разве что только создавшие грандиозный спектакль со всею своей будто бы и впрямь-таки до чего этак давно состоявшейся высадкой на Луну.
Гамма излучение нашлось бы еще тогда, чем действительно так вполне полноценно всячески же нейтрализовать.
А ведь на тех фото не только, что звезд совсем не было, но даже и изображение Земли было несколько меньшим, чем оно оказалось затем в самой вот настоящей и истинной действительности.
Россия никогда не стала бы изображать достижения для того, чтобы пожинать плоды мнимой славы.
И она вполне бы могла добиться самых реальных успехов, если бы, конечно, ей бы в этом нисколько никак вовсе не помешали.
Ну, а так все силы ушли на одни лишь совершенно бессмысленные внутренние войны, что запросто (в прошлом) могли бы еще перерасти в общемировой кризис всей жизни на этой, пока уж довольно-таки весьма и весьма благодатной земле.
433
И, кстати, надо вот сразу как есть до чего еще совсем уж нелицеприятно более чем разом заметить, что без европейских светлых мыслей на русской почве непременно, в конце концов, расцвели бы цветы той самой доподлинно чистой, да и экономически благостно плодовитой демократии.
Однако ведь всего этого действительно добиться безо всякого насилия и пролития людской крови было бы попросту уж вовсе-то истинно так невозможно.
Однако и близко совсем не обязательно должна была послужить всему тому главной первоосновой, та самая безумно доблестная сверхидея всеобщего равенства и братства после уничтожения всех тех вплоть до самого последнего карикатурно вычурных негодяев и лжецов.
И все это как есть, было бы именно так, причем как раз именно что, поскольку одной из наиболее первостепенных причин отмены крепостничества, собственно говоря, и стали те до чего только бесконечные, а главное, что и никак вовсе вот совсем непредсказуемые крестьянские бунты.
Причем сколь многого можно было добиться, на самой, что ни на есть исключительно так обыденной практике, да и во всецело как есть цивилизованном виде, причем именно что при помощи одних лишь тех никак непрекращающихся акций протеста и неиствующего духа многотысячных демонстраций.
И разве была в том хоть какая-то вполне настоящая общепролетарская надобность… а именно во всей той несусветно уж люто разом уничтожающей все то истинно человеческое кровавой бойне, и впрямь-то засасывающей народ в пучину самого безотрадного беззакония и торжества одного лишь тупого и во всем отныне весьма этак единолично правого физического насилия.
Ну а еще и сущего измывательства над всяческим здравым смыслом, а также и самой, так что ни на есть обыденной благою учтивостью.
434
А что уж так или иначе касаемо индивидуального террора, то вот он какой-либо вполне стоящей того общественной пользы, принести совершенно ведь явно попросту и не мог.
Зато весьма уж однозначно он лишь всецело вот узаконивал методы, что и принес с собой новый «пролетарско-царский» режим.
Причем, само то разве что лишь некогда затем сколь еще беспринципно так крамольное его возникновение, как-никак, а и вправду было чисто так заранее разом ведь обусловлено всем тем искусственно привитым на русской почве европейским либерализмом.
И это, собственно, как раз именно там, где ему и в помине было не место из-за вящей азиатской сущности российского государства, как и самого подавляющего большинства всех его граждан.
Человек и закон, в общеевропейском понимании действительно сколь благополучно разом увязаны промеж собой посредством книг.
Однако в России этакого никогда еще не бывало да и, пожалуй, что на ее земле ничего подобного в самое ближайшее время и близко так совсем уж никогда и не будет.
А потому и не надо бы до чего только обильно распускать всяческие розовые слюни по поводу прекрасных и благих идей всеобъемлющего гуманизма.
Раз, они и близко уж совсем так нисколько не смогут явно ведь оказаться столь доподлинно верной грядущей панацеей вполне окончательного исцеления всех тех многовековых общественных недугов.
И разве можно в том вообще сомневаться, что уж, будучи до чего весьма назойливо предложены всякому тому, как он есть более чем изначально варварскому общественному организму, огненно восторженные идеалы разве что лишь только и послужат самой так предметной первопричиной для весьма существенной последующей его деградации.
И кстати, все те ужасные гримасы судьбы, как в жизни отдельного человека, да так и в бытии всего какого-либо государства в целом никак невозможно будет распознать, посредством какой-либо художественной литературы, поскольку ее произведениям еще изначально была предначертана совсем иная судьба всеми теми едва ли, что столь, несомненно, блаженными ее авторами.
435
Книга никак не сможет во всем до конца сколь весьма ответственно послужить истинным постулатом морали в действиях человека в его обыденном, а потому и впрямь-то до чего реально совсем уж обывательском существовании.
Она может оказаться одним явным подспорьем, но совсем не учителем, раз тем кем-либо прекрасным слогом написанным строкам, была и впрямь предначертана та фактически бессмертная судьба, но при этом никак не могло быть им дано и свойственно, создавать вокруг себя совершенно иную, куда поболее величественную вездесуще ярко попросту немыслимо просветленную действительность…
Да и вообще, книги писались никак не затем, дабы заранее вот создать все те самые насущные предпосылки, к тому, дабы кому-либо довелось разом уж, затем до чего только наглядно так и предоставить вполне ведь определенные, исчерпывающие ответы на все этические вопросы каждодневного бытия.
