О-хо-хо-хохонюшки на чужой сторонушке, на чужой сторонушке рад своей воронушке..." - и вновь вернулась к рассказу о лагере. "Он спрашивает охранника - к чему вам это, зачем вы нас мучаете? - а тот хохочет: а затем, мол, чтоб вы все здесь поскорей передохли... Пули на вас жалко тратить! Так-то вот. А потом их американцы освободили. Бинокль ему подарили, джип научили водить."
"Американцы? Они же наши враги."
"Ну! Они тогда союзниками нашими были, тоже с немцами воевали. Он к американцам с тех пор хорошо относится - если бы не они... Как он в том плену выжил?! Ведь с сорок второго! Не иначе, Господь помог. У него отец - священник, но по-настоящему он в плену верующим стал. С немцем с одним договорился, с которым работал, тот ему Евангелие давал читать. Это книга такая Святая. А когда домой вернулся, то свои "органы" пытать начали - почему не застрелился? Мол, раз ты офицер, лейтенант, то почему не застрелился? Вот через что прошёл человек! Дочку-то Надей, поди, не просто так назвал. Только больная она у него с рождения получилась, астматик. Ну это когда человек может в любой момент умереть от нехватки воздуха. Видно, ослаб он тогда в лагере."
"А вот я бы оттуда сбежал!" - объявил недавний пират и тут же принялся про себя фантазировать, как бы он это дело здорово провернул. Наверное, напал бы сзади на охранника (дала себя знать опытность, почерпнутая в фильмах), стукнул бы камнем по голове, отобрал автомат и, отстреливаясь, бросился бы в лес, а там бы ушёл к партизанам. "О, Белла, чао! О, Белла, чао!"
"Не сомневаюсь. А вот он не смог."
"Ещё бы! - подумал самоуверенный Смыслов. - Неспортивные и лысые просто не могут хорошо драться, стрелять и убегать!"
"Не смог, - повторила мать. - Потому что он мученик. Мученик, а не герой."
"...как дядя Вася?.." - спросил Смыслов.
"Да, дядя Вася твой, он, безусловно, герой, и он наверняка бы что-нибудь... - согласилась было мать, улыбнувшись, но тут же поправилась. - Нет, дорогой! Начнём с того, что дядя Вася в плену бы не оказался - я это точно знаю."
"Это отчего ж так?"
"Оттого что он герой. Герой, а не мученик."
НАДЕНЬКА
Познакомился он с Наденькой довольно поздно. На него тогда вышла другая его родственница - Нина с Самары - большая путешественница, и соответственно, особа весьма лёгкая на подъём, внешне походившая на портрет Джорджа Вашингтона с американской купюры в один доллар (правда, с несколько удивлённым выражением лица, выдававшим пол, и без парика, а со своими волосами, крашеными в иссиня-чёрный цвет) - вот она-то их и свела. Точнее, они тогда вместе по весне нагрянули к Наденьке. А та их поджидала возле дома, на остановке. Седая, маленькая, нервная. В кожаной куртке и в шерстяных штанах со стрелками. Он долго оправдывался, что в далёком году не приехал на похороны дяди Андрея. "Я был совсем мальчишкой. Семнадцать лет. В такие года от горестей бежишь..." Наденька, казалось, его поняла, и простила, и продемонстрировала папины фотографии.
"Вот он с друзьями на Красной площади. До войны"
"Ой, какие нелепые одежды! А на этом молодом человеке пальто размера на четыре больше, чем нужно! - изумлялся он с лёгким смешком. - Или это не пальто? А плечи-то как подбиты! И роговые круглые очки! Я подобные исключительно в фильмах видел."
"Да... - несколько удивлённо соглашалась Наденька. - А вот это фото - из госпиталя."
"Это в войну снимали?"
"Да."
"Ещё до плена?"
"Возможно." - сказала Наденька, поводя неопределённо головой.
"Ой, а я смотрю - у него медаль прямо к пижаме приколота!.."
"Да, у него было ранение, и были награды..."
"Надо же! - а я не знал..."
