уж кому хорошо живётся, - позавидовала псам Ирина.
Она попрощалась, чмокнула Серафиму и пошла домой.
_
Послышались первые раскаты грома. Всё вокруг замерло. Птицы затихли, спрятавшись в укромных местах. Воздух начинал наэлектролизовываться. Окликнув Шнырю, Серафима побежала по просёлочной дороге. Несмотря на духоту и усиливающуюся влажность, она двигалась легко и свободно. Первые тяжёлые капли падали на грунтовку, образуя бурые точки и подняв крошечные облака пыли.
«Дождь – это хорошо! - рассуждала Серафима. – Он всё умоет, напоит, усилит рост всего зелёного царства. Природа вздохнёт ещё большей чистотой. Так радостно вокруг! Как хорошо, что я живу!»
Сзади раздался сигнал автомобиля. Девушка от неожиданности отскочила к обочине, проводила встревоженным взглядом объезжающую её машину и тут же заулыбалась.
- Привет! Садись скорее, а то совсем промокнешь, - Глеб распахнул дверцу.
- Здравствуй, - Серафима торопливо села рядом на пассажирское сидение. – Как ты здесь оказался?
- К Сергею приезжал. Думаю, раз время позволяет, доеду до тебя. Как мне кажется, очень даже кстати.
Дождь усиливался, проливая округу сплошным потоком. Глеб отключил работающий двигатель.
- Посидим, поговорим, или ты торопишься?
- Нет, что ты! Куда мне торопиться, когда крыша над головой оказалась?
- А Шныря где?
- Наверно, под ближайшей ёлкой скрывается. Его грозой не напугать. Не из боязливых. Как твои дела? Всё ли ладится? – Серафима привыкла к взгляду друга и больше не отводила глаз. Глеба это очень радовало.
- У меня всё в полном порядке. Ты лучше о себе расскажи. Всё-таки почти целую неделю не виделись.
- Пять дней.
- Вот я и говорю: почти неделю.
- Мы с дедом закончили посадочные работы в огороде, проведывали пасеку, ходили на заготовку сосновых почек. Сегодня в цех Ирина Шпилькина приходила. Помнишь, я о ней тебе рассказывала?
- Помню. Хохотушка и болтушка.
- Точно. Она в декрет вышла. У них с Егором скоро маленький родится. Оба волнуются, готовятся к этому событию, хлопочут. Егор на вторую работу устроился, чтобы денег хватало. Кроватку красивую купили. Он сам в город ездил и выбирал. Ремонт в комнате сделал. Старается парень. Молодец, правда?
- Настоящий мужчина так и поступает, - согласился Глеб. – Сейчас Егор в ответе не только за себя, но и за жену и ребёнка.
Он сидел, повернувшись к ней лицом, и любовался её профилем. «Серёжки красивые ей надо подарить»,- подумал он, разглядывая красивые ушки, в которые были вдеты золотые, но очень простенькие украшения.
Серафима рассказывала последние новости и смотрела на лобовое стекло, по которому рекой стекала дождевая вода.
- В видеозал привозят только боевики. Надоели как! Хотя бы изредка мелодрамы показывали, - делилась Серафима о наболевшем.
Парень улыбнулся на это милое негодование.
- В июле правление планирует провести очередную ярмарку на центральной усадьбе. Хотят побольше артистов пригласить, праздник поярче организовать. А ты не в курсе никаких подробностей? – елейным голоском спросила она.
- Нет, не в курсе, - усмехнулся Глеб.
Гроза уходила в сторону. Хмурое небо освобождалось от туч, и на горизонте появилась чистая голубая полоса. Машина мягко тронулась с места, объезжая ухабы и колеи. Из-под ближних елей выскочил Шныря, приостановился и встряхнул промокшую шкуру, поднимая фонтан мелких брызг.
- Как ты ходишь по такой дороге после дождя? Одна грязь!
- Летом даже нравится: я босиком шагаю, а туфли в руках несу, – ничуть не смутилась Серафима.
Глеб покачал головой.
