Так ты из мести, что ли, коньячок хозяйский на шмурдяк меняешь? – догадливо покивал головой Сергей.
– Дурак ты! – отмахнулся Яшка. – Я сливаю коньяк в плоскую десятилитровую канистру. Когда вода, в общем, подступит, может, решусь уйти. Суну канистру в рюкзак, трубочку в рот и пойду. Буду посасывать напиток и орать во все горло песни. И пофиг, что немелодично, зато от души!
– Возьмешь меня с собой! – потребовал Сергей.
– Нет! – твердо отрезал Яшка. – Теперь я передумал. А знаешь, почему?
«Запас выпил раньше, чем двинулся в поход?..»
– А потому, – менторским тоном продолжил Яшка, – что теперь от меня зависят жизни людей. Смешно, конечно. Потоп – он всех здесь смоет рано или поздно, но сейчас люди, можно сказать, счастливы. От них отказались все, а Яшка им рад. Яшка для них сделает все, что захочешь. Яшка наконец-то при деле. Пользу приносит. Людям помогает. Ты понял, к чему я речь веду?
«Ага! Сначала назвал себя «пустышкой», а потом объявил царем!»
– Понял! – ответил Сергей.
– Ни хрена ты не понял!– отрезал Яшка и отвернулся.
За чаем Яшка оттаял. Сергей осторожно поделился с ним умозаключениями по поводу вспышек талантов у многих людей, был жестоко осмеян и загружен другой версией событий.
– Сколько тебе лет? – прежде спросил Яшка, подозрительно прищурившись.
– Ну, двадцать семь, – грубо отозвался Сергей.
– Вроде нормально уже пожил, а баран бараном! – хмыкнул Яшка. – Потоп начался недавно. Люди какими были, такими и остались. В основном, не успели, понимаешь, вырасти в белых паладинов и мерзких монстров. Просто сейчас каждый остро чувствует биение жизни. Перед смертью не надышишься. И, само собой, ты, например, увидел таланты в стряпне Трынделки. Да она так все время готовит. Раньше даже лучше. Насчет Андрея тоже не думаю. Ведь ты говорил, что видел его ранние рисунки. Значит, он гением стал до потопа! Время убывает, ощущения обостряются, вот ты и пучишь глазки удивленно. Короче, ты поторопился с выводами, думается мне.
«Бит на всех фронтах», – констатировал Сергей и решил сменить тему.
– Как там новенькие расположились?
– Нормально! – отрезал Яшка, почесал затылок и резко вскинулся.
– Чего? – недоуменно спросил Сергей.
– Подожди, – пробормотал Яшка, – дай вспомнить. Значит, Хильда и Анна заняли пока две девичьи комнаты…
«Хильда! Хиль-да. Хи-ль-да. Хи-и-и-ль-да-а-а», – Сергей так и этак попробовал имя на вкус и остался доволен.
– …тощая, Александра, выбрала себе мальчуковую, рядом с той, где Андрей твой забаррикадировался…
«Забаррикадировался, значит. Стоило ожидать!»
– …Айгуль – самая мелкая, значит, – Хильда сказала, что Айгуль будет с ней жить, а та не захотела оставить теленка, и пошла с ним в сарай с сеном…
«Фух! Хоть от теленка избавился!» – с облегчением подумал Сергей.
– К чему это я? – Яшка явно что-то силился вспомнить. – Ага! Александра тихонечко смылась. Возле дома ее кто-то ждал…
«Чихать на всех ждущих. Мало, что ли, беженцев в округе… Пошла делиться информацией».
– Что еще? – Яшка ожесточенно потер виски.
«Для улучшения мыслительной деятельности ему не хватает спиртного. Как пить дать!»
– Блин… чертова голова, пустая… Айгуль, да, точно, Айгуль мне сказала, что их сюда привела какая-то местная, и она сказала, что банда Пиде… Педир…
– Пеннивайза, – упавшим голосом поправил Сергей.
– Точно, – обрадовался Яшка, подозрительно глянув на него. – Банда Пеннивайза осталась здесь. К чему бы это?
– Это к тому, что скоро нам всем капец! – убито произнес Сергей.
