прошёлся взад-вперед, снова осмотрелся. Что я могу, в этом теле? Есть ли у меня его способности? Я зашёл в комнату, и попытался поднять кружку со стола, не прикасаясь к ней руками. Не выходит — даже не шевельнулась. Возможно, ещё не научился. А скорее всего — не могу использовать способности, не захватив разума. Что же… Я отступил назад, и, разогнавшись, изо всех сил ударился головой о стену — одновременно выскользнув из тела. Анк лежал, не шевелясь, я вернулся в обычное состояние. Нащупать пульс не удалось. Что ж, может быть — ты и в этот раз обманешь смерть. Нужно срочно уходить.
—///—
Я посмотрел по сторонам — похоже, не промахнулся — и быстро пошел к выходу из парка. Мир бесконечно расширился — и схлопнулся, за мгновение. По большому счёту, сейчас я хотел только одного: найти Оксану и убедиться в том, что она в порядке, рассказать ей обо всём. А лучше — показать. Да, показать и освободить её от ненужной миссии. Наверное, это глупо — применять к ней человеческие мерки. И всё же: она одна из немногих, кем я действительно дорожил, у кого хотелось бы попросить прощения за то, что когда-то сделал. Или наоборот, бездействовал — как я думал, только себе во вред. Кого мог бы назвать «Человеком» — но, увы, уже не могу. Нет, конечно — никто не запрещает. Но птица не станет рыбой, оттого что её по-другому назвали. Оксана не человек — и хоть я не могу относиться к ней иначе, это не изменит её природы. А впрочем, сейчас мне неизвестно даже, кто я сам. Может быть, эти мысли — последнее, что осталось от человека. Поди-ка разбери, какая теперь у меня природа. И кем становится эмотикон, живя в изначально чуждом ему облике? Шагая «на автомате», я не заметил, как добрался до дома. Вот и подъезд. Я внимательно разглядывал всё вокруг, выискивая различия: страх попасть «не туда» — зудел на границе сознания и подсознания. Дома слишком чисто… На пустом столе, обычно заваленном у меня всяким хламом разной нужности, одиноко белеет листок, я беру его в руки: глаза впиваются в буквы, узнавая знакомый почерк, но будто не могу, не желаю читать — чувствуя, опасаясь, что он не расскажет ничего радостного. «Сережа, я…» Взгляд обрывается — вперед по строкам, в стороны, на стены, на пол. «…уехала, когда вернусь…» И снова: вперед, в стороны; на буквах пелена; весь листок — размытое пятно. Я сажусь в кресло, закрывая глаза. Я не я. Чужой здесь, и жизнь — чужая. Вскакиваю, начиная искать везде зацепки, доказательства. Нет, это мой мир. Вернее тот, откуда я пришёл. Это именно мой дом! Который стал чужим… Который и раньше казался пустым, но опустел лишь сейчас. Я возвращаюсь и снова беру листок.
"Сережа, я уехала в другой город, когда вернусь — не знаю. До тебя не дозвонилась — телефон недоступен. Извини, что так. Пока. Оксана".
Я смял листок — крепко, до боли сжав кулак и остолбенев, сидя так минуту или две. Наконец, откинувшись на спинку кресла, я разжал руку. Вот и всё. Конец! У тебя новая миссия. Только сейчас становятся понятны неожиданные, чаще всего, появления, и почти такие же неожиданные исчезновения. Ты появлялась в моей жизни тогда, когда в этом была необходимость. Ты снова забудешь — и вспомнишь кого-то другого. Ты никогда не будешь свободна, но никогда о том не узнаешь — всё ужасно просто. Ужасно. И просто… Жаль. Видимо, иначе нельзя. Я могу попытаться тебя найти, могу рассказать и показать правду. Только какой от неё толк, если ты обо всём забудешь. А если и не забудешь — сможешь ли жить прежней жизнью? Которую навязал незримый… Рок. Мне здесь больше нечего делать — я закрыл глаза и провалился в забытье.