- Ты зря так, - пустилась в объяснения девушка. – Босиком полезно ходить. Закалка. Кроме того, я давно заметила, когда без обуви идёшь по дороге или траве, в душе всегда покой царит, мир. Не замечал?
- Нет.
- А ты убедись! Вот останови машину, сними кроссовки, и давай пройдёмся по лугу.
Глеб снова притормозил у обочины.
- Давай убедимся.
Он снял обувь, носки, закатал джинсы, открыл дверцу и опустил ногу в жидкую грязь. Земля не удивление оказалась тёплой, и жижа приятно проникала между пальцев, обволакивая ступню. Парень захлопнул дверцу и подошёл к Серафиме, стоящей на самом краю обочины в молодой траве и рассматривающей последние тучки, которые торопились догнать ушедшую к горизонту грозу.
- Вот и дождь закончился. Пойдём, - и она махнула ему рукой.
Сима, не переставая разглядывать очищающееся небо, смело спустилась с дороги на луг. Глеб внимательно смотрел под ноги и старался не отставать от неё.
- Не бойся, Глеб, здесь нет ни железяк, ни ломаного стекла. Земля чистая. Я здесь часто хожу, знаю.
Шныря убежал обследовать дальние кусты и изредка оглядывался на хозяйку.
Серафима смело взяла Глеба за руку, и они прошли несколько метров. Сырая трава заботливо омывала их ноги. Многоголосие птиц услаждало слух.
- Ты чувствуешь, как затрепетала твоя душа от встречи с живым миром? – тихие слова Симы заставляли прислушаться к своим ощущениям. – Мелкие камушки, неровности, размягчённая дождём прошлогодняя трава приятно покалывают ноги. Это самый настоящий оздоровительный массаж! А теперь взгляни, какой воздух окутывает наши тела. Хочется собрать его в ладошки и подбросить высоко-высоко, чтобы нежными потоками обошёл он всю землю, наполняя каждый закуток своей живительной силой, чтобы люди вдыхали его и радовались.
Ребята подошли к раскидистому кусту бузины. Нежные листья слегка дрожали от скатывающихся по ним прозрачных капель.
Серафима приблизила лицо к ветке, внимательно рассматривая оставшуюся после грозы влагу. С листьев верхних ветвей сбежал крохотный ручеёк и ударился о преградивший свободное падение большой крепкий лист. Множество мелких брызг разлетелись в разные стороны.
- А ты пробовал на вкус дождевую воду с листка? Попробуй!
Девушка аккуратно слизнула скопившуюся кристально чистую воду с листочка, призывая последовать её примеру.
- Пойдём туда, - она указала на вековые мачтовые сосны. – Там мох очень мягкий, тебе приятно будет ступать.
Подойдя к гигантским деревьям, Серафима оглянулась на друга и поднесла к губам палец:
- Тише. Прислушайся.
Глеб напрягся, весь превращаясь в слух и пытаясь распознать что-то необычное или подозрительное.
- Слышишь, как по-другому зазвучали струны души вблизи этих сосен? Если там, на лугу у кустов они были похожи на стрёкот кузнечика и нежность, то здесь напоминают торжественный гимн, величание, защиту. А что чувствуешь ты?
Глеб молчал. Серафима, шедшая впереди, снова обернулась к нему и расстроено опустила руки под его взглядом.
- Ты тоже считаешь меня странной? – в её глазах поселилась грусть. – Я знаю, меня многие считают таковой. Знаю, что со мной не просто. Из-за взглядов на жизнь, которые выходят за общепринятые рамки, из-за мировоззрения. Но я, честно говоря, никак не могу понять, почему люди выбрали тяжёлый путь неприятия окружающего мира, его нелюбви. Гораздо проще, на мой взгляд, любить и принимать всех и вся как есть, не переделывая.
Глеб подошёл к ней и осторожно привлёк к себе.
- Серафимушка, солнышко моё, - тихо сказал он, прижимаясь щекой к черным прядям, - я не считаю тебя странной. Ты настоящая, живая. Твоё отношение к людям и природе правильное, естественное. Не бойся, девочка моя, я никогда не посмею обидеть тебя или посмеяться. Если только случится такое нечаянно, – Глеб нежно коснулся губами ушка подруги. – А взгляда моего ты не бойся… Я люблю тебя, кроха моя. Люблю всем сердцем. Очень скучаю по тебе, когда долго не вижу. Мир другим стал с твоим появлением.
