Людьми, которые нам доверяют. Они не должны сомневаться в нашей способности защитить их интересы. Послушай меня!
Последнюю фразу генерал выкрикнул, брызнув слюной.
- Послушай!
Кривцов вскинул голову и слегка подался вперёд.
- Послушай, - спокойно повторил Шевалдин. – Можешь им сказать… Даю тебе право сослаться лично на меня. Моё слово и мои гарантии. Все вопросы будут решены. Я отвечаю головой. Моей…
Он хлопнуло себя по затылку.
- Вот этой головой. Слышишь? Я даю тебе право вот эту вот голову передать в залог. Они поверят, уверю тебя. Они знают, что генерал Шевалдин просто так голову не отдаёт. Это особый случай! Мы уверены в успехе. Так и передай. Но – никаких деталей! Ни подробностей, ни сроков операции…
«Да у меня и нет этой информации» подумал Кривцов.
- А тебе скажу одно, - понизив голос, произнёс Шевалдин. – Не позднее среды перевод будет разморожен. Но это знаешь только ты!
Он закрыл глаза. Затих, будто провалился в сон. Минут десять он сидел неподвижно, тихо посапывая.
Кривцов всё это время смущённо вздыхал, ёрзал в кресле и покашливал, не зная, что же ему предпринять: ждать ли, пока начальник откроет глаза и продолжит разговор (а если это и в самом деле сон, то сколько же ждать?), или уйти потихоньку, без разрешения… и объяснить потом, что принял это забытьё за окончание разговора.
Вышколенный служака, без разрешения уйти он не мог никак, и потому ждал. Ждал и ждал.
Десять минут показались ему… Нет, не вечностью, конечно. Примерно получасом тоскливого ожидания.
Наконец Шевалдин открыл глаза.
И произнёс отчётливо:
- Ступай, готовься к встрече. И к двум часам ко мне. С докладом. Расскажешь, о чём договорились.
«После смерти ты стала сильнее…»
- Кровь! Под колёсами…
- Да ладно вам…
- Женщина под поезд бросилась! Я сама видела. Вот стояла здесь, у края.
- Да, может, не бросилась. Случайно упала, толкнули. Вы это…
- Врача вызвали?
- Да что врач! И так видно, что насмерть.
- А я её узнал, бабу эту. Она с ребёнком сюда пришла. Думал ещё: «зачем пришла?» Куда ехать-то? Вот, пришла… С ребёнком, да. А вот чего думаю…
- Боже мой! Вон на рельсы течёт! Прямо вот!.. Господи, мне сейчас плохо станет!
-…Чего думаю-то? А, вот чего! Это же библиотекарша школьная. Да, у меня сын в той школе учится. Вот она там библиотекарша! Я её сразу узнал! Она вот книжек начиталась. Начиталась, да бросилась. В голове у неё, видно, от книжек этих… Помутилось, ага! Интеллигенция – она всегда так. Читает, читает, да потом и сделает. А чего сделает? Чего написано, то и сделает! О пацане, тоже вот, подумала? Мозги есть, а ума-то и нету!
- Господи, мне сейчас плохо… Ребёнка, ребёнка отсюда уведите!
Он шёл к краю платформы. Шаг за шагом. Горе ещё не успело охватить его. Не было страха. Не было и любопытства, любопытства, заставляющего и ребёнка, и взрослого в летах двигаться к краю железнодорожной платформы, за которым начинается обрыв высотою менее двух метров и скрывается бездна чьей-то смерти. Двигаться с боязнью увидеть кровь, жмуриться от страха, дрожать непрестанно – и двигаться шаг за шагом.
Увидеть смерть. Чужую… Пугающую и влекущую к себе. Заглянуть за край, и увидеть на миг мелькнувший в воздухе чёрный плащ и белое пятно вылизанного временем черепа. Тёмный, туманный призрак, уносящий чужую жизнь.
Но мальчик не хотел заглянуть за край. Он мало что знал о смерти. Он знал, что она есть, и знал, что приходила она уже в его семью... Ведь с ней ушёл отце! Но…
Он не мог понять, что и сейчас она пришла…
«Мама бросила… Зачем?»
