приходил черт рогатый, прилетал дракон и говорящая устрица, слова становились снежинками, а откровения сыпались вперемешку с открытиями и удивительными умозаключениями как из рога изобилия.
Яшке приспичило сжечь вражьи мотоциклы. Гарри орал, что коктейлей Молотова достаточно, и требовал личного участия. Сергей возражал:
– Пусть будут. Вдруг кому пригодятся?
– Кому? – удивлялись собутыльники.
Сергей рассказал о планах военных и намекнул, что первое августа уже прошло, а значит – оставшиеся беженцы могут смело переправляться через реку.
Гарри, хоть и пьяный, не уловил логики между взорванными мостами, беженцами и мотоциклами. Сергей, как мог, объяснил. Теперь его не понял и Яшка. Дались им эти дурацкие мосты! Сергей вскипел и наговорил кучу нецензурных анекдотов.
Короче, нажрались.
Позже, с удивительными приключениями пробираясь к себе, перепутал двери и стал участником длительного мордобития посредством пощечин. Точнее, жертвой. Он вежливо выслушал и быстро забыл историю про какого-то мерзавца, поверившего какой-то прошмандовке вместо того, чтобы поговорить с ней.
Впрочем, агрессивно настроенная девушка с нерусским именем оказалась порядочным человеком и, тихо звезданув дверью, удалилась. Только заболело у Сергея не лицо, а сердце. С чего бы?
***
Алина чуточку изменила экипировку. Постоянно спадающие тапочки не годились. А вот калоши, найденные в сарае, где раньше держали свиней, прекрасно подходили для задуманного.
– Ну, Серега, ну, тупица, – смеялась она, расхаживая грязные резиновые изделия. – Ладно, хорошо, коли сумел организовать овец для обороны – то полутупица! Как ты мог пропустить столь очевидный след?! А я не пропустила! И скоро мы с зародышем навестим ползуна. Правда, зародыш? Может, это будет твой папка. Жаль, браунинг сперли.
Из-за отсутствия оружия она решила сделать пробную вылазку ночью. Благо, еще засветло прикинула направление. А ночью и с кочергой можно.
Глава 18. Финалист троеболья
Анна решительно взяла Андрея в оборот. Она окружила его такой плотной опекой, что тот потерял возможность бестолково шататься по округе. Впрочем, он и сам был не особенно против. Иногда, правда, ему в голову закрадывалась мысль, что опека уж больно похожа на сестринскую, но поделать ничего не мог.
Получив освобождение от земляных работ, Анна тут же безапелляционно запихнула его в душ, сунув свой гель. Больше вдыхая, чем используя по прямому назначению приятные ароматы, неизбалованный Андрей позволил себе грезы, к купанию не имеющие совершенно никакого отношения. Похороны похоронами, а молодость брала свое.
Потом Анна несказанно его удивила, подарив новую одежду. Оказывается, в тот визит за вещами она подумала и о нем. По-своему, естественно. Джинсы были великоваты и широки в поясе, но ремень и подкаченные штанины решили дело. Еще на выбор было три футболки и две рубашки. Андрей остановился на безразмерной темной футболке. Рельеф мышц, хоть и стал проглядывать, но это могло быть также игрой возбужденного воображения.
После душа был обед на летней кухне. Анна налила супа и начала готовить яичницу со шкварками. На правах раненой развалившись на кровати, Сеголетка загадочно хмыкала, глядя, как Анна одно за другим разбивает яйца на шипящую от жира сковороду.
– Ко-ко-ко! – наконец не выдержав, произнесла она.
– Ку-ку, – невозмутимо парировала Анна.
– Цыплятки – ай-ай-ай, – добавила в голос яду Сеголетка.
– Там и на цыпляток яиц хватит, – непонятно ответила Анна.
Андрей недоуменно крутил головой пытаясь сообразить, о чем речь. Вроде, не о нем. А если честно – хотелось!
