Геометрия квадрата и круга или О идолопоклонстве в христианстве

закромах.

Одевает метель дерева и кустарники в шубы,
Разноцветный ковёр поменяв на сверкающий плед,
И все ярче горят у рябин замерзающих губы,
И заметнее стал на снегу чей-то путаный след.

Замерзает река, холодам отдаваясь на милость,
И растет с берегов к середине каемочка льда.
Запорошит зима ноября неуютную стылость,
И уснет подо льдом до весенних проталин вода.

Первый месяц зимы пробежит в ожидании чуда,
В магазинах уже мандарины скупает народ,
Все обиды простим, а несчастья скорее  забудем,
Чтобы с чистой душой проводить на покой старый год!
(Владимир Воднев, Завершается круг)


                      *  *  *
Постепенно, но верно сужается круг –
там, где жизнь миновала свою половину,
и уже понимаешь, где друг, где – не друг,
кто в глаза тебе смотрит, кто – целится в спину.

И острей осознание краткости дней –
не растратить бы их на случайные нужды.
В центре узкого круга как будто видней,
кто близкИ, кто в кругу, кто – за кругом и чУжды.

Время жизни своей для прохожих, чужих
не хочу отбирать у любимых и близких.
Так размерностью строк управляется стих –
только нужным слогам здесь даётся прописка.

Я пишу – и нутром выверяю строку
и ещё скрупулёзней – своих выбираю:
слишком мало бывает людей на веку,
с кем – глаза завязав – можно даже по краю.

Узкий круг, нету лишних вещей в багаже,
и проходишь легко меж ненужного – мимо:
где пространства и времени меньше уже,
там себя отдаешь только необходимым.
(Лана Яснова, Круг)


                *  *  *
Какая это благодать!
Я вспоминаю, ночью летней
Так сладко было засыпать
Под говор в комнате соседней.
 
Там люди с нашего двора,
У каждого свой странный гонор.
Мир, непонятный мне с утра,
Сливается в понятный говор.
 
Днем распадется этот круг
На окрики и дребезжанье.
Но сладок ночью слитный звук,
Его струенье и журчанье.
 
То звякнут ложкой о стекло,
То хрустнут кожурой ореха...
И вновь обдаст меня тепло
Уюта, слаженности, смеха.
 
И от затылка до подошв,
Сквозь страхи детского закута,
Меня пронизывает дрожь,
Разумной слаженности чудо.
 
Я помню: надо не болеть
И отмечать свой рост украдкой,
И то, что долго мне взрослеть,
И то, что долго — тоже сладко.
 
Я постигаю с детских лет
Доверчивости обаянье,
Неведенья огромный свет,
Раскованность непониманья.
 
Да и теперь внезапно, вдруг
Я вздрогну от улыбки милой.
Но где защитный этот круг
Превосходящей взрослой силы?
 
Бесплодный, беспощадный свет
И перечень ошибок поздних...
Вот почему на свете нет
Детей, растеряннее взрослых.
(Фазиль Искандер, Детство) 
                      *  *  *
Все верно, все верно: кружится земля
и кружатся люди и звери, и я,
а тот, кто не кружится, – просто дурак.
О как это верно, о как это так!

В болях и мученьях рождает нас мать,
ей Бог положил так рожать и страдать,
а тот, кто без боли родился, – дурак.
О как это верно, о как это так!

При всей нашей святости звери сперва
мы все, у кого на плечах голова,
а тот, кто не зверь, тот, – конечно, дурак.
О как это верно, о как это так!

Нам жажда любви и познанья дана,
на подвиги боя нас гонит она,
а тот, кто на подвиг не годен, – дурак.
О как это верно, о как это так!

Все верно, все время кружится земля,
но нам-то все время кружиться нельзя,
а тот, кто все кружится, – круглый дурак.
О как это верно, о как это так!
(Ленчик Лев, О как это верно…)

                *  *  *
Читают разные стихи,
почти не слушая друг друга.
Они читают их по кругу,
но друг от друга далеки.
И пишут разные стихи
простые разные поэты.
У них единые приметы,
Хотя они не дураки:

И тянет их порочный круг,
вернее - чтение по кругу.
Как больно! - не сказать друг другу,
об этом просто стыдно вслух...

