новости я уже слышал по радио, а больше там смотреть нечего. Будет бубнить, и мешать нам.
-Тогда почитай своего Синклера Льюиса.
-А Льюиса я экономлю, потому что он хорош. Ты мешаешь мне созерцать.
-А улыбаться мне созерцатель разрешает?
-Твои вопросы провоцируют меня на решительные действия.
-Нет, нет, Миша, не вставай, мне нужно еще минут десять, иначе рассыплется вся мысленная пирамида, которую я сегодня строила. А потом я вся твоя.
-Еще одна изощренная провокация. – Отметил Миша.
Сказочная жизнь Михаила с любимой женщиной была светлой и безоблачной, но иногда его блуждающая мысль все же натыкалась на тот момент, когда во время перелета из Москвы в его сладкие мысли вдруг вкралась некая тревога. Казалось, она была ни на чем не основана, тем не менее, с тех пор крохотная частица его сознания всегда была на страже, особенно тогда, когда они находились с Катей в разлуке.
Еще в первый месяц их совместной жизни Михаил рассказал ей, что Камчатка находится в сейсмической зоне, и возможность землетрясения всегда нужно учитывать. Они даже провели учения в доме, аналогичные флотской общесудовой тревоге. Катя отнеслась серьезно к этим учениям, и знала, как действовать в случае пожара или землетрясения, и даже знала что предпринять, если вдруг в доме погаснет свет, чтобы справиться с этим своими силами.
На случай проникновения в дом злоумышленников на двух углах дома Михаил установил светильники, которые включались из комнаты, и в ночное время могли осветить дом со всех сторон. Кроме того, на крыше был расположен большой громкоговоритель, подключенный к звуковому усилителю от киноаппарата с микрофоном, чтобы можно было позвать на помощь, не выходя из дома.
Напротив был расположен пятиэтажный дом, и его жильцы имели возможность наблюдать все, что происходило во дворе молодой пары. И некоторые старушки делали это с удовольствием, давая повод Михаилу иронизировать на эту тему. Тем не менее, такой неусыпный контроль гарантировал некоторую безопасность для Кати, когда Михаил уходил в рейс.
Глава 5
Поездка на материк.
В этом году семья Стрельцовых собиралась поехать в отпуск на материк. В мае Миша взял отпуск, уладил все дела, и они прибыли в Запорожье. Там уже стояла жара, и они часто ходили купаться в Днепре с Аленкой, которая стала превращаться в красивую, легко краснеющую девушку. В выходные дни Павел Кириллович выводил из гаража свой новый автомобиль, и всей семьей они ехали на дачный участок.
В первый раз Миша удивился, чему родители так радовались: участок представлял собой голый клочок земли на крутом каменистом склоне, на котором даже трава не росла. Однако родители были полны энтузиазма. Павел Кириллович показал Мише план, по которому собирался осваивать участок. Предполагалось воздвигнуть шесть террас, и построить дом из белого кирпича. Миша прикинул, сколько грунта придется при этом переместить, и справился у Павла Кирилловича, не было ли у них в роду древних египтян, которые обожали перемещать кубические километры грунта, или передвигать гигантские скалы. Павел Кириллович только посмеивался, вбивая лопату в каменный грунт. Миша, обливаясь потом, помогал копать котлован для будущего дома, носил воду из неглубокого колодца, больше похожую на раствор извести, однако энтузиазм дачников, облепивших эту унылую землю, он не разделял. Павел Кириллович сказал, что собирается верхний «плодородный» слой земли со всего участка собрать в одну кучу, а когда террасы будут готовы, засыпать их этим грунтом. А уже поверх этого грунта уложить слой привезенного чернозема.
-О, как все просто, а чернозем, разумеется, будет доставлен из Белоруссии. – Иронизировал Миша, усердно протирая глаза, залитые потом, и развлекая своими замечаниями Людмилу Павловну.