Он остановился. По щекам его побежали слёзы.
- Мама! – позвал он.
«Она не должна была… Куда же я?..»
Он сел на выстуженные, засыпанные мелким, колючим снегом доски перрона и заплакал.
Мама ушла, ушла от него… Она отказалась от него… Жизни, от него… Отказалась!
Она обманула его. Она уехала одна. Одна!
- Н-н… Н-не-е-ет! – закричал мальчик и забился в истерике.
- Господи, да уведите же ребёнка! – заохала женщина, прижимая к груди дорожную сумку и пугливо косясь на тяжёло вздыхавший локомотив грузового поезда, бок которого, обращённый к платформе, забрызган был каплями быстро застывающей на морозе крови.
- Сейчас уведут, милицию уже вызвали, - спокойно и рассудительно ответил ей мужской голос.
«Янов Л.А., тысяча девятьсот семидесятого года рождения, образование высшее техническое.
С 1992 по 1993 годы работал в Научно-производственном объединении «Луч» (адрес: г. Москва… ), занимаемая должность: технолог.
В 1993 году НПО «Луч» было включено в программу приватизации и после серии преобразований – ликвидировано, а производственные помещения переданы в аренду коммерческим компаниям.
Янов потерял работу и на постоянное место более нигде не устраивался, перебиваясь случайными заработками.
В 1995 году супруга Янова подала на развод, в качестве причины указав неспособность мужа обеспечить семью. Поскольку Янов возражал против развода, дело рассматривалось судом. Бракоразводный процесс длился несколько месяцев и закончился скандалом: в порыве гнева Янов попытался убить супругу прямо в зале суда, при попытке задержания ранил милиционера.
Янов был приговорён к трём годам заключения. Через адвоката обращался с просьбой об УДО, в чём ему было отказано по причине агрессивного поведения в местах лишения свободы.
В 1998 году Янов освободился и по возвращении в Москву узнал, что супруга после завершения бракоразводного процесса переоформила на себя их однокомнатную квартиру.
Янов попытался проникнуть в квартиру против воли бывшей супруги, однако был задержан приехавшим по вызову нарядом милиции.
Как хулиган-рецидивист Янов получил четыре года лишения свободы. По его словам, во время второй отсидки он начал слышать голос Хранителя, который обещал ему высшую защиту в случае, если он научится «убивать и мстить за обиды».
Так же, по его словам, в ИТК он неоднократно убивал заключённых, пытавшихся оскорбить его и унизить, но «Хранитель был со мной» и каждый раз убийство удавалось выдать за несчастный случай»
Примечание Ратманова П.В.: «Вероятнее всего, руководство ИТК не хотело выносить сор из избы и прикрывало убийства заключённых. Тем более, что Янов не рукавицы шил, а работал на стройке. Несчастный случай на стройке – что может быть проще?»
«Таким образом, ему удалось наказать не менее пяти своих обидчиков. Несмотря на крутой нрав (а, скорее всего, именно из этой излишней «крутости») авторитетом среди заключённых Янов не пользовался, имея репутацию «беспредельщика» и «бешеной твари». По словам Янова, заключённые неоднократно избивали его и дважды пытались убить.
За три месяца до освобождения Янов, за откровенное презрение к воровским законам, был символически «опущен», т.е. избит и брошен в яму с экскрементами.
Всю ночь Янов, по его словам, «был в зловонном аду и разговаривал со своим другом».
После освобождения в 2002 году Янов, будучи лицом без определённого места жительства и имея две судимости, не смог устроиться на постоянное место работы.
Желая и дальше (по совету Хранителя) платить за обиды, Янов выслеживал и убивал всех, чьё поведение казалось ему оскорбительным «для маленьких людей» либо было «вызывающе буржуазным». Кроме того, Янов промышлял и грабежом, что обеспечивало ему некоторый доход (хотя и весьма нестабильный), позволявший ему приобретать одежду, питание и время от времени жить на съёмных квартирах.
