древесных опилок, сырой земли и винных паров. Силуэт, шаркая по ступенькам, спустился в каморку. Он покачивался, сильно сутулился при этом и прижимал подмышкой с левого боку что-то завернутое в грубый мешок.
Джузеппе
Темный силуэт остановился на полпути к столу и продолжал заполнять воздух музея своими запахами, более подходящими для винного погребка, чем для музея. Папа Карло встал и сделал шаг навстречу несмелому посетителю, желая прийти ему на помощь, так как принял его за приезжего, перепутавшего музей с портовым кабаком и застывшего в удивлении. Приблизившись к молчаливому силуэту, он разглядел черты его лица и удивленно развел руки, воскликнув
– Джузеппе! Это ты, дружище?!!
В ответ на эти слова фигура враз обмякла и приблизившись к столу опустилась на табурет. Посетитель положил на стол сверток из мешковины и откинул с головы капюшон, закрывавший его лицо. Это было серое лицо старика, испещренное морщинами. Время и невзгоды, словно искусный резчик по дереву, оставили на лице старика замысловатые морщины от уха до уха, от подбородка до глаз. Крючковатый нос был покрыт красными прожилками, указывавшими на то, что хозяин этого носа тратил деньги не столько на цветы, сколько на спиртное. Глаза были бесцветные, поблекшие, затянутые пеленой усталости. Нечесаные волосы, примятые капюшоном, сбились на голове в седые завитки. Ладонь его правой руки была забинтована грязной тряпкой, а на левой ладони было забинтовано только два пальца.
- Да, это я, старина Карло, твой бывший друг Джузеппе, - произнес он, поправляя тряпку на правой ладони.
- Почему же бывший, Джузеппе ?! Я тебя давно не видел. Что с тобой случилось? Где ты был? Столярка твоя давно заколочена, следов там твоих давно нет. Я был очень огорчен твоим исчезновением. Ты не представляешь как мне нужен. Я ведь не силен в столярном деле, а у нас в театре много работы для кукольного мастера. Это так здорово, что ты пришел! Я рад тебя видеть!
Джузеппе слушал его равнодушно и выражение лица не менялось. Он достал откуда-то из-под своего одеяния плоскую бутылочку, отхлебнул из нее и засунул обратно.
- Ты знаешь, Карло, я боюсь, что мне некогда будет помогать тебе. Не для того я за эти годы выпилил столько лесов, чтобы работать в твоем театре.
- Так ты работал лесорубом?!- удивился Карло. - Это с твоим-то здоровьем? Да и зачем? Ведь ты классный столяр- золотые руки. Без тебя тут людям приходилось мебель в другой город заказывать.
- Эх ты, - ухмыльнулся Джузеппе. - Какая там мебель, какие лесорубы. Вот здесь лежит то, что я искал в лесах все эти годы, - он хлопнул рукой по мешковине. Мешковина ойкнула и папа Карло от неожиданности покачнулся на табурете. Джузеппе будто не заметил его реакции:
- Что же ты так плохо встречаешь старого друга? Даже не нальешь мне стаканчик доброго винца.
- Видишь ли, – развел руками папа Карло. - Мне нечем тебя угостить, теперь это не моя каморка, здесь открыли музей Золотого Ключика и я тут директором работаю с утра до вечера, а живу в кукольном театре Буратино, что на площади.
- Это что же, в том дворце, что возвышается на площади? – удивился Джузеппе.
- Да нет же, это не дворец, это кукольный театр и он открыт для всех, билеты там очень дешевые, дешевле мороженого, он дает людям радость.
- Сильно тут все изменилось пока меня не было. Вместо каморки твоей музей, вместо дворца театр кукольный, вместо Карабаса Барабаса сплошные радость и веселье. Ну да ничего, скоро я тоже буду богат, - закончил Джузеппе свою речь и встал, собираясь уйти. - Я знал, что найду еще одно говорящее полено и это мне все же удалось. Я пришел тебе сказать, что у меня тоже будет деревянный пацан, который добудет мне и золотой ключ и много золота, - Джузеппе сгреб со стола свой сверток и пошел шаркающей походкой к выходу. Прежде чем скрыться за дверью, он остановился у двери и спросил: - А что же стало с тем золотым ключом?