После обеда девушка наказала ему идти спать. Три-четыре часика. А потом работать над картинами дальше. С учетом утреннего и дневного простоя. Андрей хотел сказать, что и не устал вовсе, но стушевался, случайно увидев на руках любимой мозоли. Сам же подобными украшениями обзавестись не удосужился. Обзывая себя слабаком, сопляком и тряпкой, улегся в постель.
Не выдержав и пяти минут, прекрасно слыша, как Сергей продолжает копать – и за него тоже, – он взвился на ноги и принялся выдавливать на палитру краски. Уронив мастихин, понял, отчего не стал предаваться праздности на самом деле. Чтобы не лезли в голову соблазнительные мысли о пакете с таблетками «экстази», конечно. Подумав о них, тут же скис. Точно как в тесте «Не думайте о слоне». А ведь Анна – он все еще редко решался называть ее Аннушкой или Анютой, – назвала его молодцом и настоящим героем. А ему хотелось поцеловать ее. Да, поцеловать! Но уж никак не таблеток! Картины нужно было закончить на остатках кокаинового топлива. Но мысли-то лезли.
Заметавшись по комнате, с силой захлопнул створки окна. Выковырял почти все пули из стен и порезал палец. Вид крови отрезвил. Она не должна пропадать, – спохватился, держа руку над палитрой. Совсем ты, гений, блин, талантливый, расклеился!
Работа, как всегда, захватила, и он, уже традиционно, пропустил появление Анны в комнате. Моментально вспотев, сделал вид, что не заметил ее присутствия. А сам лихорадочно попытался… Ну, хотя бы не выглядеть идиотом. Бесполезно. Анна сидела на его постели, поджав под себя ноги, и задумчиво разглядывала законченную картину. Восторги – да еще какие! – уже были. Неужели ищет изъяны? Андрей разволновался. Разбуженное Сергеем честолюбие сделало руку неверной. Он отложил кисть.
– Знаешь, – тихо произнесла девушка, – я ведь посещала изостудию.
Задавать вопросы типа «Ну и как?» смысла не было. Не тот у Анны был тон. Андрей сочувственно, но очень тихо вздохнул.
– Заодно я ходила на народные танцы, бальные танцы, плаванье, кружок кройки и шитья, в компьютерную академию, бизнес-школу по субботам и музыкальную школу по классу фортепиано по воскресеньям, – загибая пальцы, продолжила Анна, не отрываясь от картины.
Андрей поежился: «Нифига себе!»
– Вроде ничего не забыла, – озабоченно разжала кулаки.
– Куда ж тебя готовили? – потрясенно спросил он.
– К роли леди! – вскинула глаза Анна.
Андрей на некоторое время лишился дара речи.
– В школе, понятно, была отличницей и шла на золотую медаль. Активистка, спортсменка, победительница олимпиад, конкурсов красоты, королева бала…
В голосе девушки прорезались истеричные нотки. Андрей, не помня себя, бросился и сжал ее в объятиях. Сквозь хлынувшие слезы Анна начала рассказывать, запинаясь, свою историю.
– Папа – директор школы, мама – домохозяйка. Оба с сильной, яркой харизмой да еще помешанные на старой Англии. На Викторианской эпохе, если быть точной. Куча теток, бабушек и дедушек с обеих сторон были вынуждены потворствовать их заразительному помешательству. Ведь я была одной на всех.
Андрей кивнул. Кто бы сомневался!
– Правила поведения за столом, тонкости ведения беседы, мимика, «игра лицом» в разных жизненных ситуациях, скрупулезный отбор приятельниц – учти, не друзей и не самостоятельно, – для общения и много еще всего разного. Лепили леди с пеленок.
Андрей погладил ее волосы и задохнулся от жалости и счастья. В голове мелькнула мысль, что она посещала еще и курсы чтецов-декламаторов. О такой лаконичности и емкости рассказа он не мог даже мечтать.
– Мама заводила каждый год несколько гроссбухов. В первый она тщательно записывала блюда и калории, что я ела на завтрак, обед и ужин. Второй касался одежды и косметики. Третий – моих успехов. Туда она вклеивала мои табели успеваемости, переписывала из дневника восторженные высказывания учителей. Стены гостиной были увешаны моими грамотами. На полках громоздились призы. Была специальная крутящаяся штука для медалей. Чтобы не смешивались.
