ЛДК от внешнего мира, а всё безрезультатно. Слоняются по городу без дела, пьют вонючее дешёвое пойло, скандалят со своими подругами. Бездельничают. И не потому, что им лень работать, просто потому что у них нет родственников среди старожилов градообразующих заводов и их язык не подвешен на крепкой шёлковой верёвочке, как у Антона! А найти в городе работу, за которую платят реальные деньги, сейчас практически невозможно! Он, студент без имени и порток, стоит сейчас на мосту, гоняя по водному желобу позолоченные брёвна и в ус не дует. Через месяц можно будет не отказывать себе ни в чём! Ох, как не просто добиться этого в то время, когда новой липовой думой в стране каждый месяц, официально принимаются всё новые и новые «Законы джунглей»!
Антон оказался трудолюбивым и дисциплинированным работником, благо, стимулов к этому было хоть отбавляй. Дать пинка под зад (то есть, уволить) могли за любую мелочь, не говоря уже о серьёзных нарушениях. Когда двенадцать часов отдыха приходились на день, он часто проводил это время на косе – песчаной о́тмели за рекой. Коса представляла собой необорудованный пляж, в жаркие дни кишащий людским муравейником. На той стороне реки струились воды тёплого течения, берущих своё начало в Великом Пресном Озере Сибири, и привлекающие на свою сторону тысячи верных паломников. Между тем, сама огромная река была холодной, как арктический лёд и являлась объединённой водной субстанцией, состоящей из вливающихся в неё десятков холодных речек, стекающих с горных массивов. А потому, купаться на её холодной городской стороне, было леденящим душу занятием. В прямом смысле этого слова. Антон набирал сэндвичи и кока-колу в пакет с изображением полуголой дьяволицы и виски Джеймсон разлива 1780 года и отправлялся на пляж. Накупавшись до помутнения рассудка, он опускал голову в тень от редких кустов и предавался сладким снам. Вокруг него всегда роилось много знакомой молодёжи – без сомнения, Антон был всеобщим любимцем. Оригинальность его характера, харизма, как магнитом притягивали к нему пляжных нимф и, как следствие, скучать не приходилось.
- Шикарные кусты необорудованной пляжной косы – это поэзия, - философствовал он, приводя в восторг почитательниц пива, сигарет и умных нескучных мужчин.
Все понаслышке знали, что до выкатки Антон занимался строительством павильонов и мостовых из импортного немецкого кирпича в самом сердце и столице незабвенных Уральских гор. Когда что-то в его бизнесе пошло не так, он дал дёру от столичных распальцованных качков через всю страну – в Сибирь обетова́нную.
- Больше я на запад – ни ногой! – беззастенчиво лгал новый романтик, планируя про себя новый круиз по стране.
Однако прекрасных нимф больше интересовало не то, где он прежде «халтурил», а подробности его нынешнего финансового положения. Девчонки, звеня колокольчиками звонкого смеха, дивились, как это так можно – учиться и одновременно хорошо зарабатывать.
- Мой папа, - пояснял он, выйдя на свет из сумрака пляжных кустов, - Был вольным каменщиком и особой, приближённой к министерству культуры!
Перефразировка известного классика давала нужный эффект. Раздавался звонкий смех и данный вопрос считался предельно исчерпанным.
Когда поздней осенью, сильно похудевший, с обветренным лицом он прибыл на сессию, все дружно ахнули. И верно было от чего. Его обличье было трудно узнаваемо. То ли оттого, что последний раз его здесь созерцали в декабре прошлого года, то ли из-за дублёного непреходящего речного загара, покрывавшего возмужавшее лицо калымщика.
На этот раз его не пощадили. Он не был допущен к сессии, а впоследствии безжалостно изгнан из университета. Антон затаил обиду на корыстолюбивого ректора, допустившего беззаконие – ведь посещение лекций дело добровольное, главное это безупречная сдача сессий. Действия руководства он расценил как мошенничество с дальним прицелом. В октябре, когда он получил очередную получку на выкатке – девять тысяч рублей, сентябрьская депрессия показалась ему пылью, мелочью, недостойной внимания. Он чувствовал себя на целую голову выше своих сокурсников.
В декабре он закончил временную трудовую деятельность на заводе, ставшим воистину родным, сколотив за время работы состояние почти в пятьдесят тысяч рублей, которые были положены в банк под предельно высокий процент. Конечно, он мог с лёгкостью восстановиться на месте учёбы, но не стал этого делать. Он посчитал зазорным пополнять карман ректора Абрама Альфредовича Зиндельмана хотя бы одной гнутой копейкой, заработанной таким тяжким трудом. О потерянной учёбе он больше не сокрушался, считая себя самодостаточным, интеллектуальным и способным прокормить не только собственную персону.
