вонючей (словно конский пот от желания выйти в люди) омерзительной пропагандой.
402
Идеологии, берущие свое чисто изначальное и несколько нездоровое начало от частичного или тем паче полностью полноценного отрицания христианства, как главенствующего вероучения, придали своим скороспелым идеям весьма явную форму сущей религиозности.
Ну а поскольку нынче у нас на дворе именно ведь эра самого как-никак новоявленного атеистического вероисповедания, то, как раз оттого и должен был явиться некий Спаситель, ну а также и явно должен был найтись и истинный Дьявол во плоти его же бывший товарищ по партии или, к примеру, те даже и безвинно, как всегда сразу за всех повинные евреи.
То есть дьявол это либо какой-нибудь один еврей или все они (чего там греха таить) сразу скопом, исключительно по одному своему расовому и общенациональному признаку.
403
Ну, а удивительно различные книги крайне так необычайно надо бы сказать и впрямь сколь еще идеалистического толка, до чего явственно сыграли в процессе формирования всех этих новых вероучений, самую что ни на есть естественную роль Библии в христианстве.
А впрочем, совсем уж безо всяческой в том какой-либо тени сомнения все уж доселе никак не вкратце вышеизложенное, несомненно, может кое-кому всецело показаться одной лишь сущей ересью, самым немыслимо скверным поклепом на все то наиболее святое, что только есть у человека – его душу и мысли.
Но, души тоже между тем бывают, самые разные, а как следствие этого – грязная, но творчески плодовитая душонка автора, на одной лишь гнили яростно накрапавшего нечто злое, однако далеко не всегда столь, несомненно, убогое и бездарное…
И уж явно будет оно именно тем, что никак небезосновательно вполне еще сумеет вконец всесильно и впрямь до конца отравить мозг читателя ядом сущей ненависти, причем, в том числе и по отношению к самому-то себе.
404
И та большая и во всем как есть полноценно же чистая и светлая любовь к авторам, безо всякого остатка поделившимся с нами своим необычайным божественным огнем, – это ведь нечто в корне иное, нежели чем безмерное обожание книг вообще.
А тем более, если нечто подобное и впрямь-таки совсем неправомерно происходит именно на основе одной той чисто воображаемой их сущности, то есть совсем не иначе, а истинно первозданной их данности, небесно подсвечивающей собой все живое и мертвое во всем этом весьма разноликом мире.
А между тем, даже и имя автора, выведенное крупными буквами на обложке со вполне справедливо принадлежащим ему золоченым теснением, буквально всеобщего же признания, никак не является тем еще на редкость безупречным предначертанием вовсе уж незыблемого величия всего того, что явно переполняет все его строчки…
…не столь уж оно всецело однородно и вполне явно уж равноценно, хотя и на редкость безудержно, что ни на есть одинаково оно окрыленно по-вселенски великим и чудодейственным вдохновением.
В самое разное время, причем каждый раз при несколько ином душевном настрое, рождаются мысли и чувства и близко так неоднозначного толка, а потому большая книга явление, пожалуй, никак не единообразное по всему своему разве что с виду ярко и нарядно светящемуся дивным светом добра истинно благочестивому содержанию.
405
Ну, а из всего того многозначительно следует, что явно уж будет потребно сделать вполне вдумчивый анализ книги, а не столь блаженно и до чего бездумно и беззастенчиво заглатывать целиком и полностью все то, что было запечатлено гением литературы на ее бесконечное количество раз вслед затем внимательно перечитываемых страницах.
Буквально у каждого писателя всегда есть свои взлеты, а также самые уж неизбежные падения, а потому и рассматривать все его творчество, словно бы одно единое целое абсолютно ведь ни для кого явно уж недозволительная, да и более чем трагичная ошибка.
И даже и в той одной во многом на редкость судьбоносно великой книге, пусть и написанной гигантом мысли, далеко не все его рассуждения действительно стоят к себе хоть сколько-то одинакового восторженного отношения.
Гений – он тоже никак не более, нежели чем самый обычный человек, и, как и всем остальным людям, ему было свойственно порою ошибаться, а смотреть на окружающий мир он мог разве что глазами своей собственной давно на наш сегодняшний день явно так уж минувшей эпохи.
406
Чувства в целом пламенно неизменны, ну а простой мир самых обыденных вещей беспрестанно преображается, переходя в чем-либо одном от всего того крайне примитивного к более сложному, ну а в чем-либо ином совершенно наоборот, он от всего трудного массивной пятой технического прогресса, постепенно смещается к чему-то значительно поболее явственно легкому.
И ведь все те существенные видоизменения и близко неподвластны сознанию людей, навсегда и навеки ушедших от нас в мир иной.
Причем, их духовное величие и истинная гениальность не имеют тут ровным счетом совсем никакого, хоть сколько-нибудь и впрямь решающего значения.
Тот образ мысли и поведения, что всецело соответствовал духу времени 19 столетия, уже в 20-ом веке, полностью преуспел довольно-таки порядочно устареть, стать во многом безнадежно архаичным, нисколько более отныне и близко не отображающим, новые людские чаяния и веяния.
И это так поскольку до чего многое из того, что в прошлом, было, полностью вот окаменело незыблемым, ныне было подвергнуто прямому или косвенному сомнению.
Ранее подлинность фактов так или иначе связанных с религией была чисто аксиоматической, и человек в чем-либо усомнившийся явно рисковал, даже если и времена, когда его могли сжечь на костре - давно ныне уже миновали.
