Светлое будущее 2: вето на любовь

Благодарная, смущенная улыбка – и еще рачительнее пряча глаза, подползла к нему.

Разлеглась рядом. Его веление – и умостилась на его груди. Жадно обнял.

- А теперь спать, - непонятной едкой иронией и прокашлялся. Шумный вздох – и повелительно прикрыл очи (пытливый бросила на него взгляд).

Подчиняюсь. Зажмурила веки.

И снова мгновения… дабы улеглось волнение от событий (суть которых я, по-моему, до сих пор не осознала), и отдалась – тугим, не менее пугающим (нежели всё доселе творящееся), давящим мыслям и ощущениям.

Родное сердцебиение – мелодию которого я уже за сегодня выучила наизусть, и которую бы слушала и слушала всю жизнь. Запах – который бы вдыхала всегда. Тепло – в котором бы тонула и тонула.

Но всё это – призрачное. Запретное. Данное напрокат. «Демо-версия». Которой Он позволяет мне насыщаться, пока сам того хочет. Пока мир позволяет, не роняя на нас ни осуждение, ни зависть, ни злость.

Опять я – Его… украдкой.

А Он – мой, вопреки всем запретам и доводам рассудка.

Притиснулась к нему сильнее – тотчас отозвался движением: сжал крепче.

Сумасшествие.

Ну почему? Почему Он себе, мне всё это позволяет? Но через миг – снова ставит на место, возводя между нами стены. Почему… на большее не решается?

ФЕДЯ, ПОЧЕМУ?!

Что за игра, издевательство какое-то? Нерешительность?

Весь мир готов и можешь поставить на колени, вот только собственную судьбу в узду взять не хочешь, в жизни своей разобраться и на грамм не стремишься.

 

А я? Чего хочу я?

Знаю. Уже, наверно, все знают. Один ты молчишь.

Глупо всё как-то. И жутко.

Но забери эти мгновения - и того будет хуже.

Нет, будет ужасно. Невыносимо.

Пусть хоть так, украдкой. Чужой – но иногда мой.

Хоть так – в мои легкие будет попадать «воздух».

 

Но… как долго? Как долго ты себе это будешь позволять?

Пока Инна не прознает? Не запретит? Или пока… сам не насытишься?

А что мне делать потом? Как МНЕ потом быть? Жить?

Существовать… как?

 

Федя…

Никто не сможет (да и не хочу!) заменить тебя.

Ни Золотарев, ни Шмелев. Никто.

Да и другие придут в мою жизнь. Смогут быть хоть немного похожи на тебя? Вызывать те же ощущения, чувства? Надежду? Жажду? Мечту?

А если опять будет обман? Игра?

Ты пользуешься – но не скрываешь, заодно и меня делая счастливой.

А если такие как Глеб придут? Без спроса возьмут?

Или такие, как Ваня, которые уедут на следующий день, не попрощавшись?

Или я ничего более не заслуживаю?

Не достойна?

 

- Федь, - несмело.

Вздрогнул:

- А?

Отстраняюсь – поддается. Взор в лицо, но тотчас не выдерживаю смущения, отворачиваюсь, а затем и вовсе вновь улеглась, уткнулась ему в грудь.

- Что, Вань? – тихо, голос просел от тревоги.

- Можно тебя о чем-то попросить? – шепчу, будто лезвия глотая.

- О чем? – движение – вынуждает меня приподняться. Взгляд в лицо, но прячу очи, окончательно сгорая от стыда.

И снова заливаюсь жаром неловкости – прижимаюсь к нему.

Страшно. До безумия страшно, но… осмеливаюсь. Разрывными залпами:

- Федь… пожалуйста…

- Что, Ванюш? – едва слышно, обжигая дыханием мне кожу. Гладит, проводит рукой по волосам, еще сильнее прижимая к себе.

Дрожу. Мурашки по телу. Задыхаюсь от его всего: запаха, тепла, что, казалось, уже проникли в меня, в каждую мою клетку. И даже сердца наши отныне стучат в один такт.

- Федь… - отчаянно, рубая все преграды, еще сильнее жмурясь от страха, - ты можешь быть моим первым?

Окоченел. Сжались, затвердели все мышцы в его теле. Не дышит.

Жуткие, палящие, слишком долгие мгновения… дабы быть просто шоком.

Ответ. Это было… решение. Его решение, которое он уже принял, но еще не в силах озвучить.

Дернулась в ужасе, в позоре я, желая отстраниться, убежать от него, но тотчас расселся, ухватил, сжал, привлек к себе обратно – невольно забралась к нему на колени. Лицом к лицу. Щека к щеке. Соприкасаемся – но на нечто большее никто не решается.

И вдруг звук, будто свист выстрела:

- Зая, хорошая моя… - ласкает меня его дыхание. – Ты же знаешь… - разрезая мне сердце. - Я не могу…

- Пожалуйста, - силой впиваюсь пальцами в его плечи. Еще стремительнее текут слезы. Притискиваюсь сильнее. Губы к губам. – Без обязательств. – Горьким шепотом: - Я не хочу, чтоб мной гадко воспользовались, обманули, или… еще чего. Я не хочу кого-то другого… запомнить. Федь… Не хочу, чтобы это был… кто-то иной.

Нервически сглотнул слюну.

Чувствую, невольно чувствую его уже всего собой. Его твердое, уверенное запретное желание, отчего еще сильнее начинает меня накатывать страх. Начинаю дрожать от происходящего, сгорать от перенапряжения.

…схожу с ума.

Слепая надежда голодным волком воет.

- Пожалуйста… - едва различимо, догорающее мое сердце шепнуло вслух.

- Зай, - набатом пульса в ответ. Из моей души потекли реки крови, уже осознавая по его интонации последующее. Окончательное.