—///—
Голова гудела. Помню, как пришел вчера и упал на постель, весь вымотанный, дальше ничего. Что такого я вчера сделал? Почти всё — как обычно. Нового немного, не перенапрягался особо, возвращался нормально. Я перевернулся на спину, моргая и «разлепляя» глаза. Хм… Ведь правда — я почувствовал себя усталым только в самом конце. Так… Нужно снова зайти в библиотеку. В прошлый раз — в основном, попадались архивы новейшей истории, которые не объясняли ничего, что я хотел бы знать. Местами интересно — но не то. Не моё это, видимо — шевелить мозгами. Вся сила в руки ушла. Валерка говорил, что я не безнадёжен. Оптимистичный реалист… Умом я никогда не блистал, многого — как не понимал, так и не понимаю. Я не испытываю комплекса неполноценности в присутствии более умных людей — вот и всё. И уж тем более — не исхожу на говно, насмехаясь над их недостатками и косяками. Зануд, понятное дело, никто не любит — я тоже. Но, занудство и ум — разные вещи. Все-таки, почему так болит голова? Я поднялся — боль выстрелила в затылок — и тут же сел, потирая виски. Что-то я… Слова в голове взорвались маленькой бомбой, я подпрыгнул.
— Проснулся… Привет… Дрон, у меня к тебе дело…
— Тише, ты что, — Я сказал это вслух, всё ещё держась за голову. — Валерка, не пугай так, — уже мысленно.
Боль начала уходить.
— Извини. Голова больше не болит? Похоже, я вчера, непроизвольно — скинул боль на ближайшего.
— Кого? Так это из-за тебя? Ну ты… А что, вообще… Как?
— Долго объяснять. Сейчас не болит? Я постарался убрать всё, что смог почувствовать.
— Нормально, — Я размял шею, хрустнув позвонками. — Что за дело?
— Ты был когда-нибудь в заброшенной части базы?
— А у неё есть такие? Нет, не был, не знал. Ты разве — мысли не читаешь? Зачем тебе?
— Читать получается не всегда. Ты помнишь Анка?
— Это тот, с медальоном, который шел с нами — а потом исчез?
— Да, тот самый, «почти бессмертный». Он сейчас в заброшенном крыле, возможно мёртвый. А возможно — живой.
— И зачем мне это знать?
— Тебе не интересно? Не настораживает то, что Зак — всё время недоговаривает?
— Обычная скрытность.
— Может быть. А не приходило в голову, что мы для него — лишь инструменты достижения одному ему ведомых целей?
— Загнул… Приходило. Пусть думает что хочет — я не стану ничьим инструментом, меня не заставить.
— А с чего ты взял, что он будет заставлять? Если понадобится — он найдёт способ убедить тебя.
— Всё равно. Я не стану больше делать того, чего не хочу. Никогда.
— Не зарекайся. Ладно, я предупредил. К слову, об Анке: Зак наверняка знал о его местонахождении — но почему-то скрывал. Будь повнимательнее — я к вам больше не вернусь, без большой нужды.
— Где обоснуешься?
— Найду. Думаю, скоро случится что-то масштабное.
— Ты о войне?
— Война уже идёт. Пока — с небольшими стычками. Кто-то или что-то — вскоре должно запустить её «на полную», почти уверен.
— Насколько?
— Восемьдесят восемь процентов.
— Почему восемьдесят восемь?
— Нравится цифра. Дрон, дальше говорить бессмысленно. Будь внимательнее и осторожнее, я все сказал. Возможно, скоро тебе нужно будет выбирать, какую сторону ты займёшь.
— Ты параноишь.
— Пока.