Крепкие руки всё сильнее и сильнее обнимали Серафиму. Его губы накрыли её уста. Сладкий и долгий поцелуй передал всю нежность, любовь, заботу, какие испытывал Глеб к своей любимой.
Девушка, испив всю сладость первого поцелуя, ощутила себя раскрытой клеткой, из которой вылетали и вылетали красивые белые голуби. Бережное отношение Глеба сняло заслонку скованности и нерешительности, и Серафима потянулась к нему словно цветочек к солнышку. Он осыпал её лицо, шею, руки нежными прикосновениями губ, что-то ласково шептал ей, она улыбалась своей ослепительной улыбкой и иногда согласно кивала.
Сквозь трепетное облако нежности послышалось осторожное поскуливание Шныри. Он сидел рядом и смотрел на них, прижав уши и помахивая хвостом.
-6-
Сверкающий под июльским солнцем «Хамер» роскошно смотрелся на фоне густых зарослей акации крохотного московского переулочка. Олег Маркович в очередной раз взглянул на часы и неторопливо покинул уютную иномарку. В глубине двора располагался элитный боулинг-клуб с бильярдной, вокруг которого на лужайковой зоне были высажены декоративные кусты и разбито множество оригинальных клумб. С торцевых сторон здания находились две парковочные автостоянки. Бураков давно заметил машину Иосифа Илларионовича, но подниматься в зал раньше назначенного для встречи времени не спешил.
Сколько лет он знает Оську? Много. Почти с детства. Их отцы воевали в одной роте, защищая любимую Родину от немецких захватчиков. Удивительно, что даже после госпиталей судьба каждый раз сводила солдат вместе. День Победы товарищи встретили в Эберсвальде. Много было пережито ими за время войны, много путей-дорог пройдено, но по возвращении домой, и годы спустя чувствовалось, что какая-то тайна соединяет их незримой нитью. Илларион в чём-то зависел от Марка.
Марк жил тихо, работал начальником цеха на заводе, от которого получил двухкомнатную квартиру как ветеран и передовик производства, и с достоинством содержал семью на свою зарплату.
Илларион подался в милицию, чтобы продолжить борьбу с врагами страны – расхитителями государственной собственности. Орденоносец, он быстро делал карьеру. Сын Иосиф с детства мечтал быть постовым-регулировщиком и после школы пошёл по стопам отца. Олег же демонстрировал хозяйскую хватку и умение руководить и организовывать. Окончив лесопромышленный техникум, он оказался на деревообрабатывающей фабрике мастером. Всё было бы хорошо, если бы не одно тёмное пятнышко в кристально чистой автобиографии Олега.
Ему было семнадцать. Зимним вечером с закадычным другом Фадеем, прогуливаясь, от нечего делать решили заглянуть к старому знакомому Тимуру. Он окончил вечернюю школу и работал токарем. Тимка был старше ребят на четыре года, жил с престарелой бабкой в небольшой комнатушке огромной коммунальной квартиры.
Олег почему-то хорошо помнил, как он и Фадей осторожно пробирались по длинному и заставленному всяким хламом узкому коридору, по которому умудрялся проехать двухколесный велосипед «Школьник», сопровождаемый ватагой юных жильцов, с надеждой и завистью взиравших на гордого владельца железного коня.
Друзья постучали в обшарпанную дверь и зашли в комнату. Плохо прибранное жильё освещалось неяркой лампочкой без аббажюра, висящей на проволоке посередине потолка. В закутке за ширмой стоял грубо сколоченный лежак. На нём обычно почивала бабка. Перед окном с грязными занавесками занимал своё почётное место крепкий стол, на котором стояла нехитрая закуска и почти допитая бутылка водки.
Тимур радостно вскочил навстречу вошедшим ребятам и гостеприимно пригласил их к столу.
-
