и в колпаке с гербом города.
- Милейшая, - обратилась к ней лиса. – Будь добра, организуй нам здесь стол на три персоны для хорошего ужина, как подобает и шампанского парочку, - дворняжка кивнула и исчезла. Кот продолжал приближаться:
– Сейчас в морду вцеплюсь!
Лиса Алиса продолжала в сторону кота:
– А три корочки хлеба пусть достанутся глупенькому Буратино, он скоро и этому будет рад.
- Буратино?- словно споткнулся о вопрос кот Базилио. – При чем тут Буратино? Да мы уже богаче его в тыщу раз. Мне опротивела эта мантия! Я хочу тратить свои деньги, а не сидеть в этом нудном кабинете, где даже мыши не водятся, кроме моей мышки на столе. Все брошу и куплю себе замок с мышами. Вот будет охота!
- Конечно купишь! – подпевала ему лиса Алиса. - Вот кончится твой срок, получим мы свою пенсию и заживем как хочется. - К черту пенсию! – подпрыгнул кот Базили. – Нам и так до конца жизни деньги не истратить, надоело мне все.
Но тут в дверь постучали и въехали две тележки, уставленные тарелками. Слуги молча расставили все на стол, который теперь украшали две бутылки шампанского во льду. Не успели слуги закрыть дверь, как часы пробили пять раз. Рабочий день закончился. Кот Базилио с радостью сбросил на свой стол и печать, и голубую ленту с плеча.
Стол лисы Алисы был накрыт на три персоны и третья персона не заставила себя ждать. Дверь без стука открылась, в кабинет вошел Карас Барас, достопочтенный житель города. Он частенько заходил в мэрию после работы и чем чаще он любовался кукольным театром Буратино из окон мэрии, тем больше росла в нем уверенность, что он будет любоваться этим театром изнутри, из кабинета хозяина. Не сговариваясь, вся троица уселась за обильно накрытый стол. Карас Барас заходил в мэрию каждую неделю. Кот и лиса Алиса обращались к нему не иначе как синьор, без всяких имен.
- Синьор, вы как хотите, а мне все надоело- и кабинет этот, и болото ваше, куда мы вбахиваем такие деньги!- не вытерпел первым кот Базилио, чавкая и вытирая лапы о мантию:
– Мы хоть завтра готовы сдуться из этого гнусного городишки, денежки наши в надежном месте, - кот посмотрел на лису, но та сделала вид, что все внимание уделяет куриной ножке в соусе. В ответ Карас Барас отодвинул тарелку и грохнул по столу кулаком:
– Цыц! Хватит болтать! Всему свое время и оно уже близк, - он налил всем шампанского и поднял свой бокал:
– За наши успехи, за мою победу и за вашу богатую жизнь! - Осушив бокал, он продолжил:
– С болотом скоро будет покончено, ты ведь обещал там разбить парк отдыха горожан, ха- ха- ха !- рассмеялся он в сторону кота Базилио. – Болото ты осушишь, а вот парк строить будет другой мэр, Карас Барас.
- Синьор, – подала голос лиса Алиса. - Сейчас был Богомол у меня. Этот мудрец ничего не может понять. Театр Буратино обложили налогами, расходы у них больше доходов, но театр вопреки всем расчетам Богомола процветает.
- Может их поджечь? – перебил ее кот Базилио, черпая лапой жаркое из тарелки.
- Нет! - твердо сказал Карас Барас. – Жечь свой театр я не дам. Я его и так куплю, целеньким, вместе со всеми куклами. И театр этот я назову "Тортилла", - выдал он свою тайну. - Скоро вы будете свободны на все четыре стороны
- Ты слышала, Алиска?! - воскликнул захмелевший кот Базилио. – Скоро у меня будет замок с мышами! - и он подскочил на стуле. Бокал с шампанским опрокинулся на колени лисе Алисе, а вместе с ним и тарелка лапши с края стола исчезла там же. Лиса поднялась со стула и выплеснула в кота сок из стакана от чего кот зашипел, сорвал с себя мантию и остался в одном полосатом трико.