Но его планы по поискам новых Клондайков опирались не только на мышечную силу и мозоли́стые ладони. Снова становиться вольным каменщиком он категорически зарёкся – слишком мало, по его новым меркам можно было заработать в этой трудовой сфере – всего лишь каких-то полторы тысячи в месяц! И это был фактический потолок. Но деньги, подобные тем, что на выкатке, в городе нигде нельзя было заработать. Сезон плывущих брёвен до июня следующего года был закончен, но не улёгся азарт в душе энергичного доллароискателя. Антон, с синтетическим блеском в глазах стал задумываться о других источниках благополучия…
Зима прошла в активной фазе фанатического увлечения философскими направлениями дзен-буддизма и практики дыхательной гимнастики ушу. На втором плане увлечений прочно обосновались «пиво, рок-эн-ролл и девушки». Литература в его мировоззрении занимала теперь заднее, хотя тоже далеко не последнее место. Став отныне более практиком, чем философом, он яростно отмёл ранее любимое увлечение оккультизмом и языческими сомнамбулами. Глупые эксперименты по введению себя в состояние изменённого сознания прекратились после фатальных неудач в этой сфере. Он делал над собой эксперименты, пытаясь вызвать искусственную кому при помощи химических средств. Лишь для того чтобы заглянуть за пределы нашего физического пространства. Ну не глупость ли это? Любопытство такого порядка обошлось слишком дорого. Однажды с трудом возвратившись в наш мир, он испытал сильный шок, сравнимый с сильнейшей черепно-мозговой травмой. Скорее всего, это было связано с недостаточным снабжением кислородом головного мозга во время путешествия в «иное измерение». А может быть, путешественник-любитель по тонкому эфиру увидел там, за пределами что-то, чего не видит и не знает ни один из нас, живущих в привычном трёхмерном пространстве? Проболев с неделю, он поклялся никогда более даже не вспоминать о существовании «грёбанных альтернативных наук», резко осудив их и назвав ложными. Закончилась экспериментальная истерия – маг не пытался больше узнать, кем он был в прошлой жизни и в чём заключается его предназначение. Теософия была низвергнута в пучину небытия.
На дружеском весеннем пикнике Антон толкнул гневную обличительную речь относительно оккультного «логоса». Под звуки аплодисментов и восторги осоловевших от пива и шашлыков товарищей, он торжественно погрузил книги с сумасбродными увещеваниями Блаватской, Рерих и Безант в пылающее лоно походного костра. Была с честью отслужена панихида с заунывным и многоголосым «о-мм». Который раз, выплывая из тьмы невежества, несостоявшийся прокурор стал топить лёд своего жизненного разочарования настольными книгами сочинений классиков криминальных и сатирических жанров…
5 глава
Козырев шаркающей неровной походкой ковылял домой. Сегодня он отработал свою последнюю смену. «Уволен по собственному желанию» – была сделана ещё одна запись в его трудовой книжке, которую уже давно можно было бы листать, как роман о трудовых свершениях. Но три недели в виде проклятой повинности – пресловутой «отработки» ему всё же пришлось отстоять, как с куста! И, похоже, что эти дни полетят в тартарары. В смысле оплаты, конечно. Посмотреть бы в глаза тому деятелю, что выдумал этот способ узаконенного рабства во время увольнения! Сегодня он получил лишь четверть расчётных, которые, по причине огромного количества не деноминированного бумажного лома просто «не лезли в карман»! По прошлогоднему царскому указу старые цены уменьшились ровно в тысячу раз, но обмен их на новые купюры ох, как мог затянуться! Часть расчёта Зигмунд выдал старыми деньгами, но ведь к этому никак не придерёшься! Страх потерять оставшиеся три четверти расчётных, был сильнее неприязни перед не разменяным мешком устаревших банкнот. Теперь полный расчёт можно вообще никогда не дождаться!
Народная примета нового времени. Смотри – если тебе дали хотя бы несколько копеек при расчёте – забудь об остальных деньгах. Можешь подавать в суд, умолять, угрожать, ползать на коленях – всё бесполезно. Разве только, если умрёт твой близкий родственник, тогда может и разжалобятся, частично отдадут на погребение. Время унижений! Будь он проклят этот рядовой самодур Зигмунд! Больше он в вашу школу ни ногой, гори она жёлтым пламенем! Пусть её гуманоиды унесут в бескрайний океан неба и порежут лазерами в лоскуты – он не заплачет. Поищите лучше теперь других идиотов. Да кто к вам пойдёт на такой оклад! Восемьдесят поганых рублей в месяц!
Ну да ладно, чёрт с ними, лучше возрадуйся, что за украденный на твоей смене компьютер высчитывать не стали, видимо, по причине абсурдности этой затеи. Ведь это чудо китайской техники стоит, наверное, две сотни его окладов! Хотя, кто его знает, чем ещё всё это закончится. Ему плевать на то, что будет потом. Сейчас он хочет отдыхать. Сейчас он придёт домой, достанет из холодильника бутылку «Жигулёвского», сядет за кухонный стол и вкусно поест. Ох, как хочется сейчас хорошо поесть! Не то что бы он был жутко голодным, просто страсть чревоугодия в последний год жизни подчинила себе большую часть его существа. После нескольких лет разгульной жизни, стараясь обрести прежние спортивную форму и здоровье, он несколько раз за год бросал пить и курить. Организм, свободно вздохнув после долгих лет алкогольной и никотиновой кабалы, словно изголодавшийся узник наркотического концлагеря вновь и вновь требовал новых крупных порций пищи. Уровень сахара чаще, чем положено поднимался в крови, вызывая раздражительность и фальшивый голод. Росла неосознанная тревога, а вместе с ней подрастал друг конца первой юности – такой небольшой и такой неприглядный живот. Подчас не выдерживая ужасов трезвой жизни, и панически боясь новых нервных срывов, он снова и снова «развязывался», забывая про данное себе обещание...
Теперь он стал свободным от работы человеком, и ему захотелось чего-то сиюминутно одурманивающего. Ну как тут всё это бросить! Да ещё это проклятое пиво стоит в холодильнике, такое холодное и такое свежее! Стоит и ждёт. Со сроком годности даже и не думающим ещё истекать! Так, так. Далее – сигарета, горячая ванна с хвойным порошком. Затем – спать. Ведь вечером в школе отдохнуть было некогда – в двенадцать часов к нему припёрлась вечная троица с девчонками и водкой, а расползлись они по домам только в три часа ночи…
