то наши врачи бы запросили.
- И то, - согласился высокий чин.
А местный начальник, почувствовав слабину в настроении шефа, не преминул влезть с неприятной просьбой.
- Вот если бы опытного помощника, я бы не отказался. Такого, чтобы мог подменить в администрировании, - и тут же, на удивление быстро, получил такого.
- Хочешь Варягина? Он не делец, больше склонен к систематике, архивации, аналитике, работе с инструкциями и наставлениями, короче такой, какой тебе нужен. Берёшь?
Иван Алексеевич засомневался, представив себе двух равновесных пауков в банке.
- Да я, в общем, не против. А сам-то он как?
- В том-то и дело, что, уходя тогда, просил оставить твоим заместителем. Диссертацию кропает, материал нужен. Накропает, учить будет по книжкам. Ну, это ещё когда будет, да и будет ли? А пока… Соглашайся, не прогадаешь. Для живого дела освободишься полностью.
- Ладно, присылайте, - согласился, скрепя сердце, Иван Алексеевич. – Только временно.
- На Чирикова не надейся, - предупредил генерал. – Мужик с такой раной, - оказывается, интересовался-таки состоянием Сан Саныча, - выбыл из строя, скорее всего, насовсем. Что ещё?
Помявшись, свежеиспечённый начальник промямлил совсем несусветное:
- Нам бы джип помощнее, дороги-то…
- Знаю, - оборвал генерал нахала, - жди, будет… - и отключился.
Проситель налил полрюмки успокаивающей трахиловки, спросил затихшую соседку:
- Будешь?
Та с готовностью подвинула свой стопарь.
- За компанию кто-то даже повесился. – Выпили: он – почти не ощутив остроты, она – лихо, но запив, всё же, водой. И захрустела последним огурцом. – Что? Неудачно? – поинтересовалась, уловив его хмурое настроение.
Лапшин потёр ноющий затылок и шею, будто кто-то накостылял по ней.
- Сан Саныч в полном ауте.
Веля понимающе вздохнула, по-родственному накрыла его большую ладонь своей маленькой.
- Не переживайте: в том вашей вины нет.
Он грубо сбросил её ладонь, почти закричал:
- Да плевать я хотел, кто виноват! Главное не в том. Хорошего человека, не чета нам, сломали. – Обеими руками обхватил голову. – Моя вина. Знаешь, он эти дни всё намеревался повесить шары на домашнюю ёлку. Так и не успел. – Веля хлюпнула простуженным носом. – Э-ей! – подозрительно посмотрел на неё из-под скрещенных пальцев заботливый начальник. – Не раскисай. Вообще-то, тебе лучше бы пошагать к папе.
Она убрала его руки со лба, приблизила тёмные расширенные глаза к его печальным, пообещала зло:
- Если вы, товарищ подполковник, ещё раз возникните насчёт моей профессиональной несостоятельности, то я вызову вас на дуэль и укокошу.
Он рассмеялся, отодвинувшись на всякий случай.
- Я выстрелю в воздух.
- Я – тоже. – И снова наступило перемирие, которое, как всегда, нарушила женщина с вечным желанием взять верх. – Почему вы один?
Лапшин пожал плечами, усмехнулся, поняв подоплёку вопроса.
- Почему один? – возразил мягко. – Мы всегда вдвоём.
- Кто же она? – сразу возникла ревнивица.
Лапшин улыбнулся ещё шире, ещё мягче.
- Я и моя работа.
Женщина возмутилась, не услышав ожидаемого ответа.
- Вот именно – вы весь в этом, - и попыталась подтолкнуть одиночку в нужном направлении. – А семья, а дети? Любимая женщина, наконец? – постаралась перевести разговор на интересную женщинам тему.
- Женщины? - убрал улыбку замшелый холостяк. – А есть ли они сегодня? Мне нынешние, что упорно стараются заменить мужиков, - Веля вызывающе фыркнула, - не по нутру. Баба Федя таких бизнес-леди сокращённо, презрительно и грубо называет би-ляди. – Одна из таких взъерошилась.
- Ваша бабка – отживший отросток домостроя, и никогда женщиной не была, - вспылила феминистка. А домостроевец растянул губы в довольной улыбке.