Причем это так в том числе и из-за великой множественности вариаций одних и тех возможных событий.
Автор, попросту никак не сможет на своем личном опыте вполне полноценно же буквально-то все в этом мире разом изведать, дабы затем и подать именно что на блюдечке всю ту специфику каждой конкретной зачастую от всего того остального исключительно обособленной и чисто по-обывательски житейской ситуации.
Кроме того, жизни неизменно так свойственно весьма же существенно изменяться, и то, что ранее попросту не существовало, сегодня вполне однозначно становится самой обыденной частью поистине повседневно существующего общественного быта.
436
В принципе, хорошими книгами, любой человек действительно уж явно еще сможет на деле воспользоваться – только вот в качестве базовой теории морали, ну а все конкретные вещи ему следует в себя вбирать разве что лишь из той самой жизни, как таковой.
Поскольку сама как она есть житейская сущность существования, куда явно так значительно многообразнее и сложнее, чем это может быть отображено в каких-либо литературных произведениях.
Вот он весьма наглядный тому пример: человек предал свою родину, находясь в лагере для военнопленных, стал на службу к немцам.
Вроде бы речь тут идет о самом распоследнем негодяе, да и предателе всего своего народа.
Но это ведь может быть и нисколько не так!
Русский крестьянин, у которого «свои» уничтожили всех его родных и близких, встретил, в лагере военнопленных комиссара, который, некогда до чего нахраписто изрыгая при этом самую черную брань, нисколько же немилосердно раскулачивал его семью.
Вся кровь вскипела в нем, и если бы он не сдал его немцам, то уж запятнал бы он тогда себя самым явным предательством своих близких, за мученическую и безвинную кончину, которых он так и не отомстил.
А, сдав его, оставаться все тем же бесправным пленным это ведь верная смерть от рук своих бывших товарищей.
437
Автор вычитал эту историю в книге подполковника советской армии, которого освободили только в 1958 году, и вышла она, кстати, в городе Тель-Авиве.
И в подобном случае человека осуждать совершенно так явно вовсе нельзя!
Это за всякое мелкое или даже довольно большое зло, если все живы и здоровы, мстить уж нисколько так вовсе и не обязательно.
Ну а когда человек остался круглым сиротой и тот, кто был во всем этом виноват, действовал вполне взвешенно и осознано…
То вот именно тогда все это и будет совсем по-иному, собственно, уж и впрямь-таки более чем ужасающе выглядеть.
438
Во всех тех иных ситуациях всенепременно еще следовало бы все до чего хорошенько так обдумать, а вовсе-то не следовать драматическим героям книг, а в особенности тому самому чрезмерно ревнивому мавру – шекспировскому Отелло.
Так что, говоря о неких общих вещах, а не о чем-либо самом конкретном, фактическом уж всегда необходимо, пусть и скрепя сердце, явно так сходу признать, что в этой жизни бывает множество, как смягчающих, да и весьма же всецело отягощающих чью-либо вину, несомненно, так довольно существенных обстоятельств.
И книги никак не способны распутать все тенета хитросплетений этакой нашей действительно новой, урбанистической жизни.
439
Да в них запросто можно обнаружить глубоко посеянные в почву реальности семена вполне естественного житейского здравого смысла, да только в основном в одном лишь виде более чем вполне однозначных разумных объяснений существующих явлений, а не их глубочайший и самый так конкретный прагматический анализ.
Вот он тому пример из рассказа Чехова «Дома».
«Уж таков, вероятно, закон общежития: чем непонятнее зло, тем ожесточеннее и грубее борются с ним».
Понятно тут лишь одно следствие, ну а причина совершенно не разъяснена!
А между тем, у автора есть вполне готовый ответ на данный вопрос.
И дело тут именно в том, что общество все еще, в точности то же самое стадо, и оно попросту безоглядно как есть считай вот инстинктивно боится тех-то самых нежданных и негаданных перемен, что сколь запросто могут его привести ко всеобщей же последующей погибели.
440
Безусловно, в книгах отображаются абсолютно все проявления человека и талант писателя это не только благо, но и явная опасность в том самом пиковом случае, коли он балуется довольно плоскими мыслишками о некоем авральном и глобальном переустройстве всего того, так или иначе, неизменно из века в век полностью одинаково существующего бытия.
Причем, самым принципиальным образом все это, собственно, уж касается и всех тех других деятелей искусства.
А если и вправду всерьез заговорить о самой основной и исключительно конкретной задаче самой ведь эпохой, так или иначе поставленной пред художественной литературой, так это, прежде всего, умение развивать мышление, воображение и здравый смысл в чисто теоретической области морали и совести.
Учить же добру в самом практическом смысле способны одни лишь живые люди, да и то буквально все их усилия вполне может подтачивать вся та чьего-либо ребенка подчас и впрямь истово манящая и пленяющая уголовная романтика.
441
Ну а книги действительно могут несколько расширить внутренний мир человека, однако при этом они довольно слабо затрагивают все его сокровенно внутренние душевные качества, а в особенности безо всякого столь усердного и всестороннего влияния на его сознание, со стороны всех тех других весьма уважаемых им людей.
Мир, в котором живет человек, является той еще самой на редкость ведь самой уж до чего естественной его средой, и это именно она и обуславливает все чьи-либо