А тут явно наступила эпоха бесконтрольного вольнодумства, к которому слишком многое горячие умы попросту оказались никак явно уж совсем не готовы.
И вот как раз потому во сколь многие светлые головы тогда и полезла всякая чертовщина лучше всего выражаемое в том самом общеизвестном большевистском лозунге "все долой".
Люди определенного плана вообще подчас не могут продумывать свои далекие шаги им надо, чтобы мир изменился прямо сейчас и все тут!
Они бросают и бросают пламенные взгляды, словно же Зевс молнии, так и метя при этом в тот еще весь нынешний и сегодняшний никак ни с какой стороны их вовсе совсем не устраивающий миропорядок.
И вот будто бы - это именно в нем и заключено все социальное зло на том сколь совсем невероятно широком белом свете…
407
И главное во многом эти вещи были связаны именно с темными тенями великих писателей и философов.
Причем кроме их прямой вины было еще и то всеобщее слепое преклонение, когда буквально каждое сказанное кумиром слово воспринималось как откровение, данное всем нам с небес.
А ведь любой гений может сколь откровенно ошибаться, да и почти злонамеренно сыпать соль на раны вполне истово родного ему общества.
Правда, судя по его возвышенному сусальному облику этого, конечно, некогда так совсем и не скажешь.
Однако коли речь пойдет о самом, так что ни на есть приземленном облике писателя, то тут он может оказаться совсем иным и то, что он по временам пишет, может быть искривлено его никак так не всегда праведной житейской сущностью.
Вот, к примеру, Лев Толстой истинный гений высшей словесности, но это только в литературе…
Поскольку в самой гуще повседневной жизни ему до чего неизменно и впрямь было суждено всегда оставаться одним лишь блудливым котом, подлинным сыном своего века, во всех тех бескрайне различных его ипостасях.
Ну а, в конце концов, всласть насладившись плотским грехом с чужими женами, он и был совсем неспроста явно готов для самого так себя и решить, что в будущем этот блудный грех надо будет, как можно поболее всерьез извести.
Да и заодно никак не иначе, а попросту раз и навсегда.
И сколь сладкоречиво и медово, Лев Толстой беспрестанно вещает о старом, вечном и добром, словно как о чем-либо ему и впрямь бесконечно родном, живо желая напомнить всему этому полигамному миру о том, что никак нельзя забывать об исключительно великой значимости всенепременного сохранения священных, семейных уз.
408
А между тем, всякие те былые времена вполне полноправно имеют свойство сколь постепенно, а явно претерпевать исключительно значимые и весомые изменения.
Ну, а посему и становятся затем ветошью не одни те всякие, казалось бы, именно что от века неизменные раз и навсегда будто бы и впрямь-то как есть совсем незыблемые принципы жизни, но и сам подход ко всему же нашему существованию в целом, собственно, как-никак вообще.
«Анна Каренина», к примеру, ныне более не вызывает всех тех крайне противоречивых чувств, коие некогда она воспламеняла в душах людей, живших весьма давно в том еще самом до чего незапамятном 19 столетии.
Автор имеет в виду, не дай Бог, не чувства матери, лишенной возможности видеть свое дитя, а разве что уж само как оно ныне есть представление о том, чего это именно такое прелюбодеяние вообще.
В 20-ом веке оно раз и навсегда перестало быть сущим святотатством супротив всех основных моральных устоев общества, а осталось оно одним лишь, собственно, тем, что и вправду имеет все ключевые элементы чьей-либо личной и крайне тяжелой трагедии, однако уж отныне никак и не более.
Эта перемена ни в чем не умаляет художественных достоинств данной великой книги.
В плане духовного и чувственного восприятия ровным счетом ничего существенного, ни в едином глазу и близко уж явно ничего этак вовсе не переменилось.
Однако те самые на редкость ощутимые и весьма существенные перемены нравов достаточно вот глубоко и сильно затрагивают, в том числе и ту сколь бескрыло существующую чисто так житейскую обиходность.
В век дальних космических полетов и вполне во всем явственно соответствующих им скоростей все, то чисто ее прежнее и впрямь-таки ранее совсем ведь неспешное течение нынче сменилось довольно-то быстрым и сколь неудержимым же потоком чисто житейской суеты, в которой всякое личное человеческое страдание попросту тонет и становится совсем незаметным.
Но этак оно для всего общества, которое стало нынче слишком безликим как огромный муравейник.
Однако если посмотреть на все глазами самого отдельного человека...
То вот тогда та самая что ни на есть обыденная жизнь со всеми ее тягостями и горестями, чувственным восприятием и мироощущением, фактически уж неизменно шагает сквозь все столетия…
409
Но при этом именно книги и создают некий единый лейтмотив, что призывает вновь украсть у богов Олимпа огонь и принести его людям.
Ну а они между тем к тому совсем не готовы и если им его все-таки разом навязать то этот огонь испепелит все и вся вконец разорив и без того духовно нищих людей.
Но даже если и не говорить о неких всемогущих революционных затеях, то и без того ведь оно уж попросту до чего именно так сходу ясно как божий день.
Та самая окрыленная светлыми мечтаниями прозаичность существования в тени великих книг зачастую, безнадежно, замедляет процесс развития личности в мире, где попросту более нет места для умиления всей красотой написанных слов без, хотя бы самого мимолетного взгляда, на всю ту вовсе не всегда вполне приглядную картину нашей сегодняшней, обыденной