- Так и я из того же корня, - определил себе семейную цену сравнительно молодой ретроград. – С такой, как бабка, ещё мог бы ужиться. Нормальные дети должны рождаться и воспитываться в нормальной семье, где муж – глава и лидер во всех отношениях, а жена – подсобница во всём, в том числе и в его деле. Природа определила одной рожать, а другому содержать. В семье должно быть одно направленное движение, а не как в басне Крылова.
- А если мужик и рожать не может, и содержать не хочет? – противилась подневольной роли зреющая женщина.
- Не хочет, потому что не надо, - услышала жёсткое оправдание вялости инфантильного рода. – Сначала такого мама содержала, водила, устраивала, заботилась, женила, наконец, потом – жена-бизнесменша, бабка с дедкой, государство в лице чиновничьего клана, чего ему копошиться? – вяло отбивался несостоявшийся семейный лидер. - Да и современные девицы не лучше, - вспомнил, что лучшая защита – это нападение. – Эти, погрязшие в макияже и диетах, напрочь лишённые зова настоящей любви и отзывающиеся только на зов толстого лопатника, не способны ни к созданию семьи, ни к воспитанию детей. Да и не хотят родами портить фигуру. Я не умею и не хочу быть придатком ни в работе, ни в семье, потому и один.
- Не слишком ли вы привередливы? – засомневалась, утверждая, одна из современниц с оскорблённым женским достоинством. – У вас, небось, и цель в жизни начертана? Такая же заоблачная?
- А как же! – подтвердил привереда.
- Какая же, если не секрет? – поинтересовалась бесцельно плывущая по течению. – Может, и мне не зазорно будет использовать маяком?
Лапшин победно поднял правую руку с вытянутым вверх пальцем к низкому потолку.
- Дожить до пенсии.
Она скривилась от детской обиды за обман.
- И только-то? Я серьёзно, а вы… Я-то думала, мечтаете стать генералом и победить преступность.
Прагматик от сыска резко рубанул поднятой рукой.
- Отставить!
Обманутая дева вспылила:
- Что вы всё заладили: отставить да отставить, словно простых понятных слов нет. Не забывайте, что вам доверили молодого и перспективного спеца, и вы обязаны толково объяснять, а не отталкивать, отпинываясь.
- Всё, младший лейтенант, - воспитатель встал. – Соцтрёп закончен. Объявляю отбой. Завтра – трудный день.
Вредная воспитанница даже не пошевелилась.
- У вас он всегда трудный, - съязвила.
- Что делать, если я – один.
- А я всё равно не отлипну, - пообещала.
- Тогда дай роздых хотя бы на ночь. Вали-ка к бабке, устраивайся, а я здесь приберу. – Она сморщилась, окинув брезгливым взглядом растрёпанный стол, и с готовностью удалилась, а он, прибравшись, тоже с облегчением и неимоверной усталостью, ушёл к себе, перебирая в памяти предстоящие заботы завтрашнего дня. Уснул сразу, спал всего-то час, когда был разбужен подозрительным шорохом. Резко сел и в темноте разглядел привидение в длинной белой просторной рубахе, подступившее к самой кровати.
- Тебе чего?
Зажав рубаху на горле и держа в другой волочащиеся по полу простыню и одеяло, беспокойная стажёрка пожаловалась глухо:
- Так бабка! Храпит так, что стёкла дребезжат. Можно, я у вас на диване?
«Так дойдёт и до того, что по-детски запросится и к нему на кровать», - подумал разозлившийся наставник-воспитатель. - «Не полиция, а детский сад!»
- Давай, - разрешил, - вались. И не шикни! – и сам повалился и мгновенно заснул.