Больше он ничего не сказал. Пеннивайз явно охотился за ним. Дилемма была несложной: или уходить, или оставаться. Сергей внезапно разозлился. В любом случае Пеннивайз никого в живых не оставит. Значит, нужно оставаться. Против огромной банды – нонсенс! Или не такой уж огромной? Он вспомнил стрельбу в районе реки в первый день.
«А с другой стороны, куда бежать? Спасать свою жопу, наплевав на остальных? Но ведь он почти никого не знает! Разве это меняет дело? Снова бежать, оставив беззащитных людей на погибель?»
Сергей стряхнул остатки хмеля и принял решение. Дернув Яшку за футболку, спросил:
– Расскажи-ка мне, милок, сколько народа в поселке. Раздели их по половому признаку. А потом и по владению оружием! Не собьешься?
Ожидая ответа, он подозрительно сощурился. С кем встречалась новенькая, Александра? Кто из якобы местных рассказал о Пеннивайзе?
Повисла пауза. Яшка неуверенно пожевал губами и сказал просто:
– Не морочь мне голову. Пошли в поселок – сам все увидишь и посчитаешь.
***
Алина уже почти обследовала бедный на жилье и укрытия сектор, когда неожиданно вспомнила, что чуть дальше река делает изгиб и, при должной скорости и желании, туда можно успеть. Для бешеной сучки семь верст не крюк!
Желание было и возникло не спонтанно. Еще с ночи с ней происходило что-то странное. Раньше ей казалось, что переживать проблему лучше в одиночестве. Да, одиночество – подруга воплей и истерик. Значит, лекарство! Но сегодняшнее предательство Мытаря и встреча с рабынями как-то на нее подействовали… неправильно, что ли. Рабыни поделили между собой проблему, и потому нести ее стало легче. И даже ведя их в общину, она хотела поиздеваться, объединив овец с тупицами, а в итоге получалось, что теперь они вместе будут решать все общие и, несомненно, личные проблемы. Заведут между собой дружбу, возможно, возникнут романы. Будут объединяющие совместные трапезы, игры, развлечения, песни, болтовня, хвастовство, разговоры по душам… А она одна!
Алине жутко захотелось оказаться поближе к Агушину. Пусть их разделяет река. Пусть он окажется во многих километрах от этого речного изгиба. Пусть… Но Алине так захотелось. Она хихикнула.
«Вот и первая дурная блажь беременной…»
Река встретила зябкой прохладой, приглушенными всплесками и неясными шорохами. Алина забрела в тростник и мигом заблудилась. Ноги промокли, острые листья расцарапали руки. Едва не запаниковав, все-таки выбралась к выдающимся в реку дощатым мосткам, с которых удят рыбу, стащила босоножки и с облегчением уселась.
На том берегу было темно и пустынно. Поднялся ветер, и тростник тревожно зашумел. По реке время от времени проплывали непонятные темные предметы.
«Изгадили реку», – печально подумала Алина, сжавшись в комок и уткнувшись подбородком в колени.
Помечтать никак не получалось. Теплый образ Агушина все время что-нибудь заслоняло. Перед глазами вставали гадкие видения прошлого, а в голову лезли подозрения о не менее отвратительном будущем. Разочарованно вздохнув, Алина засобиралась домой. Прохладной речной водой промыла порезы на ногах, а зачерпывая ладошкой…
«Черт подери! Надо искупаться!»
Раздевшись догола, аккуратно сложила вещи, придавив браунингом. Улеглась на живот и осторожно сползла с мостков в воду. Опасения оказались излишними. Было мелко. Вода едва доходила до подмышек. Зато ноги тут же по щиколотку погрузились в вязкий ил. Морщась от отвращения, Алина решила поплавать. Сделав два неловких гребка, тут же вернулась обратно и спряталась под мостками.
В десятке метров от нее захрустел тростник, раздалось сдавленное ругательство, злобное шипение, всхлип, вздохи и что-то зашуршало.
«Лодка!» – сообразила Алина.
Как оказалось, лодок было несколько. Ого! Пять! В каждой было по три неясных силуэта. Показалось, что в одной сидит женщина с ребенком. Впрочем, Алина могла и ошибиться. Луна-то надежно отсиживалась за тучами.
Под мостками мерзко пахло и что-то раздутое ткнулось в бок.