Но что-то крутит их, ведет,
их что-то мучает ночами,
за их неясными речами
какой-то дальний свет встает.
И продолжается поход:
земную жизнь - до половины,
и дальше, словно до Берлина,
по безызвестности - вперед!

А там не будет ничего.
А только братская могила.
Она своею черной силой
затянет всех до одного.

Кровь стынет в жилах у меня,
когда я думаю об этом...
Прах неизвестного поэта.
И пламя вечного огня.
(Эвелина Ракитская)


            *  *  *
Когда еще не различима
в девчонках и мальчишках масть,
когда еще велеречива
нечувственная страсть,

они нам кажутся зверьками.
Их странные умы
чуть сладострастными шагами
тихонечко обходим мы.

Жир капает в костер, и мясо
кружит на вертеле. Кружа,
оно вдруг обретает массу,
в нем появляется душа,

тот аромат, который нужно
вдыхать, уничтожать, вдыхать.
Одни лишь дети непослушны,
а взрослым время умирать.
(Евгений Сабуров)


              *  *  *
Говорят, что в жизни
Всё идёт по кругу:
Радости, веселье,
Грусти и печаль,
То с врагами спорим,
То напишем другу,
То нам что-то жалко,
То уже не жаль...

То от боли плачем,
То опять смеёмся,
Что-то покупаем,
Что-то продаём.
И нельзя иначе:
Словно по спирали
Мы по этой жизни
К Вечности идём...

То полоской белой,
То полоской чёрной,
Словно зеброй в поле
Пронесётся жизнь...
Для кого-то смелой,
Для кого-то спорной,
У кого-то кверху,
У кого-то вниз...

И опять всё снова,
Словно по спирали,
С самого начала,
К самому концу
От вершины жизни,
До её основы,
И от основания
К самому венцу...

Наслаждайся в жизни
Радостной минутой,
Есть у всякой радости
Сладостный венец.
Но а если тяжко
Станет вдруг кому-то,
То и в этом случае
Будет свой конец...

Говорить друг-другу
Нужно нам об этом
Ни вчера, ни завтра -
Мы живём сейчас!
Если жизнь по кругу
С чёрно-белым цветом,
Дело здесь не в круге,
Дело только в нас!..

Не идите сами
Ходом поперечным -
Белую дорожку
Всем дарует Бог.
Чтобы шли мы с вами
К счастью жизни Вечной
Вы повдоль идите,
А не поперёк!..
(Владимир Шельске, Круг жизни)

                      *  *  *
Яркий октябрь, золотисто-багровый подбой,
нет, не Пилат, на горе не предвидится казней.
Россказней много, а россказни сказок прекрасней,
так, болтовня, разговоры любого с любой -
здравствуй, моя дорогая, уже холода,
вон задувает, и плащ развернулся, как знамя.
Будет распятие - это пока между нами,
будут снега и река под прикрытием льда
скоро притихнет. И птиц не найти в высоте -
тянутся к югу - для россказней самая тема.
Где мы встречались? Скажи-ка мне – виделись, где мы?
Мироустройство желает креста и гвоздей,
ну, и венца, разумеется. Поговорим,
выберем жертву, желаешь ли, милая дама?
Драма не в этом, но после куда мы? Куда мы?
Это октябрь, и Пилат возвращается в Рим.
В третий, последний... Родная, гляди веселей,
тридцать монет - и достаточно хлеба и зрелищ.
Россказни сказок прекраснее, но в октябре лишь,
там, где случайная встреча и плащ на земле.

***

Вот и ноябрь, обсуждение перипетий 
прошлых распятий - а что ты хотела, родная.
Дворик, без листьев акация, словно Даная
обнажена, никуда от неё не уйти.
Экскурсы в прошлое, я не люблю их, но что ж 
можно поделать, куда нам от этого деться.
Мы в октябре обсуждали зловещее действо,
ну, а сегодня приходится слушать святош -
россказни это - вы так прикрываете блуд,
то-то в столице гулящих, что блох на дворняге.
Бабки смакуют завистливо тайные знаки,
а в ноябре прокуратор особенно лют,
видно, мигрени замучили, жаждет боёв,
то гладиаторы кровью питают арены,
то легионы на войны уходят смиренно
и забываются вера, надежда, любовь.
Холодно, холодно, как нам согреться, скажи,
снова предчувствие той, неизбежной разлуки.
Город пустеет, собака уснула на люке.
можно гулять, в небоскрёбах считать этажи.
Прошлое с нами, а в будущем только зима,
скоро посыплет и белое не за горами.
Это распятие, крест, обозначенный в раме,
нам поболтать бы... О чем - догадайся сама.