- Ах так! - взвыл он. – Сейчас в морду вцеплюсь! - и кинулся на лису. Лиса стряхнула в кота остатки лапши со своей юбки, отпрыгнула в сторону и скрылась за дверью. Кот фыркнул и убежал за другую дверь, скрытую портьерой. Через несколько минут он вышел оттуда, но это был не мэр города, а прежний слепой бродяга кот Базилио в темных очках в своих лохмотьях, с костылем. На шее вместо печати болталась мятая железная кружка. Как ни в чем не бывало он подсел к Карасу Барасу и продолжил трапезу. Карас Барас ничего не мог поделать с привычкой кота бродяжничать и попрошайничать, чем тот и занимался по ночам с Алиской, радостно считая под утро поданные медяки, при этом лиса Алиса не могла отказать себе в удовольствии и каждый раз обманывала кота на пару – тройку медяков.
Тортилла.
Ветер разогнал тучи и выглянувшая луна слабо осветила камыши высыхающего болота. Свет луны обрадовал болотных жителей и они радостно приветствовали ее дружным кваканьем. Луна осветила шалаш Дуремара и неподвижный силуэт возле него. Силуэт сидел на земле, согнув ноги в коленях и обхватив их руками. Скриппи боялся огня с тех пор, как по воле хозяина побывал в камине. Он любил одиночество и темноту. В одиночестве он не чувствовал себя таким одиноким, как это бывало средь бела дня в гуще людей. В темноте он был со звездами и понимал их молчаливую речь. Они разговаривали и с ним, и между собой. Эти речи завораживали его и он забывал все земные заботы и горести. Дуремар и подумать не мог, что оказал ему такую услугу звездного одиночества. Скриппи лег на землю, с руками под голову, чтобы любоваться звездами, наполнив при этом тишину своим резким скрипом.
Он не заметил сколько прошло времени, как вдруг камыши со стороны болота зашевелились и из них высунулась жуткая голова, показавшаяся Скриппи огромной.
От вида этой головы занозы на Скриппи поднялись дыбом и он похолодел от ужаса. Ведь любой, кто ни разу в жизни не видел змеи, придет в ужас при встрече с ней, даже не зная, что это змея, от одного ее вида, что и случилось с беднягой Скриппи. Но он ошибся в своих страхах. Камыши раздвинулись и на поляну вышла огромная черепаха, отчего Скриппи слегка успокоился и облегченно заскрипел всеми суставами.
- Так это ты тут скрипишь, малыш? – низким голосом вдруг спросила черепаха.
- Извините, я не хотел, но у меня всегда так, с рождения, я ведь деревянный – робко ответил он.
- Деревянный? – удивленно взглянула на него через лорнет черепаха. – Я знала одного такого мальчугана, его звали Буратино. Жуткий непоседа, он не умел слушать, мог только бегать и прыгать, и везде совал свой длинный нос. Да-а…. . Скриппи слушал черепаху, смотрел на нее и ничего не мог понять, глядя на нее. Он знал, что когда Дуремар вылезал из болота, он всякий раз притаскивал на себе столько грязи, что она весила не меньше, чем он сам. Грязь висела на нем клочьями, лепешками и он проклинал ее на чем свет стоит, отплевываясь во все стороны. Вопреки всему этому черепаха вышла словно из своей комнаты—вся опрятная, чистая и аккуратная. Скриппи ничего не мог понять своей деревянной головой.
Черепаха хлопнула в ладоши. Камыши раздвинулись и лягушки вынесли кресло, на которое она села:
– Я думала, что это Дуремар творит тут свои пакости, а это ты скрипишь на все болото, даже лягушки мои пугаются. Что ты тут делаешь? Помогаешь Дуремару меня ловить?
- Так это он Вас ловит? – вопросом ответил Скриппи.