В голове «щёлкнуло» — снова выстрелив болью, эхом пронесшейся по всему телу. Я упал на спину, оставив ноги на полу. Валерка, конечно, чудной, но — стоит прислушаться. Плохо то, что я совершенно не понимаю, что делать. Я рывком поднялся, встал с кровати и упал на кулаки, начав отжиматься. Новых мыслей это не добавило, зато успокоило рой мелких мыслишек, крутившихся в голове. «Будь внимательнее» — очень «размытый» совет, нельзя ведь следить за всем одновременно. Но попробовать можно, начав с себя. Я пошёл в библиотеку, по пути заглянув в спортзал. «Помучил» перекладину, брусья и несколько тренажёров — отметив, как сильно «сдал» без постоянных упражнений и первую странность: совершенно пустой спортзал. Второй поход в библиотеку оказался намного интереснее — я нашёл подборку исследований о природе аномалий и сверхспособностей, об их взаимосвязи и влиянии друг на друга. По большей части — наблюдения. Гипотез немного — и они не кажутся чем-то недоступным, наталкивая на интересные мысли. Я начал понимать, чего мне не хватает, вблизи каких аномалий стоит тренировать ту или иную способность, и уже наметил, куда пойду в следующий раз, чтобы проверить теорию — как все мониторы в библиотеке разом погасли. Через полминуты загорелось аварийное освещение — все немногочисленные посетители начали выходить. Валерка говорил, что такое нередко случалось. Интересно, при нехватке энергии — они всегда, первым делом, отключают библиотеку?
—///—
Я оборвал связь. Отчасти, я понимаю Дрона. Он, сам того не понимая, боится неизвестности, оставаясь в знакомой остановке, которую пока что считает приемлемой, возможно — дружелюбной. В чём-то он прав: часто, я слишком заморачиваюсь со своими подозрениями, привычка никому и ничему не доверять — хороша, только пока не перерастает в паранойю. У метаморфоз психики есть подлая особенность: их замечаешь только тогда, когда они уже «пустили корни» и стали частью тебя. Посмотри сейчас на меня — идиот идиотом, метаюсь из стороны в сторону. Снова нужно уходить, но куда — понятия не имею. К Гридам — рано; здесь — небезопасно; на основной базе — тем более. Похоже, дорога только одна: вглубь, исследовать подземный город. Мысленно, я посмотрел в сторону Анка — он всё ещё лежал, не шевелясь. Я не чувствовал его ни живым ни мёртвым — это нервировало. Может быть, я вообще не могу различать жизнь и смерть? Мысли ведь — не у всех могу прочесть. Всё, что творится вокруг — похоже на чей-то эксперимент: тебе дают силу и наблюдают за тем, как ты будешь себя вести. Всё кажется случайным, но, чем дальше — тем больше замечаешь, будто всё создано по единому, пусть и невероятно сложному лекалу. То же самое мне казалось и в прошлой жизни, здесь — ощущение усилилось. Может быть, все ещё сложнее, а может проще: выдаёшь желаемое за действительное — пытаясь объяснить то, что понять не в состоянии. Мрачные, тёмные коридоры, тусклый свет включается сам по себе. Получается, не такие уж и заброшенные эти катакомбы? Наверное, просто автоматика… Но навязчивое чувство, что за тобой наблюдают — всё сильнее. Безысходность, беспомощность и неизвестность — будто попал в свой кошмарный сон. Что, если я всё ещё в «центре очистки» ГРИД? Я остановился, прислушался. Лучше бы — шёл дальше: повисшая тишина добавила беспокойства. В горле пересохло — я кашлянул и вздрогнул от раздавшегося эха. Сердце бешено забилось, в висках застучало. Нет, тут не может быть такого эха, слишком громко… Осторожно шагнув дальше — я снова остановился и резко обернулся. Другой конец коридора уже не видно — свет там погас. Я задержал дыхание — в горле застрял комок, медленно начав опускаться и сдавливая грудь. Шумно выдохнув, я снова вздрогнул и резко развернулся в сторону — показалось, рядом проскочила тень. Ноги наливались тяжестью — я стоял, тяжело дыша, открыв рот и оглядываясь по сторонам. Опомнившись, я медленно двинулся дальше — останавливаясь и прислушиваясь через каждые несколько шагов. Всё только кажется, все иллюзия, всё… Спокойно. Тонкий, едва уловимый писк — как игла в мозгу… Неожиданно ощутив его, я пошел быстрее: то ускоряясь, переходя на бег; то останавливаясь и снова срываясь с места. Я слышал писк всё отчетливее — он становился сильнее, «обретал лицо», начав изменять тональность и прибавив к себе низкий гул. Я бежал, уже не помня себя: страх перерождался в ярость,
