Ульяна Громова

дежурство пошли Стёпа Сафонов и Толя Орлов, увлечённо обсуждавшие что-то.
Девочки стали просить Улю прочесть «Демона», и она негромко и задушевно начала:

Тоской и трепетом полна,
Тамара часто у окна
Сидит в раздумье одиноком
И смотрит вдаль прилежным оком,
И целый день, вздыхая, ждёт…
Ей кто-то шепчет: он придёт!
Недаром сны её ласкали,
Недаром он являлся ей,
С глазами, полными печали,
И чудной нежностью речей.
Уж много дней она томится,
Сама не зная почему;
Святым захочет ли молиться —
А сердце молится ему;
Утомлена борьбой всегдашней,
Склонится ли на ложе сна:
Подушка жжёт, ей душно, страшно,
И вся, вскочив, дрожит она;
Пылают грудь её и плечи,
Нет сил дышать, туман в очах,
Объятья жадно ищут встречи,
Лобзанья тают на устах…

Все молча, восхищённо смотрели на Ульяну, а сидевший рядом Толя и Ваня Земнухов взирали на неё с особым трепетом и любовью.
А потом Сергей Левашов играл на гитаре, а Любка пела:

А ну-ка девушки! А ну, красавицы!
Пускай поёт о нас страна!
И звонкой песнею пускай прославятся
Среди героев наши имена!

После застолья все перешли в другую комнату, Серёжа и Вася Левашовы взяли принесённые с собой гитары и заиграли; к ним присоединился Толя Попов с мандолиной. Ребята закружились парами: Любка с Ваней Туркеничем, Олег с Ниной Иванцовой, Витя Третьякевич с Аней Соповой – удивительно красивой девушкой с большими косами...
Ульяна сидела на диване рядом с Ваней Земнуховым; они смотрели, как танцуют ребята, бабушка и тётушка Олега, а затем как-то незаметно разговорились. О том, к чему у обоих душа лежала с детства – о творчестве Пушкина и Лермонтова.
– Александр Сергеевич был кумиром моего детства, – сказал Ваня. – Помню, я пытался подражать ему, писал стихи, но они получались неважно... Мы с папой повесили портрет Пушкина над моей кроватью. И я собирал о нём все сведения, какие только мог – делал вырезки из газет и журналов, выписки из книг...
Уля внимательно, с едва заметной улыбкой смотрела на него: как же ей всё это было знакомо...
– А потом очень увлёкся творчеством Михаила Юрьевича, – говорил он. – И в последнее время собирал материал о его жизни и творчестве – хочу написать исследование о нём. Не знаю, получится ли...
– Конечно, получится, – ответила Уля. – Даже не сомневайся в этом.
Она с первой их встречи поняла, что Ваня неравнодушен к ней, а теперь её удивила вдруг раскрывшаяся красота его души.
Она взглянула на Толю, сидевшего в дальнем углу комнаты с братьями Левашовыми. Он поймал её взгляд и робко улыбнулся ей.
А неподалёку от Вани сидела влюблённая в него Клава Ковалёва. Она всё понимала и, хотя ей было немного больно, думала о том, какой прекрасной парой будут Ваня и Ульяна, ведь они достойны друг друга – у обоих такой необыкновенный ум и такая красивая душа!..
***
Пасмурным утром 7 ноября жители города увидели на зданиях развевающиеся красные флаги и тоже словно ощутили, что советская власть уже вернулась и врагам никогда уже не заслонить мирного неба над ними... Но голоса полицаев заставили их вздрогнуть. Гестаповцы, полицаи и жандармы в ярости метались по городу.
– Лестницу! Лестницу сюда! – кричал разъярённый Соликовский.
Когда приставили лестницу к зданию школы, он велел Подтынному:
– Лезь!
– Не могу, герр полицейский, – испуганно ответил тот.
– Это ещё почему?
– Там написано: «Заминировано».
– Лезь, тебе говорят, и стащи эту тряпку! Иначе пристрелю как собаку!
Подтынный, дрожа всем телом, медленно полез вверх, а толпа, перешёптываясь, внимательно следила за ним. Кое-как добравшись до чердака и заглянув внутрь, он едва не потерял сознание.
– Тут всё верёвкой опутано... Ох...
Тут появился гауптвахмистр Зонс, что-то сказал Соликовскому, и тот махнул рукой:
– Слезай!
...– Ура! Ура! Флаги красные! – кричала, вбегая в дом, племянница Ульяны Вера.
– Где? – спросила Уля.
– На шахте 1-бис!
– Да как же это... – удивилась Матрёна Савельевна.
– Ну и что здесь особенного, – пожала плечами Уля.
– Как – что? Да ведь убить могут немцы за это...
– У них руки коротки, – ответила Ульяна и, умывшись, принялась за чтение.
В обед из Ворошиловграда прибыли минёры и обезвредили мину. А в других местах, где были повешены флаги, ничего обнаружено не было, хотя и там были такие же надписи.