«Пакет с мусором?»
Разглядеть что-либо вблизи было невозможно. Зато впереди явственно уплотнились тени стремительно несущихся к тому берегу лодок. Гребцы работали веслами бесшумно. Несколько секунд – и лодки пристали. Тростника там не было, зато пышные деревья клонились к воде, скрывая берег. Скрывая все.
– Переправа, переправа, берег левый, берег правый, – пробормотала Алина и начала выбираться из-под зловонных мостков, брезгливо толкнув на открытую воду мусорный пакет.
И напряглась, вся превратившись в слух. Похолодев, лихорадочно влезла на мостки и, не вытираясь, начала одеваться.
На том берегу стреляли. Бесшумно. И только слабые вскрики, стоны и шлепки тел о воду говорили о разыгравшейся трагедии.
«Не трагедии, – поправила себя. – Избиении!»
Она прекрасно знала, какой звук издает пуля, вылетая из глушителя. Очень характерный. Зря, что ли, в Интерполе задницу просиживала? Лихорадочно схватив браунинг, забегала по мосткам. И тут из-за туч выплыла луна.
Алина, не выдержав, завыла. Не на луну. На том берегу военные в масках сбрасывали в реку трупы. Да, там действительно были женщина и ребенок. Были! То, что показалось сначала безобразно раздутым мусорным пакетом, на самом деле, мать твою, было синим трупешником. И таких трупов, в том числе очень маленьких, по реке плыло множество. Слабое течение прибивало бездыханные тела к берегам и заносило в тростник. Концы в воду не прятались!
Алина, забыв обо всем, истошно завопила:
– Агушин, скотина! А как же «фильтрация» беженцев? Ты же, падла, сам говорил! Зачем детей-то трогать, угребок!
Военные на том берегу всполошились. За своими воплями Алина не расслышала «характерных звуков», и только по снесенным пулями метелкам тростника и «нехарактерному» треску мостков, сообразила, что по ней стреляют.
– Концы в воду прячете? Ах вы, ублюдки! Мало, сука, народа покосили! Мало, гондоны? Передайте этому пидору, Агушину, что он мудло нагулянное. Тварь лживая! Срать мне на него! А там, где рек нет, таможню, уроды, или границу устроили? За сколько убитых солдатикам отпуск даете? И куда?
Пули начали ложиться ближе. Алина, распалившись, бросилась, не разбирая дороги, через тростник.
«Всё! Романтике капец!»
Алина снова превратилась в сжатую пружину. В бесполого бойца. Задача – уничтожить Пеннивайза и Ноля. Об исполнении – доклад дьяволу. Тело – на прокорм рыбам. Точка.
«На что я надеялась?» – холодно подумала она.
***
Возвращаясь назад, Ноль для определения расстояния решил считать шаги. Все равно бензин надо будет экономить, а поэтому на штурм придется топать пешком.
К трехсотому шагу он понял, что жутко проголодался. Почти сутки без еды, да и Александра, сучка ненасытная, все соки выпила.
На восемьсот двадцать четвертом шаге встретил утро и наткнулся на одичавшую яблоню. Нарвав корявых, вязнущих на зубах, побитых серой паршой кислых фруктов, зашагал уже веселей.
На тысяча пятьсот сорок девятом шаге в яблоке нашел червяка и слопал его. Мясо ведь! Протеин, мать его! И едва не сбился со счета.
На две тысячи шестьсот первом шаге брезгливо выбросил оставшиеся яблоки. Червяки, как оказалось, проживали в каждом. Да и наелся уже.
А на три тысячи девятьсот тридцать втором шаге понял, что отравился. В животе вулканически забурлило, а зубы свело оскоминой. Плюнув вязкой слюной на подсчеты, Ноль побежал рысцой. Потом иноходью. А потом сорвался в галоп.
– Где-то километров шесть-восемь, – выдохнул он, подбегая к расположенному рядом с домом, вынужденно облюбованным отрядом, отхожему месту.
По дороге отпихнул Жабу. Стянув брюки, блаженно зажмурился. Фу-у-ух!
Жаба принялся расхаживать вокруг деревянного сооружения и время от времени его пинать. Извергнув первую лавину, Ноль облегченно заметил:
–
