никто в них пальцем не тычет, как на диких и заклятых вандалов, причем только-то потому, что некогда их отцам и дедам и впрямь-то довелось жестоко развязать кровавую бойню, – зверски изничтожив при этом миллионы и миллионы гражданских людей.
В свое время всем тем никак не в меру самонадеянно спесивым представителям той сколь делово и незамысловато саму ведь себя крайне преступно провозгласившей таковой высшей расы столь доподлинно верно был как-никак, а разом преподан на редкость достойный и весьма славный урок.
Им было в свое время очень даже хорошо, да и весьма доходчиво разом разъяснено, а именно как и куда им соваться, и близко-то совсем не следовало.
И их идеология явно так несла в себе, те самые чисто сатанинские нотки для нее была характерна лютая ненависть ко всему, что не мы и донельзя так грубое самообожание…
Ну а если наших общих предков до чего бесстыдно и подло некогда именно что попросту обманули, наобещали им сладкую жизнь, добро и свет…
И разве то и близко никому и никак явно уж оно непонятно, что дело то не в едином своем глазу вовсе ни в чем совершенно несхоже с тем напыщенно и весьма ведь эгоистически беззастенчивым возвеличиванием всего своего собственного, как есть самого наилучшего из всех существующих на этом свете народов…
В России звериный национализм в массах никак не мог бы прижиться.
Но при этом внешне заявленное единство и братство народов было единством рабства, да и более наглядно прослеживалось до чего только последовательное уничтожение всяческой самобытности…
Ложь коммунистическая была, куда так коварнее лжи значительно вот более откровенной нацистской кривды.
Вывернутая наизнанку чистая правда всегда хуже подлого вранья переполненного ненависти и страха перед всем чужим и будто бы на редкость совсем инородным.
СССР действительно защищался от вражеской агрессии, но при этом сталинская клика попросту не сумела нанести удар первой, а это никак не подразумевает отсутствие всякой ее тяжкой вины за всю ее отчаянную ретивость в развязывании Второй Мировой Войны.
Но признание этого факта никак не преуменьшает заслуги народов СССР в планомерном удушении проклятого фашистского монстра.
И вот если на одну ту короткую минуту и вправду допустить, что Советская Россия и вправду по-братски мечтала искренне обнять в медвежьих объятьях социализма весь необъятно широкий западный мир, то это всего-то лишь разом бросает некую дополнительную тень на извне завезенную проказу большевизма.
Однако вот никак так оно и близко совсем не подразумевает чего-либо хоть сколько-то большего.
И если подобного рода факт будет всецело признан полностью официально, то чем это все те никак не вчерашние грехи промозгло серого умом коммунистического тоталитарного режима хоть сколько-то на деле еще сумеют вовсе уж неистово взбаламутить мутную воду не столь и далекого прошлого?
14
И разве можно то хоть сколько-то и далее скрывать?
Между всеми теми до чего будничными действиями истых приверженцев коммунизма и нацизма было чрезвычайно ведь много действительно общего, кроме разве что чего-то именно всецело так одного.
И это именно те самые два десятилетия интернационального социализма и создали все условия для возникновения во время войны всего того непомерно так огромного количества предателей, запросто готовых обагрить и замарать руки кровью мирных граждан и своих же соотечественников, находясь при этом на службе у Третьего рейха.
А то уж между тем и был именно тот истинно так заклятый во всех тех грядущих веках режим, безжалостнее и продуктивнее которого во всякого рода убийстве попросту никогда доселе и не знавала вся вот, как она есть человеческая история.
Причем его отношение к гражданам советской России вообще вот и в принципе не имело ровным счетом ничего общего к какому-либо даже и совсем этак негуманному отношению к людям же вообще.
Да и сами те условия дьявольски скотского содержания наших военнопленных, как нечто ведь иное всецело-то затем весьма поспособствовало всему тому до чего бурному развитию в самых так обычных людях донельзя свирепых инстинктов сущей бесчеловечности.
И это при том, что все те напрочь обезвоживающие саму душу людскую жесточайшие обстоятельства исключительно же тягостного пребывания советских военнопленных в том самом непомерно суровом немецком плену могли бы оказаться на редкость вот корне иными, подпиши СССР те и впрямь до чего всецело надлежащие к их подписанию международные соглашения…
И вот тогда наши солдаты жили бы в несколько иных условиях и впрямь, как по накладной, бесперебойно получая посылки Красного креста, и с ними немцы никак вот при данном раскладе и близко не отважились бы тогда обращаться чисто как с животными.
Поскольку, ясное дело, что тогда как-никак, а вполне бы существовал, в том числе и некоторый международный надзор над всем тем, так или иначе происходящим в лагерях советских военнопленных.
Причем эти-то лагеря медленной и мучительной смерти почти ведь с самого начала войны были вовсе-то совсем никак так нисколько несчетны, причем как есть, пожалуй, словно бы звезды на небе.
И наиболее тут главное оно именно то, что, те самые пленные никак при этом совершенно уж не считались охранявшими их оккупантами хоть сколько-то вообще за настоящих людей…
Ну, а если бы положение военнопленных советских солдат и близко так не было столь ужасающе донельзя плачевно, то, как бы это тогда еще удалось всем тем нацистским агитаторам до чего основательно так поставить под ружье настолько большие солдатские массы под почти все тем же красным знаменем лютого нацизма?