29. Освобождение военнопленных

На собрании штаба, состоявшемся вскоре после праздника, ребята узнали от Ивана Туркенича о казни его группой двух полицаев.
Накануне Вася Пирожок, Миша Григорьев и Вася Борисов сообщили ему, что обнаружили за парком возле шахты полузарытое тело человека, расстрелянного немцами. Опознав в нём одного из членов партии, начальника радиоузла, парни решили отомстить. Вечером, с наступлением темноты, они проникли в парк, спрятались, а когда рядом появились патрули, набросились на них, скрутили, заткнули им тряпкой рот и повесили полицаев на дереве, предварительно сделав виселицы из проволоки и ремней. На груди у повешенных оставили надписи, что такая же участь ждёт каждого полицая.
...На том же заседании штаба первомайцы получили от штаба новое задание – освободить советских военнопленных, находившихся на хуторе Волчанске.
Толя, Ульяна и Витя начали составлять план освобождения. Мальчики сообщили Уле, что барак, где сидят пленные солдаты, обнесён колючей проволокой и выставлено по одному сменному часовому, а охрана находится там же, на хуторе.
– Взять бы да снести часового гранатой... – задумчиво сказал Витя.
– Всё должно быть бесшумно, – покачала головой Ульяна.
– Да, здесь даже стрелять нельзя, – согласился Толя, – а то вся охрана сбежится... Надо взять Борю с собой – он сможет быстро вскрыть замок.
Ребята, глядя в план-карту хутора с обозначением расположения лагеря, долго обсуждали предстоящее задание, продумали всё до мелочей.
А вечером, как только стемнело, Толя с Витей, Володей Рогозиным и Борей Главаном подошли к бараку настолько близко, насколько смогли. У всех в руках были револьверы, Виктор держал ещё «финку», которой предполагалось убить часового, а Боря Главан – инструменты для вскрытия замка.
Укрывшись за рощей, они стали дожидаться смены караула. И поняли, что не получится бесшумно освободить пленных: послышалось несколько голосов немцев, и ребята поняли, что охрана не спит и что придётся драться с нею тоже.
Когда немцы появились на виду, ребята по команде Толи прицелились и открыли огонь из револьверов. Послышались крики; немцы ударились в панику. Двоих человек ребята убили, одного ранили, а остальные разбежались. Раненый немец стал стрелять из винтовки наугад, но Толя, подползя к нему, оглушил его ударом в лицо, а Витя всадил ему в горло «финку».
Володя Рогозин остался чуть поодаль – сторожить, а остальные сломали изгородь, подбежали к дверям барака, Боря сломал замок, и ребята открыли дверь. Послышались негромкие, приглушённые голоса.
– Товарищи, уходите лесом к реке, а дальше – вверх и вниз по берегу, – обратился Толя к людям. – Быстрее, быстрее...
Освобождённые пленники стали разбегаться, и слышались слова благодарности избавителям. Один из бежавших, высокий худой паренёк лет двадцати, остановился возле них.
– Ребята... постойте, не уходите...
Толя вгляделся в его лицо, и оно показалось ему знакомым.
– Вы ведь тоже из Краснодона... Я Вася Гуков, служил в артиллерии...
– Да, я помню тебя... – ответил Толя. – Пойдём с нами...
И они все вместе бросились уходить через лес. Отойдя подальше от хутора, они присели отдохнуть на берегу реки.
– Неужели я на свободе... – радостно говорил Вася. – Целых три года дома не был... Бежал из плена – да и тут поймали...
– Ничего, теперь больше не поймают, – сказал ему Толя.
И они молча стали смотреть на реку, катившую перед ними свои волны, и на бесчисленные звёзды на небе.
У всех теперь на душе было легко и спокойно.