***

Задекабрило... потешное слово, смеюсь,
это же надо, такое придумать словечко.
Волки завыли, в кошаре трясутся овечки,
что тут поделать - таков новоримский союз
высших и низших, и, в общем-то, равных в правах -
скоро адвенты, Европа зашлась в распродажах.
Всё дешевеет - надежда и вера, и даже
чья-то любовь... Но давай о хорошем сперва -
здравствуй, я снова скучаю по той болтовне,
вроде бы, сказочной - в тихой, ноябрьской столице.
Всё повторяется заново в кpасках и в лицах,
кажется, прошлое так улыбается мне.
Как ты сегодня? Покупки, подарки, галдёж - 
дети и внуки приехали, неразбериха.
Город невнятен - сплошные спондей и пиррихий.
Я о своём, извини, но никак не пройдёшь
мимо такого - сюжетов библейских полно -
хочется чуда, поверишь... Хотелось бы встречи.
Но понимаю, что ты занята, не перечу
и для двоих разливаю в бокалы вино,
зная, что пить одному и курить одному,
зная твоё непрочтение четверостиший.
Слово  на снег опускается тише и тише,
вот бы поднять... Но похоже, что не подниму.

***

Набело Рим, прокуратор тоскует, поди,
после распятия всё неотступнее боли.
Снегом тишайшим засыпано Марсово поле,
и замедляется сердце в усталой груди.
Крест на горе - мы о нём говорили с тобой,
помнишь, моя дорогая, декабрьские сплетни?
В нашей истории, кажется, тысячелетней,
можно ещё усомниться, но жив Крысобой,
живы центурии - мы размышляли о них,
ты говорила - они побеждают во благо,
давят и внешних и внутренних. Рим, бедолага,
так защищается - это в стихах помяни.
Я огрызался, но толку - не вышел в князья,
а у тебя целый мир на дрожащем запястье.
Банга стареет, слезятся глаза, но из пасти -
белым - клыки - прокуратора трогать нельзя.
Здесь, в январе, вечный город и улиц круги,
как по воде... И слова точно так же в тетради.
Что в декабре остаётся, ты, Господа ради,
не растеряй, береги это всё, береги.

***

Месяц пустой, ненавистный. Стокгольмский синдром.
Сколько потерь он вмещает, не высказать всуе.
Я эти строки не только тебе адресую,
но, дорогая, других мы в расчет не берём.
Время стремительно, кажется, было вчера - 
двое влюблённых друг в друга, как будто убийцы
или убитые... Как, дорогая, не спиться,
если не спится. Зачем коротать вечера
на расстоянии - Рим досягаем и здесь,
только не третий, а вечный, но я не поверю
в чьё-то распятие между Калугой и Тверью,
где-то ещё... Это, видишь ли, вовсе не спесь,
и уж совсем не уверенность в завтрашнем дне,
а во вчерашнем - тем более, только иначе
я не умею, и если хоть что-нибудь значу
для февраля, он поправит - пиши поумней.
Тише и тоньше, как будто тропинка с утра -
кто протоптал её, кто торопился куда-то.
Время летит, понемногу стираются даты,
эта история, свет мой, конечно, стара,
но повторяется - Рим и Христос на кресте,
ну, и стихи - недостаток в словарном запасе.
Это стокгольмский синдром, но никто же не спасся?
Может быть, разве спаслись палачи. Да и те...

***

Всё-таки март, я уже и поверил почти
в то, что воскреснем. Не смейся - причуды поэта.
Нет не поэта - писаки. Предчувствие лета
через весну. Как получишь стихи - перечти
их с предыдущими - в связке сюжеты полней,
более цельные, правда, и придури много. 
Слово хромает с другими словами не в ногу,
и подтверждает, что истина всё же в вине.
Нравится  красное? Я предпочёл бы его,
белое как-то не очень - иные запросы.
Слышится в Риме команда - центурии, стройся!
Рад сообщить, что не годен давно к строевой.
Не собираюсь куда-то в поход за моря,
тут потеплело, Пилат обойдётся парадом.
Мы далеки друг от друга, а кажется - рядом,
просто болтаем, опять ни о