-13-
Проснулся, как всегда, рефлексивно – ещё не было и семи. Бестолковку разламывало, во рту – помойно и сухо, всё тело неймёт и тянет, ничего не хочется. Чуть забрезживший рассвет обозначился помутневшими от морозного тумана уличными фонарями и редкими сполохами автомобильных фар. Кому-то тоже не спится. Похоже, день обещает быть смурным, как и душевное настроение. Посидел, прислонившись к холодной стенке в асане трухлявого пня, собирая разбежавшиеся мысли о дне прошедшем и дне грядущем, повздыхал, не увидев ни в том, ни в другом радужных проблесков, нехотя спустил на пол одну ногу, туго соображая, с той ли встаёт ноздри, но без допинга соображалка не работала и на малых оборотах. Добавил к первой вторую ногу, встал и тут же сел, спрятав полуголое тело в одних трусах под одеяло. «Чёрт!» – выругался с досадой. – «Совсем память отшибло! Пить надо меньше, господин подполковник!» - Вытянул шею, посмотрел. Дрыхнет! И как! Разметалась бесстыже на диване, сбросив одеяло и задрав рубаху выше бёдер. – «А ничего – есть на что полюбоваться». – Но и только. Тихонько сполз с кровати, прихватил одёжку и на цыпочках пробрался в ванную. Долго стоял под контрастным душем, вышибая хмель, пока в мозгах не прояснилось, и холод не пробрал до костей. Оделся, вышел свеженьким. Бабы спят, и забот нет. Сварил кофе, и торт пригодился. Напился, наелся, совсем ожил, пора и за дела браться.
Только намылился исчезнуть втихую, а она – тут как тут, задрапированная в одеяло. Морда мятая, кислая, глаза мутные, не проморгавшиеся как следует, волосы растрёпанные, в беспорядочных лохмах, словом – страхолюдия хеллоуиновская. Такая приснится – подскочишь, а тут на тебе – наяву. А бабка манит: Хватай!». Нетушки, пусть кто другой позарится, а нам лишние заботы и расстройства ни к чему.
- Здравия желаю, товарищ… - выразительно посмотрела на старые погоны на его куртке, - майор. – «Вот вредина!».- Чем прикажете заняться?
Лапшин окинул её не менее выразительным взглядом, сухо приказал:
- Иди восвояси, проспись, приведи себя в порядок. Сегодня у тебя свободный день, а с завтрашнего поступаешь в подчинение к моему помощнику…
- Но он…
- …подполковнику Варягину.
- Разве он…
- Да, будет здесь работать. Ясно? – Это была полная отставка. Не дождавшись стенаний, увещеваний, мольб и всякой другой женской словесной шелухи, поспешно вышел.
Было не так, чтобы морозно, но промозгло не по времени, до Нового года оставалось всего ничего. У себя в кабинете, чтобы не смущать подчинённых, прикрепил, наконец, к погонам недостающие звёзды, оставленные по забывчивости прежним претендентом в полковники. Потом долго и обстоятельно сочинял рапорт о вчерашнем происшествии, стараясь быть объективным к самому себе, но не слишком усугубляя вину. Получалось коряво и неубедительно. Несколько раз правил и переписывал и, наконец, взмылившись, закончил, оставшись всё-таки неудовлетворённым. Никакими нейтральными словами, сложенными в обтекаемые фразы, не спрячешь паршивого сюжета. Захлопали двери, зашаркали шаги, послышались невнятные голоса и даже смех – чиновничье гнездовье оживало.
Явился Николай, доложил о суточных неприятностях, которых накопилось предостаточно: ДТП, угон, мелкие кражи, драчки промежду декабристами, подмёрзшие алкаши, семейные баталии и ещё, и ещё, - город жив и живёт активной жизнью, вопреки мнению урбанистов, что мелкие города умирают. И уже сидели в коридоре какие-то типы с убегающими взглядами, желающие попасть на приём к начальнику полиции. Позвонил в приёмную мэра. Паскудная секретарша с взаимной неприязнью сообщила, что мэр с сегодняшнего дня в отпуске, на что оставил заявление и первого зама взамен. Так… значит, не подложный Книппер мается на аэровокзалах. Прекрасно. Позвонил Приходьке, поздравил с наступающим началом рабочего дня, справившись, между прочим, о его заме. Оказывается, тот не вышел на работу и не сообщил причины. А вместе с ним ещё семеро самых крепких парней. «Думаю, подались куда на объект, вот-вот просигналят.» «Точно – на объект», - согласился Лапшин и уточнил себе, - «на охотничий, а сообщат уже из СИЗО», - позлорадствовал молча. Совсем расперепрекрасно! Сорвались, значит, гомо-гадёныши со страха ночью.