"Он просто никогда их не надевал... А вот послевоенное. На Памире. Он и меня потом с собой в экспедиции таскал..."
"Ух, ты! Высоко забирался!.."
Проживала Наденька вместе со своей совсем дряхлой матерью на последнем этаже старой кирпичной пятиэтажки. Небольшая квартирка их была захламлена донельзя. Везде, куда ни кинешь взор, были расставлены шкафы и тумбочки, вдоль нешироких проходов пущены стенки из самодельных полок (поделки ещё дяди Андрея), а поверху сооружены были открытые антресоли, с которых то и дело постоянно что-то падало вниз - чуть не на головы и гостям, и хозяевам. Однажды что-то округлое под хозяйкин окрик: "Осторожней, Андрюшечка! Ой!" - благополучно спланировала и ему на голову, однако без последствий - он лишь посмеялся, и отдал подхваченную пустую кастрюльку Наденьке.
Бывала она и у них, но приходы её были редки и приготовлялись чуть не за месяцы. В большой комнате накрывался стол, Наденька точно в срок появлялась с гостинцами, все расцеловывались, рассаживались, и начиналась собственно встреча. Женщины часами толковали о родне, перебирая одни и те же воспоминания, и было заметно, что такое общение доставляет им обоюдную непритворную радость.
Как-то раз, уже собираясь отчалить, Наденька наткнулась в дверях на свалившуюся, как всегда, точно с неба, бабу Ж., которой Наденьку тут же и представили. Потом, разматывая в обратной последовательности клубок событий, мать Смыслова могла поклясться, что всё это случилось неспроста. Она припомнила, что проговорилась давеча сестре по телефону - сболтнула, что Наденька приедет к ним сегодня. И предложила и ей также зайти - из интереса, пообщаться - но баба Ж. жеманно отказалась. Но минули ночь, утро и день, и любопытство, как видно, взыграло и пересилило-таки вечерний отказ.
Баба Ж., отвесив впервые виденной родственнице машинально несколько лживо-слащавых комплиментов, с какой-то не сходящей липкой улыбочкой на беззубом старушечьем рту без паузы и безо всякого смущения поинтересовалась, отчего ж это Наденька в своё время не родила.
"Ведь это неправильно, не по-людски! - горячилась она. - Ведь женщине надо же иметь детей! Пусть и без мужа, да надо!"
Наденька зарделась, и срывающимся голосом попыталась объяснить, что так уж получилось, что она больная...
"Ну это всё глупости! - резанула баба Ж. - Можно было бы и излечиться..."
"Да нельзя же! - перебила бабу Ж. Наденька дрожащим голосом. - Это же астма... Это с дыханием связано..."
"Ну я, как врач, наверное, лучше знаю! - как нарочно, словно не замечая уже ставшее полностью пунцовым лицо Наденьки, продолжила расковыривать вопрос баба Ж. - Впрочем, могла бы и рискнуть. В крайнем случае, можно было бы взять на воспитание сиротку! А что? - сейчас это реально!"
"Так ведь мне-то как раз и не дадут! Не доверят по здоровью!" - вскричала Наденька, и ещё что-то хотела прибавить, но вдруг захватала ртом воздух и одновременно почти автоматическим движением потянулась рукой в карман за ингалятором.
"Ну ладно, ладно... - успокоительно пробормотала баба Ж., почувствовав сама, что пересаливает. - Эх, как же я вас люблю, хорошие вы мои! Прямо до душевных мук всех люблю!"
Тут Смыслов точно очнулся от кошмарного сна, и вышел вперёд, мягко оттеснив Наденьку от не на шутку раздухарившейся бабы Ж.