- Это ни для кого не секрет,- ответил Карло, изумленный речами старого друга. - Золотой Ключик висит в главном фойе театра и на него все любуются. Приходи и сам увидишь.
- Ладно, - ухмыльнулся тот. - Мы зайдем, - он скрылся за дверью и его шаги зашаркали по мостовой в сторону заброшенной столярки.
Карас Барас
Кукольный театр Буратино сверкающим дворцом возвышался на центральной площади города. Площадь была большая, вымощенная заморской тротуарной плиткой, а напротив театра, с другой стороны площади находилась мэрия города. Это было большое трехэтажное, как и театр, здание со старинной лепниной на фасаде и остроконечным шпилем на крыше. Рабочий день мэрии начинался с того, что каждое утро мэр города лично участвовал на крыше в поднятии флага города. Полотнище бело- синего цвета по диагонали с золотым ключиком по вертикали в обрамлении двух золотых ветвей радовало глаз и горожан, и гостей города. За кукольным театром, на его задворках, невидимый с площади стоял непонятного вида и цвета то ли балаган, то ли шатер, то ли лавка. Это было несуразное сооружение многоугольной формы, в котором старожилы города еще могли узнать бывший театр Карабаса Барабаса, хотя ничто не напоминало о первоначальном предназначении этой постройки. Над входом в причудливое строение висела намалеванная вывеска: КАРАС БАРАС И Д. ЛЕЧЕБНЫЕ ПИЯВКИ, ЛЕЧЕБНЫЕ ГЯЗИ, БЛАГОВОНИЯ, а внизу мелким шрифтом добавлено: банные принадлежности, выведение бородавок. Над вывеской посередине кособоко висел фонарь. По всему было видно, что это заведение не знало очередей посетителей. У входа сидел в потертом кресле странного вида субъект в позе хозяина и этой вывески и этого заведения. У него было округлое гладковыбритое лицо и лысина его блестела в лучах утреннего солнца как часть городского украшения. Его брови густыми черными клоками шерсти торчали над глазами, цвет которых невозможно было различить из-за этих лохматых козырьков. Любому встречному при виде этих бровей приходила первая мысль, что они приклеены для участия в каком- то маскараде злодеев. На его вытянутых вперед толстых коротких ногах были, дорогие когда- то, ботфорты. Толстые пальцы его коротких толстых рук были скрещены на животе, в углу рта торчала не дымящая сигара. Из кармана жилетки свисала золотая цепочка часов. Он не просто сидел у входа в ожидании дневной жары. Весь его вид показывал, что тело его находится здесь, в обшарпанном кресле, а глазами он был устремлен туда, на дворец- театр, что самым беспардонным образом показывал ему свою тыльную часть из-за высокого узорчатого забора. Он любовался этим театром каждое утро и это не был взгляд восхищенного туриста. Торговцы рогатым скотом знают, что таким взглядом покупатели на рынке ставят клеймо на только что купленную корову. Взгляд его скользил по зданию театра и шлепал клеймо собственника на все, что попадало на глаза.
Из раскрытой двери лавки раздались странные звуки и краски клейма враз исчезли под нависшими бровями. Из лавки послышалось поскрипывание и побрякивание и вместе с этими звуками на пороге появился кукольный человечек жалкого и пугающего вида в наброшенной на него холстине:
- Карабас Барабас, можно я…, - начал было человечек, но лысый толстяк вскочил с кресла и набросился на беднягу, топая ногами и размахивая плеткой- семихвосткой:
- Лопнет, лопнет мое терпение, видит святой Тристан, сожгу я тебя в камине, деревяшка безмозглая ! Сколько тебя учить можно?! Ведь все давно знают, что меня зовут Карас Барас! Слышишь? Карас Барас! Каждый день одно и то же! Нет, хватит. Это было в последний раз. Лучше я себе собаку заведу, собака умней тебя будет. Надоел мне и скрип твой и тупость твоя надоела. Ты понял?! Завтра если еще раз назовешь меня так, брошу тебя в камин, кофе на тебе разогрею. Ха-ха-ха! - Карас Барас размахнулся и ударил человечка плеткой-семихвосткой. Человек от такого удара весь был бы исполосован кровавыми следами, но деревяшке не больно. Человечек от удара отлетел вдоль стены лавки и ударился о землю головой, на которой виднелись следы подпалин.