- Да, - ответила черепаха и погрустнела. - Это Карабас Барабас ловит меня его руками. Он не мог это сделать один, а теперь на него работает весь город под присмотром Дуремара и болото мое осушили. Дни мои сочтены. Черепашата мои давно в зоопарках томятся. Лягушата спасаются бегством в соседние болота, а мне некуда бежать, - она закрыла глаза. Скриппи ни о чем не спрашивал. Забыв про свои звезды, он жалел черепаху, а та продолжала:
– Меня зовут Тортилла и назвал меня так тот пират, что привез сюда из далеких южных морей вместе с награбленными сокровищами. Он поселился здесь давным –давно, когда не было никакого города, а стояло всего несколько жалких лачуг, я все помню, хотя мне уже двести лет. Пират был неслыханно и невиданно богат, на него все работали и вскоре тут поднялся город и закипела жизнь. Бывший пират знал, что ему не истратить столько богатства за всю свою жизнь и спрятал их для своего сына, такого же пирата, собиравшегося вернуться к отцу, который был очень хитрым пиратом. Это был самый хитрый пират в мире.
Черепаха сидела в кресле, закрыв глаза и словно книгу памяти читала историю своей жизни. Она продолжала:
– Пират знал, что за сокровищами его будут охотиться и всех обманул. В городе он построил большой дом, а в нем – бедную каморку, где даже камина не было, он был нарисован на холсте, а за ним находилась потайная дверца. Золотой ключ от этой дверцы он оставил мне и велел хранить пуще панциря своего. Он знал что делает. И я знала эту тайну. Там не было никаких сокровищ. Ничего там не было. Только такой глупенький неграмотный дурачок, как Буратино, мог поверить в то, что Золотой Ключик предназначен для открывания той ржавой убогой двери, которую можно было открыть любым гвоздем. Но он поверил. И я отдала ему, Буратино, Золотой Ключик. Я была спасена, ведь в это поверил и злобный Карабас Барабас, он клюнул на эту удочку и бросился за Буратино, он отстал и от болота моего, и от меня. Жадность Карабаса мешает ему быть умным.
Черепаха вдруг оживилась:
– Но я понять не могу что Буратино нашел за той дверью?! Это непостижимо! Ведь там ничего не было! Кроме крысы.
Я рада, что не погубила Буратино своим Золотым Ключиком. Корни добра его дерева настолько сильны, что принесли добро всему городу и я тут ни при чем, – развела руками черепаха. – Он зарядил своей добротой весь город и перед его простой добротой ржавеют любые горы золота.
Тортилла удивленно покачала головой:
- Глупый Карабас, – говорила она словно сама с собой. – Он осушает болото и не знает для какой дверцы предназначен Золотой Ключик. Он еще глупей, чем Буратино. Для Буратино Ключик принес счастье, а Карабасу достанется только мой панцирь да пиявки с грязью. Глупец. Он не может знать того, что сын самого хитрого пирата погиб где –то в морях и несметные сокровища лежат нетронутыми за золотой дверцей. Ведь хитрый пират специально закачал это болото для своих сокровищ и для меня, чтоб я хранила их тайну. Под этим болотом и спрятана та золотая дверца, которую откроет Золотой Ключик. За этой дверцей огромный подвал с несметными богатствами и никто . . ., —черепаха вдруг глубоко вздохнула и затихла навсегда. Черепаха выпустила наружу тайну всей своей жизни и вместе с тайной жизнь покинула черепаху Тортиллу.
Мукалтино.
Скриппи не сразу понял что случилось с черепахой Тортиллой. Все это время он как завороженный слушал ее негромкую речь, боясь пошевелиться и поднять глаза, опустив голову вниз. Когда черепаха вдруг замолчала, он осторожно поднял глаза в ее сторону. Она сидела, запрокинув голову, с широко открытыми глазами, в которых яркими бликами отражался лунный свет. Вместе с голосом Тортиллы затихли и все звуки на болоте, кругом стояла кладбищенская тишина. Скриппи не знал что такое страх, даже тогда, в камине, ему было не страшно, а всего лишь горячо и он успел выскочить оттуда. Теперь ему не было горячо, но он почувствовал себя хуже, чем в камине. Вид неподвижной огромной черепахи разжег в нем пламя пострашней камина. Это пламя сорвало Скриппи с места и он ринулся прочь и от этого места, и от этой тайны, которая унесла жизнь черепахи Тортиллы.
Он вырвался из камышей и
