежностью пухлыми пальчиками поднесла ко рту угощение.

Роджер Донован: - Мадлен! Когда ты начнешь думать о себе? Прекрати сейчас же. Тебе нельзя.
Мадлен: - Можно! У меня вредная работа.
Роджер Донован: - Нет, нельзя! Убери это сейчас же.
Мадлен: - Достал!

Проворчала низким грудным голосом и отодвинула вазочку.

Роджер Донован: - Совсем убери, чтобы я ее не видел!
Мадлен: - Ну, Роджер, ну деспот, на себя посмотри!

Переставила ее на тумбочку. Напоминает обиженного бегемотика.

Мадлен: - Так, юноша, к делу! Что вам рассказать?
Роджер Донован: - Свою последнюю сказку, Мадлен.

Она встала и подошла к стене, где висела карта.

Мадлен: - Вот регион, Чарли, который мы кошмарим уже не один год.
Роджер Донован: - Говори на нормальном языке, дорогая. Не порть мне парня.
Мадлен: - Хорошо, вот регион, где мы проводим демократические преобразования и… гнобим этих уродов уже не один год.
Роджер Донован: - Бесполезно. (шепчет, улыбаясь)
Мадлен: - Что? (повернулась)
Роджер Донован: - Ничего, ничего продолжай.
Мадлен: - Сказку? Хорошо, будет вам сказка.

Задумалась, между делом потянулась к вазочке с печеньем, но отдернула руку.

Мадлен: - Когда я пятнадцать лет назад приехала в эту страну, моему взору предстал… Так хорошо?
Роджер Донован: - Хорошо, хорошо, продолжай. (смеется)
Мадлен: - …предстал провинциальный народец небольшой мирной страны, где слово война не слышали уже более чем полвека. По городам лениво ходили обыкновенные людишки, светило солнышко, пели птички. Вдали от городов на зеленых полях и холмах паслись коровки и молодые бычки. Стояли маленькие дома, покрытые каким-то д… чем-то покрытые. И я не знала, как подступиться и с чего начать.

Она автоматически выхватила печенье из вазочки и ловко забросила его в рот. Раздался хруст, но Роджер промолчал.

Мадлен: - Этим людям было совершенно наплевать на то, кто их сосед, какому он молится богу, какой он национальности, за какую голосует партию. Они не выходили на площади, не выступали, не сжигали полицейские машины, просто тупо себе жили и все. Короче, полный отстой. Я вернулась в агентство и начала думать. Зашла к нашим историкам и узнала, что в таком виде еще сто лет назад этой страны не существовало. Ее не было вообще. Многие века ее постоянно разделяли, дробили, долбали, потом собирали по частям, кому-то дарили, снова отбирали, и тогда я поняла  - национальный вопрос! Если одна часть населения поймет, что они люди Икс, а другие Игрек – станет веселее, жизнь станет намного лучше. Потом Икс нужно сказать, что все их беды от Игрек и станет еще веселее. Игреки молятся не тому богу, говорят не на том языке! Это из-за них страна живет в бедности и унижении! Пора поднимать национальный вопрос, вспомнить, что такое национальная гордость, идея! И понеслось!

Она снова в запале запихнула себе в рот какую-то ватрушку и с набитым ртом горячо продолжила, дирижируя пухлой рукой.

Мадлен: - Мы вложили хорошие деньги, написали их малолетним засранцам новые учебники, привезли им новое кино, дали очкарикам нужные книжки. Открыли массу фондов, послали волонтерами целую армию придурков в рясах, сектантов, прорицателей, целителей, колдунов и прочую хрень, дьявол их побери. Люди стали выходить на площади, начали протестовать. Прозревать! Наконец, сбросили своего тирана, а на его место поставили достойного человека, которого мы рекомендовали. Казалось бы все? Нет! Это было только начало!

Она снова и снова в сердцах засовывала растопыренную пятерню в вазочку, потом подносила ее ко рту, в запале продолжая говорить, а глаза ее горели.

Мадлен: - Бей Игреков! Они не любят своего президента, они снова хотят раздолбать на части страну. Хотят отделиться?! Тут и началось настоящее веселье, Чарли! Игреки террористы! Мочи Игреков! Бычки, что невинно паслись на полях с коровками вместе, в ужасе, оставляя за собой кучи навоза, бегут в леса! Почему? Потому что в них стреляют из градов и гаубиц. Иногда в гости залетают баллистические ракеты! Крыши, которые недавно были покрыты каким-то д… не важно, чем,… сдувает взрывной волной. Стены падают. Мамки с голозадыми выродками прячутся в подвалах. А по полям и холмам, покрытым зеленой травой, идут танки! А в небе, рядом с белыми тучками и аистами,… или фламинго… или хрен знает, что у них там водится,… летят самолеты. И бомбят. Мочи Игреков, мочи террористов! (кричит) Пора великую нацию поднять с колен! Пора уничтожить национального врага! Бей предателей, чтобы другим неповадно было, чтобы запомнили на века. Круши! Они должны забыть свой язык, должны молиться другим богам. Сноси их церкви, школы, заводы. Здесь будет пустыня…

Вдруг в пластиковую стену из соседнего бокса кто-то громко застучал.

Крики: - Мадлен! Можно немного тише! Ты здесь не одна!

Она замерла, выпучив глаза.

Мадлен: - Да, не одна… Не одна… Нас много… (остановилась, отдышалась)  Нет, не пустыня. Там просто должна постоянно идти война, и чем дальше, тем ожесточеннее. Эти люди и через столетие не должны о ней забыть … Все, устала, больше не могу, достала эта ерунда.

Смахнула остатки печений в мусорную корзину. Пауза.

Франк: - А зачем?
Мадлен: - Что, Чарли?
Франк: - Зачем эта война?
Мадлен: - А хрен ее знает - это их дела. (кивнула на Роджера, помолчала) Ты не представляешь,