30. «Наши уже близко...»

Радостным и памятным для молодогвардейцев был вечер 21 ноября. Все они по радиоприёмникам Олега Кошевого, Бориса Главана, Сергея Левашова, Стёпы Сафонова и других ребят услышали волнующее известие:
«На днях наши войска, расположенные на подступах Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. [...]
В ходе наступления наших войск полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизии противника. Нанесены большие потери семи пехотным, двум танковым и двум моторизованным дивизиям противника.
Захвачено за три дня боёв 13.000 пленных и 360 орудий.
Захвачено также много пулемётов, миномётов, винтовок, автомашин, большое количество складов с боеприпасами, вооружением и продовольствием. Трофеи подсчитываются.
Противник оставил на поле боя более 14.000 трупов солдат и офицеров.
[...]
Наступление наших войск продолжается».
***
В конце ноября Толя принёс домой радостную весть: советские войска взяли станицу Морозовскую, что была не так далеко от Краснодона.
А следом за ним пришла Уля, поздравила Таисию Прокофьевну и Лиду с этим событием и сказала:
– Наши уже близко. И мой брат Елисей вот-вот пролетит над родным домом.
После начала наступления советских войск под Сталинградом молодогвардейцы стали писать и распространять листовки, подробно сообщавшие о ходе наступления. Всего было более тридцати названий листовок, общим тиражом в пять тысяч экземпляров. Вот текст одной из таких листовок:

«Прочти и передай товарищу.
Товарищи краснодонцы!
Долгожданный час нашего освобождения от ярма гитлеровских бандитов приближается. Войсками Юго-Западного фронта линия обороны прорвана. Наши части 25 ноября, взяв станицу Морозовскую, продвинулись вперёд на 45 километров. Движение наших войск на запад стремительно продолжается. Немцы в панике бегут, бросая оружие. Враг, отступая, грабит население, забирая продовольствие и одежду.
Товарищи! Прячьте всё, что можно, дабы не досталось оно гитлеровским грабителям! Саботируйте приказы немецкого командования, не поддавайтесь лживой немецкой агитации. Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша освободительница Красная Армия! Да здравствует свободная Советская Родина!

Ш.П.О.»

Полицаи были в бешенстве, жандармерия требовала от них разыскать виновников. Но безуспешно. Весь ноябрь и декабрь молодогвардейцы извещали население о ходе наступления советских войск.


31. Думы о будущем

Словно предваряя самый важный и трудный этап борьбы с врагом, Ульяна внесла в записную книжку последнюю цитату:
«"Гораздо легче видеть, как умирают герои, чем слушать вопли о пощаде какого-нибудь жалкого труса". Дж. Лондон».
Ульяна шила платьице маленькой Гале и, поглядывая в окно на первый снег, думала о Толе и о Ване, который после 7 ноября приходил к ней два раза – обсудить дела организации, и беседы с которым стали затягиваться дольше обычного; кажется, они поняли бы друг друга и без слов...
Они были в её сознании словно два берега одной реки – эти двое непохожих друг на друга юношей. Толя был серьёзный, решительный, смелый, а Ваня – добрый, мягкий и с такой красивой душой! Каждый из них был по-своему хорош.
А ведь до освобождения от оккупантов было недалеко – советские войска уже начали общее наступление. «Скоро начнётся новая жизнь, – думала Ульяна, – и надо будет как-то жить дальше, несмотря на те раны, которые оставила в сердце эта