пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно – смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?
Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, – в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.
– Ты это сможешь утащить? – нервно спросил комиссар Ё-моё.
– Смогу, – сказал я.
– А больше сможешь?
– Смогу, – беспечно кивнул я.
Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.
– Тогда погоди… – обрадовался комиссар Ё-моё.
Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.
– Пиросмани… – объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.
– Чего? – спросил я.
– Не чего, а кто, – поправил он. – Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.
– А… – сказал я. – Понятно. А это? – я показал на все остальное.
Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.
– Не волнуйся, половина твоя!
– Спасибо… – удивился я. – Очень щедро!
– А как же по иному! – воскликнул комиссар Ё-моё.
Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там – пуля в лоб и все дела
– Какие художники здесь обитают?
– Художники? – переспросил комиссар Ё-моё. – Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!
– А здесь? – я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.
– Осторожней! – воскликнул комиссар Ё-моё. – Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!
– Понял, – с дебильной покорностью сказал я. – Понял, что вы все продумали.
– Тогда готовься к перемещению! – одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.
– Куда? – удивился я.
– Как куда? Домой! Ё-моё!
– А ребята?
– С ребятами сложнее, – признался он и настороженно уставился на меня.
– Сейчас, – сказал я. – Сейчас… только сосредоточусь…
Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.
Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:
– Я говорю, поехали!
– Бе-е-е… – я решил идти до конца.
– Господи! Опять!.. – испугался комиссар Ё-моё.
Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.
– Хватит, – сказал он, вырывая у меня фляжку, – хватит, а то напьешься.
Напиться я не мог по определению – слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.
– Ну? – дернул меня комиссар Ё-моё. – В чем дела?
– Тяжело… – пожаловался я.
– А так? – он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.
– Так легче, – согласился я и снова напыжился.
Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.
– Ладно! – решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, – он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. – Всех денег не соберешь!
Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.
Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.
– Поехали! – топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. – Поехали!!! Ё-моё!!!
У меня снова ничего не получилось.
– Ты чего-то, не понимаешь! – с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.
– Не понимаю, – согласился я.
– Ладно, идем!
Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее – к карете с золочеными колесами.
– Ничего не трогай, а только смотри! – и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.
Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.
– Понял? – спросил комиссар Ё-моё.
– Нет, – признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.
– Это бомба! – сказал комиссар Ё-моё. – Я думал, что здесь алмазы.
– А разминировать можно? – спросил я.
– Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.
– Значит, бомбу привезли в карете, – понял я.
Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.
– Да! Да! Да! – закричал комиссар Ё-моё. – И осталось двадцать семь минут.
– Тогда надо двигать, – согласился я.
И мы переместились.
– Ты куда меня притащил?! – закричал комиссар Ё-моё. – Куда?!!
***
Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:
– Ну давай, сынок, давай!..
А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.
– Хозяин, можно я ему врежу?! – предложил юмон.
– Я тебе врежу! – пригрозил комиссар Ё-моё. – Он – наше единственное спасение.
– Ну и что, – возразил Сорок пятый. – Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!
– Пошел ты, придурок! – заорал комиссар Ё-моё. – Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!
– Слушаюсь, хозяин!
– Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай… – снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. – Ты наше единственное спасение!
Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.
– Я и сам понимаю, – покаялся я. – А у вас еще медиатор есть?
– Какой медиатор? Какой?! Последнюю дозу на вас извел, козлов, прости, господи. Ты же должен понимать… рванет так, что пепла не останется!!!
Я вежливо выслушал и ответил:
– Я понимаю, но что делать?
Он нервно почесал лысину.
– Может, тебе водки налить?!
– Налейте, – согласился я.
– И водки нет!
Он убежал за водкой, оставив нас наедине с ватной тишиной звездолета.
Сорок пятый заходил из угла в угол. Впервые я видел, что он нервничает. Даже цекулы не произвели на него такого впечатления.
Один Виктор Ханыков, ни о чем не подозревая, спал беспробудным сном.
– Слушай, – спросил юмон, – почему ты такой спокойный?
– Не знаю, – признался я. – Спокойный, и все.
И вдруг я понял – чертово альдабе! Где-то в подсознании крылась мысль, что со мной плохого не случится. Даже не так: вообще, ничего, абсолютно – пусть взорвутся хоть сто тысяч бомб.
– Это тебе не город, – назидательно сказал юмон, – рванет так, что мало не покажется. А у меня дочка!
– Ты женат? – удивился я.
До этого я не думал, что юмонам можно обзаводиться семьей.
– Семь лет… – вздохнул Сорок пятый.