Все это Анна говорила Андрею в подмышку, не забывая щедро смачивать футболку слезами.
– Ни погулять на улице просто так, ни побегать – от полноты жизни, например. О том, чтобы съесть что-нибудь запрещенное или вне графика, вообще речи быть не могло. Встречаться с мальчиками – тоже…
Андрей напрягся.
– …все только по плану, по графику, по системе, по их воле, – изливала душу и слезы Анна. – И когда началась потопная паника…
«Ты взбунтовалась», – решил Андрей и, собрав всю храбрость в кулак, осторожно поцеловал ее ухо. Девушка не заметила или сделала вид, что не заметила отважного поступка.
– …я взбунтовалась. Там, в чужой стороне, – а я не сомневалась, что родня спасется и найдет хорошее место, – все продолжится. Только зачем?! Держали в клетке, не считаясь с моими желаниями. Птичка в неволе. Золотая клетка. Не хочу!!! Хочу сама все решать! – крикнула Анна, забившись в его руках.
– А зачем тебе это, леди? – Андрей задал давно волновавший вопрос.
– Чтобы сделать в будущем выгодную партию, естественно! – подняла заплаканное, но такое родное и милое лицо Анна.
Андрей с трудом догадался, о чем речь, и густо покраснел. Хороша партия! Художник без роду, племени, воспитания и сколько-нибудь выдающихся физических данных.
– И, кстати, я первое время пряталась в том же магазине, что и ты. «Все для художника», ведь верно?
Андрей удивленно кивнул. Первая связывающая их ниточка?
– Я там часто покупала себе альбомы и карандаши. Листала каталоги и чуточку завидовала. Несмотря на все достижения и грамоты с медалями, я толком никем не стала. Всего понемножку. В общем. И тут – ты! – выдохнула она.
Андрей, наоборот, шумно втянул воздух. Что я?!
Анна всмотрелась в его глаза и промолчала. Андрей от волнения не знал, куда себя деть. О чем она?
– А я ведь даже ни с кем еще никогда… – прошептала девушка, широко раскрыв затуманенные глаза.
Андрей решил, что сейчас взорвется. Я тоже никогда и ни с кем!!! Мне страшно! Я не умею. Не знаю. Я опозорюсь. Я…
– …не целовалась, – закончила она.
Андрей закрыл глаза, чтобы счастье в них случайно не обожгло любимую, и потянулся к ней. В голове забили молотки и задрожали руки. Она не отпрянула.
Слишком много в этот день произошло. И то, что было потом, в постели, стало реакцией на высвобождавшуюся пружину напряжения. Ведь оба они, считай, вычеркнули слово «будущее» из лексикона. Без сослагательного наклонения. Только настоящее. Только здесь и сейчас. Детство у обоих длилось по шестнадцать лет. На взрослость осталось совсем мало времени.
***
…Небольшая комната, в которой оказался Сергей, была полна часов всевозможнейших разновидностей и модификаций. Настенные, включая простые ходики и с кукушкой, напольные, в деревянных макинтошах и с круглыми улыбками, наручные, карманные, будильники. Не хватало башенных. Может, к счастью? Беспорядочно развешанные и лежащие, где попало, они тикали. Ходики – уютно, по-домашнему, напольные – солидно и четко, будильники – мертво и чуждо, наручные – тихо шурша по песку змейками, раскрытые крышки карманных «луковиц» испускали звуки, более похожие на возню озабоченных муравьев. Все вместе, звуки создавали могучую какофонию. На циферблатах стояло одно и то же время. Без восьми двенадцать. Мимо, издавая стон и дробя застывший воздух, пронесся маятник Фуко. Может быть, это было бы смешно, если бы не было так громко. И немного страшно…
– Ой, не надо стучать! – прошамкал он пересохшим ртом и попытался повернуться.
Это было большой ошибкой. Натруженное за день тело, основательно пролежавшее в одной позе, разгибаться решительно не желало. Боль