Ему и правда, казалось, что с помощью штыковой лопаты такая задача невыполнима. Но у Павла Кирилловича силы как будто удвоились, и он старался даже после трудового дня улизнуть из дома, чтобы мчаться на дачу.
Кате хотелось познакомиться со всеми близкими родственниками Михаила, и вскоре они поехали сначала к брату Анатолию, а потом и к отцу Михаила.
Отец ушел из семьи, когда Мише было двенадцать лет, и под влиянием матери Миша до самой ее смерти хранил обиду на отца, и они не общались. Однако со временем Миша поумнел, и однажды нагрянул к отцу без предупреждения. И сам удивился, когда выяснилось, что общаться с отцом ему приятно. Его неловкость, и неловкость отца прошли в первый же вечер, и с тех пор Миша навещал отца в каждый свой приезд. Отцу было 76 лет, и приехать на Мишину свадьбу он не мог, но очень хотел увидеть Катю.
От родственников Михаила они поехали к родственникам Кати в Ялту. Поездка в Крым привлекала обоих тем, что им очень хотелось побродить по тем местам, где они впервые встретились. И они посетили Алушту, и еще раз пережили те чувства, которые так волновали их три года назад.
Длительный отпуск Михаила подходил к концу, и он привычно осознал свою тоску по Камчатке. Обилие впечатлений, радостные встречи, теплое море, яркое солнце – все это очень приятно, однако не всегда приветливая природа Камчатки имеет необъяснимую силу притяжения для всех ее жителей, и очень быстро заставляет их тосковать и стремиться к возвращению. Мише хотелось узнать, действует ли это мистическое притяжение на Катю, которая прожила всего полтора года в этом краю. Он не сомневался, каков будет ответ, если он об этом спросит, поэтому и не спрашивал. За несколько дней до их возвращения Катя однажды сказала:
-Миша, тебе понравилось проводить свой отпуск под неусыпным и подозрительным оком жены?
-Да, моя сладкая подозрительная, а главное, неусыпная жена. Последнее качество мне особенно понравилось, и я утверждаю, что такого замечательного отпуска Стрельцову вовек не видать, если бы он в свое время не принудил к союзу такую неусыпную девушку.
-Ты вот говоришь двусмысленности, а я серьезно спрашиваю. Помнишь, ты писал, что когда-нибудь мы совершим много путешествий? Я об этом все время вспоминала. Но ты знаешь, все эти поездки, встречи и удовольствия подходят к концу, и я понимаю, что очень соскучилась по нашему домику, по нашему городу, и по нашей Камчатке.
-Сама того не подозревая, ты ответила на важный для меня вопрос, и ответила более чем положительно. Меня так и подмывало об этом спросить, но хотелось, чтобы ты сказала это сама.
Во время перелета из Москвы до Камчатки солнце удвоило скорость своего передвижения по небу, быстро наступила ночь, и Катя уснула, утомленная московской суетой. Миша всю ночь читал, досадуя на деревенеющую от неподвижности спину.
-Какие сны снятся небожителям в стратосфере? – Спросил он Катю, когда она проснулась.
-Какие-то тревожные отрывки, к счастью, я ничего не запомнила. Ты не спал?
-Читал. По опыту знаю, что мне не уснуть в полете, уже давно даже не пытаюсь. При возвращении на Камчатку есть один момент, который вознаграждает пассажиров за все неудобства полета. Первый раз ты летела зимой, к тому же было темно, и не видела то, что скоро нам предстоит увидеть.
-Что такое я должна увидеть?
-Не беспокойся, ты не пропустишь это. К тому же позиция у тебя удобная.
-Ты меня заинтриговал. А долго ждать?
-Уже нет.
Наконец самолет начал снижаться, описывая большой круг над городом.
-О, Миша, я поняла. Господи, какая красота! Смотри, смотри, это наши вулканы! Вот они какие, и кратер видно. А теперь озера, их много! А где Халактырское озеро? А вот и город, вон наши сопки. До чего же красиво, Миша, представляешь, среди какой красоты мы живем! Вот он, рай. Я хочу, чтобы это все приснилось мне сегодня.