Медленная и мучительная смерть или служба на благо врагу, уж кто это вообще был в том виноват, что советскому воину попросту жизненно вот было необходимо принимать решение и, кстати, непременно затем еще отдавать самое определенное предпочтение до чего и впрямь-то почти подневольно и поспешно сделанному им выбору?
А между тем тот самый никак недосужий выбор буквально-то для каждого человека, жизнь или верная смерть, до чего еще частенько более чем невольно совершается именно в пользу продолжения жизни, и с этим ничего вот никак совсем не поделаешь.
15
Так что и близко уж нечего столь откровенно ведь поражаться всем тем на редкость невероятным масштабам всего того массового предательства среди принимавших присягу на верность родине красноармейцев.
Родина сама предала их еще всякого начала всяких военных действий, не присоединившись к Женевской конвенции.
И дело не только в обращении или вот обязанностей накладываемых конвенцией, даже если страна ее подписавшая воюет со страной, которая ее не подписала.
Подпись под Женевской конференцией гарантировала хоть какую-то возможность инспекций санитарных условий в лагерях военнопленных и посылки Красного креста…
Но для Сталина и близко не было пленных солдат, они все до одного были для него грязные подонки предавшие его личную персону и уж, как и понятно мать родину вместе с ней.
Он возвышался над всем и все не только своими статуями, но и крайне завышенным самомнением, а потому все кто вышел из-под его опеки и оказался в стане врага до чего еще автоматически ставился им на одну доску с неприятелем.
И это было вовсе так неважно, полностью добровольно он там оказался или его взяли силой, когда у него более так совсем не оставалось не единого патрона.
Люди, оказавшиеся в плену, в совершенно так нечеловеческих условиях подчас теряли всякий свой прежний моральный облик, а потому и цеплялись они за службу немцам как за единственную возможность вырваться из цепких рук костлявой с косой.
Да и сама идея, которой им отныне предстояло служить вовсе вот не была такой и впрямь донельзя так по всей своей сути отличной от всего того к чему они уже давно ведь поневоле привыкли.
Причем, конечно, автор никак не рвется оправдывать тех, кто пошел служить немцам, но были люди, сломавшиеся легко, а были и те, кто сделали выбор, в сторону жизни находясь на самой грани голодной смерти.
И главное всегда есть те, кто смотрит на войну совсем вот издалека и они крайне гадко осуждают всех, кто поднял руки, хотя сами бы они это сделали бы гораздо уж раньше.
И среди этих людей есть те, кто подчас вот находится на достаточно высокой должности и они, сидя в своих высокопоставленных креслах, командуют парадом, отдавая войскам нелепо же убийственные приказания.
И это именно где-то глубоко внутри политически злокачественных опухолей на теле всего этого мира, Третьем Рейхе и СССР, явно имелись чиновники, безыскусно державшиеся от линии фронта, как можно только подалее, зато бесцеремонно и навязчиво смевшие лезть с советами к тем, у кого над головой все время рвались и рвались снаряды.
16
В суровых реалиях СССР (учитывая только лишь ему и свойственную государственную действительность) все это явно вот выглядело значительно хуже, чем оно было в Германии, и именно в связи с тем гитлеровцы и прошагали своим бравым, и до чего вовсе неробким шагом от весьма неблизких окраин почти до самой Белокаменной.
Причем нечто подобное никак этак не было единственной причиной столь еще на редкость стремительного продвижения гитлеровских войск прямиком этак вглубь страны.
Раз уж та только лишь в одном разве что единственно верном смысле ретивая командно-административная система попросту вот гнала и гнала свой народ строго вперед и на запад.
Ну, а враг беспрестанно крошил все эти солдатские массы полностью уж в мелкую труху, причем зачастую безо всяких больших своих людских потерь.
17
А между тем, какая бы мощная силища на нас сколь внезапно бы не поперла, впрямь-таки сходу скомкав все наши войска, а все равно свои полуобескровленные части можно было бы и несколько так рассеять, спешно создав в тылу у безудержно прущего вперед противника чувствительно разящие врага столь многочисленные партизанские отряды.
У всякой армии обоз – это и есть его наиболее слабое место.
Да и вообще, гнать и гнать вперед и только вперед современные войска в случае внезапного вражеского нападения могла одна лишь та пресловуто же всенародная политическая система, что своих от чужих, если и была хоть как-либо способна различить, то только на ощупь и где-то до чего еще непосредственно рядом с собой.
Поскольку буквально все ей были вполне одинаково и близко так никак ведь явно уж совсем не свои…
Она весьма и весьма до чего всеобъемлюще и безоглядно стремилась к одному разве что истинно беспримерному расширению всех своих и без того попросту необъятно широких границ, как и самому же беззастенчивому перерождению всего этого мира под флагом именно что чисто своей до чего старательно перемалывающей людские кости штампованно аляповатой идеологии.
Ну, а с умом и честью защищать свои собственные государственные границы она попросту никак и не умела, да и вообще, никак того явно и не могла.
И было то так, а не иначе, разве что поскольку в ней еще изначально был слишком глубоко заложен хищнический инстинкт.
Ну а как раз потому и атаковать было единственно верным, с ее точки зрения, средством защиты от подлого агрессора, как есть посмевшего