По признанию Янова (см. материалы уголовного дела) с 2002 по 2007 год он ограбил не менее семидесяти трёх человек, из них убил – не менее десяти, из них троих перед смертью пытал и изуродовал (Янов считал, что их лица «вызывающе красивы и ухожены», что свидетельствует о «буржуазном благополучии», достигнутом путём «грабежа и унижения маленьких людей»).
Свою неуловимость в этот период Янов объяснял помощью и поддержкой, оказываемой ему Хранителем.
В декабре 2007 года Янов случайно увидел на станции метро свою бывшую супругу и «потерял разум, а с ним – и поддержку Хранителя». Он начал жестоко избивать бывшую супругу, был задержан нарядом милиции. На первом же допросе признался в совершённых им убийствах и грабежах.
В СИЗО вёл себя крайне агрессивно, нападал на сокамерников (один из пострадавших, бывший боксёр, был госпитализирован с сотрясением мозга), постоянно копался в чужих вещах и требовал «вернуть Хранителя».
Ввиду явных проявлений помешательства направлен на освидетельствование в институт психиатрии (адрес: … ). Психиатрической экспертизой признан невменяемым. Помещён в психиатрическую лечебницу закрытого типа.
В апреле 2008 года группой поиска был направлен для исследования в подконтрольный УССМ лечебный центр. По представлению Балицкого С.С. (см. служебную записку в приложении) включён в оперативную группу КПБ».
Запись в личном деле Филиппова И.В. (сделана рукой Балицкого С.С.): «Я вернул ему Хранителя!»
- Я звонила вам…
Дождь поливал окна, синие тени плыли по стенам. Она терпеливо ждала его у дверей его квартиры. Он так и не согласился принять её. Он не звал её в гости. Он не ждал её.
Достаёт из кармана серого, старомодного, не по сезону тёплого, на ватной подкладке, горбом на сутулой спине, промокшего пальто – тихое позвякивание, связку ключей.
Молчит.
Сердитое молчание, смущённое или равнодушное – не понять.
- Я звонила вам сегодня. Три раза. Мы договаривались…
Кашель.
- Я помню! – сердито отвечает Леппер. – Здравствуйте, сударыня. Я помню.
- Ой, добрый вечер! – спохватывается она.
- Конечно, добрый, - ворчит старик, прицеливаясь ключом в замочную скважину. - Современная молодёжь не замечает того, что вечер добрый. И утро, представьте себе, доброе. И неплохо бы иногда пожелать здоровья и счастья другому…
Щёлкает замок. Со скрипом приоткрывается дверь.
- …человеку. Так вы и есть адвокат этого…
«Притворяется, что не помнит» решила Ольга. «Хитрый старик!»
- Я Каринтова, Ольга Дмитриевна, - представилась она.
И уточнила:
- Ударение на «а». А то некоторые и на второй слог…
- Уважаемая Ольга Дмитриевна, - наставительно заметил старик, - склероз меня настиг, но не добил. Имя ваше я помню, а имя человека, которого вы, похоже, так серьёзно взялись защищать, я вслух произносить не хочу. По крайней мере, без крайней на то необходимости. Но мы с вами, по моему, договаривались, что вопросы свои вы зададите по телефону. А вы… Кстати, я забыл спросить, как вы телефон мой узнали. О том, как узнали адрес, я уж и не спрашиваю!
Ольга улыбнулась смущённо.
- Простите, Илья Аркадьевич. Пришлось использовать профессиональные связи. Конечно, возможности у нас не те, что у органов следствия, но…
Леппер отвернулся и вздохнул тяжело.
- Бог с вами, заходите, сударыня. То есть, секундочку…
Кряхтя, он нагнулся и поправил коврик.
- Опять мальчишки бегали… С таким шумом, знаете ли, носятся. Заходите!
Через пятнадцать минут они сидели на ярко освещённой кухне за маленьким овальным столиком и ждали, пока закипит на синем газовом огне серебристый чайник.
Лепперт отогрелся в домашнем тепле, стал разговорчивее и даже, кажется, перестал сердиться.
- После обеда я пошёл гулять в парк…
Он достал из