"Я провожу тебя." - сказал он Наденьке, и они вышли, а беспрестанно кланяющуюся и желающую уходящим всего наилучшего бабу Ж. он оставил на мать, которая давно привыкла ко всем выкрутасам сестры. Да и он все их знал назубок, и заранее предполагал, как баба Ж. будет искренне дивиться укорам и через слово переспрашивать: "И что такого особенного я ей сказала? Всего лишь совет дала от широты души своей, притом из самых благих побуждений! А она, вишь, раскраснелась да разобиделась! Что ж, думаешь - я не заметила? А! Семейка! - отец её был тем ещё чудиком, и эта такая же!" . "Почему - чудиком?!" - станет выпытывать мать, но на любое переченье у бабы Ж. будет заготовлен ответ. "Ну а как же? Ногу-то когда он подвернул на участке своём, к врачам ведь не обратился. Всё на Бога надеялся! А кость у него срослась тогда неправильно. Это я тебе как врач говорю! Так вот он потом до смерти ногу-то свою подволакивал, будто убогий какой! А обратился бы - и шагал бы себе, как свежий кавалер! Разве не чудик?" "Так он года через три помер после того, как подвернул, - опять не согласится с сестрою мать. - Так не всё ли равно: с неправильной ногой он помер, или с правильной? Ведь не из-за ноги же?" "А кто его знает... - протянет баба Ж. и цыкнет в раздумье. - Мы не знаем..."
По пути до метро Наденька жаловалась ему на безумие отечественной бюрократии, отчего ей приходится чуть не каждый год маяться в очередях, проходя унизительные медосмотры ради подтверждения инвалидности; а ещё жаловалась на свою мать: та иногда её совсем не узнаёт, спрашивает, кто она такая, и что делает в её доме эта "старая тётка".
"Эта она меня "старой тёткой" называет. Конечно, я не молода и далеко не красавица, но... Мне страшно. Просто страшно иногда становится... - бросала Наденька отрывистые фразы. - Кажется, что это не она, а я рехнулась. Ох, не дай Господь до такого дожить..." А он примерял наденькины слова на себя и на свою мать, которая, по счастью, была гораздо моложе матери Наденьки, и совсем не походила на выжившую из ума старуху.
Все знали (так как-то вышло, что все знали, однако воочию никто не наблюдал сам процесс), что Наденька берёт надомную работу. И не абы какую: что-то там собрать-разобрать! - нет, она занимается пайкой печатных плат. Когда мать Смыслова её об этом спросила напрямую, Наденька призналась: да, так и есть! Ей приносят всё необходимое: платы, элементы, схему, припой. А она должна расставить элементы на платах и всё запаять. Работа несложная, но требует много времени и усидчивости. И она ею дорожит.
"Сейчас ещё такие элементы мелкие пошли! - пожаловалась немного Наденька. - Величиной с бусинку. Или с рисовое зернышко. Такие, в общем, размеры. И ничего не написано там. Резисторы - их по цвету и по полоскам и пятнышкам только и определяют - сколько там Ом. И с конденсаторами, и с дросселями та же ерунда. Такая специфика... Называется микроминиатюризация. Тут важно не перепутать, и всё правильно расставить по местам..."
"Ох, Надюша, Надюша... Ты уж, пожалуйста, брось-ка своим паянием заниматься! - упрямо настаивала мать Смыслова, держа Наденьку за руки и смотря ей прямо в глаза. - Это ж дымы целыми днями, припой, кислота... Как же ты дышишь этой дрянью? Небось, у вас дым коромыслом стоит?.. Ведь тебе это вредно наверняка. Как же ж так можно!?. Здоровье-то губить?"
"Да оно у меня и так загублено..."
"А деньги хоть приличные платят?" - поинтересовалась мать Смыслова.
Наденька кисло усмехнулась: "Да какие! - копейки!"
"Ох, Наденька, Наденька.. Да разве ж вы и без этой чёртовой работы - на одни пенсии свои не проживёте? Много ли вам надо?"
"Да практически всё уже разрешилось... - кивая, уверяла собеседницу Наденька - чтобы та не беспокоилась за неё. - Уже, теть Люсь. У них эти платы, что я паяю сейчас, на чипы вот-вот заменят... - так что я им скоро больше не пригожусь."
"Ну вот и славно было б, коли так! - говорила мать Смыслова. - Хоть бы через это они от тебя отвязались..."
В тот раз он вызвал её на встречу, практически заставил, придумав дежурный предлог, потому как пара дисков с "песнями советских композиторов" -