- Пожалуйста, - горько я, сквозь плач, еще сильнее к нему тулюсь, отрицая, не желая ничего слышать. Сгораю от ужаса. – Пожалуйста!..

- Я не могу, - расстрелом. – У меня же Инна есть… она мне верит… и любит.

Взрывом рыдания вырвались из меня. Жуткой, убивающей правдой.

Его выбора. Его праведности. Моего грехопадения.

- А ты? – прощальным, неосознанным вздохом.

Отвернулся. Отчего невольно уткнулась ему в шею носом. Но держит, еще удерживает подле себя.

Звенящая тишина, разбитая ритмом разодранных сердец.

- Не знаю, - выхлопом кислорода в мои удушливые тенета. – Уже не знаю.

Еще сильнее меня сжал, притиснул к себе – отвечаю тем же.

- Прости меня… - горьким шепотом.

Грохот. Вдруг внизу раздался шум. Женский смех ответом. А затем и вовсе стал отчетливо слышен голос.

Ее голос.

 

 

 

***

Голос Инны.

- Да, б***ь! Где он делся?! Рожу, что, аисты унесли? Где вы его профукали? – возмущенно гаркнула Соболева.

- Да лазит где-то… - сквозь зевание, лениво ответил ей Рыжиков.

Тотчас отдернулся, выпустил меня из своей хватки Федор. Напор – и отсела покорно я в сторону. Ошарашенный взор (его) около. Поверхностные, лихорадочные вдохи.

Застыла и я, не дыша, боясь выдать нас всхлипами.

Еще один шумный вздох – дернулся, содрал с лица ладонями напряжение. Нервно выругался.

- Сиди здесь! – тихое, приказом.

Покорно закивала я головой, соглашаясь.

На край. Прокашлялся невольно громко – и в бой. Принялся спускаться.

Холодный, прощальный взгляд на меня – и скрылся.

Не посмела дальше даже взором провести.

Воровка. Я – воровка. И по делам мне!

 

Глухой стук – видимо, спрыгнул.

- Че орешь? – шутливое. Наверняка, как всегда, сейчас расписала его лицо добрая, озорная улыбка…

- Во, б***ь! Нашелся! – сквозь хохот голос Андрея. – Ты че там делал?

- Че-че? Мышей гонял, - гоготнул Рогожин.

- Придурок! Я уже распереживалась. Думала, свинтил, пока я сюда добиралась. – Инна.

- Так, а ты чего? Батя, что ль, отпустил? Курить есть? – судя по всему Грибу.

- Смотря че, - хохочет.

- Че-че? Сигареты! – не уступает в веселье и Федор.

- Ага, - едкое Соболевой. – Жди от него! Отпустит! Догонит – и еще раз «отпустит». Нет, свалил в командировку.

- Держи, - тихое, перебивая.

- Спасибо.

- И че, до утра? – сдержанное, с интересом Рожи.

- А тебе бы только до утра, - шаловливое Инны.

- Пошли, че стоим? Не на параде же… - Федя.

- А я думала, мы туда…

- Куда «туда»? – гогочет Рогожин.

- Ну, на сеновал, - хихикает скотина.

- Какой сеновал? – ржет уже откровенно Федор. – Я жрать хочу. А ей сеновал… От, выдумщица! – дружеской иронией. – Пошлите искать, че там осталось со вчерашнего…

 

Отдаляющиеся шаги. Стихающие разговоры, которых уже и не разобрать.

 

Уснула. Там и уснула. Свернулась клубком, и, давясь обидой, ненавистью к Нему, к Инне… но, прежде всего, к самой себе, тупоголовой идиотке, утонула в размышлениях. В тяжелых, ядовитых мыслях. В презрении и боли. Устала. Ужасно я устала от всего – а потому и не заметила вовсе, как провалилась, погрязла в глубоком, непробудном сне.

 

***

Проснулась, когда уже солнце печально склонилось к горизонту.

Оглядеться по сторонам, попытаться сообразить, кто что где… и принять решение.

Как бы там не было, а здесь прятаться вечно не смогу. Да и толку?

Жить. Как-то… да надо жить.

Точки. Расставили все точки над «и». А значит, что еще нужно?

Четко и правдиво: у него есть Инна. А ты – ты просто друг. Так было и будет.

И даже один раз не светит.

И Федя молодец. Он хороший, правильный.

А ты, ты – тупая идиотка. И по делам тебе. Нечего на чужое рот разевать. На жуткое подбивать.

По заслугам…

Подползти к краю – и попытаться забраться на лестницу.

Шаткая гадина – с каждым движением на грани того, что точно грохнусь. Но еще держусь.

Удавиться – сейчас бы в самый раз.

Упасть, удариться обо что-то твердое головой – и точка. Али шею свернуть. Всему был бы конец.

«Или что-то сломать, и отхватить еще больше позора», - язвительно запричитал рассудок.

«Дура», - надулась на саму себя и я.

Еще рывок – и ступила на землю.

Победа.

«Блин», - поморщилась я, ухватившись за бок. Только теперь отчетливо понимаю, как ужасно болит живот, ноет, тянет шов.

Точно дура. Зачем вообще ехала? На что надеялась?

Овечка. Тупая овца. Я.

 

Только за порог – как тотчас налетела на кого-то. В ужасе дернулась назад (невольно обратно в помещение), едва только разум уловил, уяснил, кто это.

- Стой! – бешенное Его. За мной кинулся.

- Глеб, не смей! – отчаянно взвизгнула я, жадно выпучив очи.

- Стой, я не трону тебя! – и снова шаг на меня. Руки поднял вверх, разведя их в стороны. – Я просто поговорить хочу.

- Не приближайся! – гневно. Еще усерднее пячусь – пока не уткнулась во что-то, что прервало мой ход.