Однажды человечку уже удалось чудом выбраться из камина. Карас Барас сунул сигару в карман и скрылся в лавке. Деревянный человечек встал, поправил холстину на себе и тоже пошел в свою лавку, издавая громкий скрип. Никто не знал его настоящего имени, у него была кличка Скриппи за те звуки, которые он издавал каждым своим движением. Он единственный, кто остался из кукольного народца Карабаса Барабаса и не убежал со всеми в театр веселого Буратино. В труппе у него не было друзей и он всегда был один. Сделан Скриппи был из грубого, необработанного полена. Поговаривали даже, что сделал его когда- то сам Карабас Барабас, пытаясь научиться делать кукол, чтобы не платить мастерам за работу. Из Скриппи во все стороны торчали занозы и к кому бы он ни прикасался, они впивались в беднягу, поэтому все старались обходить его стороной. Скриппи и сам был не рад этому, но таким уж он получился на свет, да еще этот ужасный скрип, без которого он себя не помнил и не мог понять никогда откуда, из каких частей тела исходит этот ужасный звук. Скриппи никого не винил за то, что он такой и не жаловался, он просто жил.
- Эй, ты где?! – услышал он голос хозяина. Скриппи вошел в лавку.
- Завтра будет спектакль, пойдешь снова в театр, как обычно, потом ко мне сразу, все расскажешь- где, что и как. Не может быть, чтоб этот мозгляк Буратино всем нравился. Ты ходи и слушай, нет, лучше сиди, так скрипу меньше будет. Скриппи кивнул. Он знал что от него требуется. Для него было в радость вечером идти в театр Буратино и смотреть на веселых кукол, которые жалели его и проводили за кулисы, где он мог смотреть все спектакли, никому не мешая в зале. Ведь это было гораздо интересней, чем целыми днями стоять под палящим солнцем на чужих огородах и скрипом распугивать птиц, кошек и собак, за что хозяин получал хорошие деньги, спасавшие самого Скриппи от каминных щипцов.
Дуремар
Петух давно закончил свои шумные гимны восходящему солнцу и откровенно бездельничал, ковыряясь лапой в траве, где он выискивал клювом жирных козявок. Вторая его лапа была обмотана веревкой, примотанной к колышку, торчавшему из земли возле шалаша. Перед шалашом прощально дымились остатки костра, постреливая вверх искорками последних угольков. Над костром треножка с остывшим пустым закопченым котелком. Трава на поляне вокруг плотно утоптана, кругом разбросаны кости и косточки как старые, так и свежеобглоданные. Из шалаша торчат две ноги- одна из них сверкает на солнце голой пяткой, другая- дыркой то ли в коротком чулке, то ли в длинном носке с желто- синими полосками. Возле шалаша валяются, видимо сохнут, длинные болотные сапоги с комьями грязи по всей длине. Тут же валяются какие-то сачки, стоят бутыли, банки, жбаны с крышками, фляги. Наконец ноги зашевелились, пригретые солнышком, потянулись и вытянули из шалаша своего хозяина, при виде которого петух испуганно замахал крыльями и громко закукарекал в сторону солнца, всем своим видом показывая, что если б не он, то не видать никому больше солнышка возле этого шалаша. Вылезший из шалаша беззлобно прикрикнул на петуха и сидя на земле сладко потянулся руками вверх,