Катя еще долго восторгалась увиденной панорамой, а Миша таял от любви к ней еще и потому, что красота и величие природы трогала ее так же глубоко, как и его.
После возвращения из отпуска Миша вернулся работать на свой «Зевс». Теперь они стали видеться с Катей лишь в короткие промежутки между рейсами. В конце лета Мишу временно перевели на «Алмаз», который шел в Японию.
«Здравствуй, моя любимая Катенька!
Я совсем разучился писать: почерк такой, как будто я пишу левой ногой по-арабски, ошибок полно, и с мыслями туго, поэтому я начинал это письмо трижды, и каждый раз откладывал.
В одно прекрасное утро я поймал себя на том, что у меня прекрасное настроение. Была отвратительная бортовая качка, и в столе что-то надоедливо перекатывалось: бр-р-р-бум, бр-р-р-бум. Обычно я в таких случаях незаметно подкрадываюсь к источнику этих звуков, шепча про себя страшные ругательства, и, подкараулив этот предмет, бросаю его в урну. Но на этот раз я был настроен к неизвестному предмету доброжелательно, и разрешил ему развлекаться.
Вставать еще было рано, и я занялся расследованием причины моего хорошего настроения. Оказывается, я видел во сне тебя, и, кажется отца тоже. Подробностей не мог вспомнить, но помнил, что мы с тобой разговаривали, и ты была так прекрасна, почти как наяву, и очаровательно мне улыбалась.
С этого и начались мои мучения, которые продолжаются и до сих пор, хотя прошло уже больше половины рейса. Мне очень захотелось поговорить с тобой, я сел за письмо, но не смог связать и двух слов. «Жена твоя ослепила тебя во сне своей красотой, вызвала бурю страстей, а мысли твои разбежались тем временем» - сказал я себе, письмо отложил и стал ждать, когда мысли опять соберутся. Они собирались два дня, а когда все собрались, я разложил перед собой три твоих фотографии, и погрузился в размышления. Потом всплыли воспоминания, потом заработало воображение, и на фотографиях я обнаружил не только твое лицо, но и всю тебя. Тут же все собранные мысли со свистом покинули мою голову, да и сама голова куда-то девалась, а мне захотелось поскулить, потому что очень по тебе соскучился. Стоп! Я сейчас подумал, что неплохо бы поносить тебя сейчас на руках, и вдруг вспомнил, что делал это во сне. Ну конечно, а то с чего бы ты мне так хорошо улыбалась? Как странно, сон я видел больше недели назад, а вспомнил его только сейчас. Вот если бы еще такой приснился, а еще лучше чтобы ты каждый раз ко мне приходила во сне, а еще лучше – наяву. Как было бы хорошо, если бы мы в этом рейсе были вместе, тем более что в каюте я живу один. Представляешь, мы прошлись бы с тобой под ручку по Кобе на зависть всем японцам. Я им сочувствую: ни одному из них не суждено увидеть такую красавицу. Жаль, что морякам не разрешают брать за границу жен, даже идеальных, как ты. Но что бы я не говорил, больше всего мне хочется оказаться сейчас в нашем милом уютном домике и видеть тебя. Для меня это самое большое счастье. Когда еще я тебя называл на «Вы», я предвидел, какая будет наша жизнь, какие будут отношения, если мы поженимся. Может быть «предвидел» не то слово. Наверно я очень хотел, чтобы было именно так.
И все же я часто задаю себе вопрос, все ли действительно так, как я вижу, как себе представляю. Может быть я ослеплен собственной любовью и счастьем, и чего-то не замечаю? Мне очень хочется посмотреть на нашу жизнь твоими глазами, чтобы убедиться, что я зрячий. Только ты не обижайся, Катенька, эти мои сомнения не имеют ничего общего с недоверием, просто