– Сколько ты получишь от комиссарских щедрот? – спросил я.
– Ничего не получу, – ответил юмон.
– А проценты? – спросил я.
– Нет процентов… – простодушно ответил он.
– Почему? – удивился я.
– Потому что так сделан. Совесть, понимаешь ли.
– Иди ты! – не поверил я и отвернулся.
– Генетическая совесть, – уточнил юмон. – Ничего не могу с собой поделать. Начинаю деньги брать – совесть мучает, спать не могу, курить начинаю… на жену, пардон, не встает… ну и все такое…
– Ну ты даешь! – восхищенно признался я.
– Да, такие мы юмоны, – похвалил себя Сорок пятый.
– Что все-все? – спросил я.
– Ну все, но встречаются.
В этот момент в номер влетел комиссар Ё-моё с бутылкой в руках. Для быстроты дела, он ее уже откупорил.
– Пей! – приказал он.
– Я не могу без стакана, – отстранился я.
– Пей! Тоже мне, принц датский!
– Из горла не буду, – уперся я.
– Какая тебе разница!!!
– Я хочу получить удовольствие, – сказал я и добавил: – На последок.
– О, господи! – заорал комиссар Ё-моё. – Быстро найди ему стакан! – приказал он Сорок пятому юмону.
Юмон принес пластмассовый стаканчик для зубных щеток.
– Прополоскал? – спросил я, нюхая край.
– Ну а как же!
– Врешь, – убежденно сказал я и весело посмотрел на юмона.
– Вру… – так же весело признался он.
– Дай! – стиснув зубы, комиссар Ё-моё вырвал стаканчик у меня из рук и убежал в душ. – Теперь все нормально, – вернулся он и с нетерпением уставился на меня. – Давай!
Я стряхнул со стаканчика капли воды.
– А закуска?
– Закуски нет.
– Слушай, я так не могу. На пустой желудок. Нет, я водку люблю… но не до такой же степени, – признался я.
– Я тебя убью!!! – пришел в бешенство комиссар Ё-моё. – Пей, сволочь!!!
Я налил и выпил. Словно жаждущие чуда, они уставились на меня.
– Ну что?.. – осторожно спросил комиссар Ё-моё.
– Ничего… – сказал я. – Хорошая водка…
– Пей еще! – приказал он.
Я налил и выпил. Потом еще – налил и выпил.
– Стоп! – сказал комиссар Ё-моё, накрывая стаканчик. – Хватит, а то напьешься!
– Не напьюсь, – заверил я его.
– Почему?
– Не напьюсь, и все, – сказал я, забирая у него стаканчик. – Может, и вам налить?
– Пей, – терпеливо вздохнув, согласился комиссар Ё-моё.
Он решил действовать наверняка – слишком мало времени осталось. Я налил и сделал большой глоток. Они синхронно повторили мое глотательное движение. Я потянулся к бутылке.
– Нет, так дело не пойдет! – понял комиссар Ё-моё. – Ты просто напьешься и уснешь.
– Зато ничего не почувствую, – признался я и посмотрел на Виктора Ханыкова.
И все тоже на него посмотрели – ему можно было только позавидовать: он спал, как пожарник, раздувая щеки. Руки его покоились на животе.
– Я давно не сплю, – улыбаясь, открыл глаза Виктор Ханыков.
– Хочешь выпить? – спросил я и вопросительно посмотрел на комиссара Ё-моё.
– Хочу, – он сел на койке. – А в чем сыр бор?
– Ладно, пейте, – комиссар Ё-моё с беспокойством взглянул на часы. – Осталось десять минут.
– Подумаешь, – сказал Виктор Ханыков и сразу влил полбутылки себе в горло. – Жаль закуски нет, – намекнул он.
– Хорошо, сейчас принесу закуску, – терпеливо, как психиатр, сказал комиссар Ё-моё.
Похоже, он впал в тихое отчаяние.
– И еще чего-нибудь захватите, – попросил я, щелкнув по горлу.
Не знаю, услышал он мое пожелание или нет. Когда я оглянулся, то бутылка уже была пустой. Ее содержимое одним махом выдул Сорок пятый юмон.
– Ну ты даешь! – изумился я. – Юмоны же не пьют?!
– Не пили, – согласился он. – Ё-моё!
Мы смеялись долго-долго, до коликов в желудке. Даже юмон катался по полу, хотя с юмором у него, я уверен до сих пор, не все в порядке.
На этот раз комиссар Ё-моё вернулся быстрее прежнего. Он принес
