он таинственным шёпотом...
Ну, разведка дело святое, подумала Анфиса...
…
Анфиса уже как-то инстинктивно заранее не ожидала для себя в этом пионерлагере ничего хорошего. Но она, всё-таки, в глубине души, очень надеялась, что сможет встретить там хоть кого-то — кто бы по-настоящему разделял идеи коммунарства. Может быть, девчонку. А, может быть, и парня. О возможности второго варианта она думала с особым волнением, давая волю своей фантазии... А что, если она там встретит не одного, а даже нескольких "своих человек"? И они там создадут целую организацию?.. Надежда была!..
Почти всю смену она проходила там в чёрно-зелёной полосатой футболке ("Битники в таких ходили", - сказал, провожая её, Данила; и за что девчонки в их группе, за глаза, прозвали её «Зебра»), чёрных тренировочных штанах и кедах, не слишком заморачиваясь вопросом одежды и внешности в целом — в отличие от подавляющего большинства других девчонок...
С общением у неё в лагере как-то не клеилось. Искреннего, душевного разговора как-то ни с кем не получалось. Ни с девчонками, ни, тем более, с мальчишками (с мальчишками как-то у неё и самого контакта, практически, почти никакого не было). А притворяться, играть, как разведчице, чтобы установить какие-то контакты, получить какую-то информацию, ей страшно не хотелось. А вот в лес — её тянуло ещё с большей силой, чем раньше...
Почти всё свободное время она, практически, проводила за пределами лагеря — убегая через дыру в заборе (хорошо скрытую кустами) в свой родной Лес, и исследуя ещё не знакомые места (с тайной целью — найти, быть может, подходящее укромное место для обустройства грядущей «лесной коммуны», «Икарии»). В лагерь приходила лишь спать, да в столовую: на завтрак, обед и ужин. Даже вкусный полдник часто пропускала, а раза два пропустила и обед...
Выходить без разрешения за пределы территории лагеря было строжайше запрещено, но Анфисе эти её систематические отлучки как-то всё время "сходили с рук" до самого конца её лагерной эпопеи. Кстати, и девчонки из её отряда её не выдавали (она это узнала лишь под самый конец): на вопрос ответственной вожатой о ней всё время говорили, что она где-то здесь, "только что её видели"...
А Анфиса чувствовала себя в дружественной и родной стихии только среди максимально нетронутой человеком Природы. Она нашла в лесу, в довольно глухом месте, небольшую и интересную прогалинку, окружённую со всех сторон огромными и густыми малиновыми кустами, довольно колючими, и высоченной крапивой. На этой прогалинке была когда-то какая-то небольшая постройка: Анфиса обнаружила очень старые доски, очень ржавые куски кровельного железа, куски рваного рубероида и множество красных, очень старых, кирпичей. Возможно, здесь что-то стояло ещё при финнах. Анфиса решила, что можно создать здесь "базу", и тут же стала выкапывать эти кирпичи и сооружать из них печку, также подтаскивать поближе к печке и другой обнаруженный строительный хлам. Надежды, что она справится со своей задачей за остаток лагерной смены было мало, но ведь можно будет приезжать сюда и после лагеря...
Переночевать у печки - можно будет даже зимой! Тем более, если успеть сделать над ней хотя бы небольшой навес...
Для дела революции пригодится!..
...
Поздно вечером, уже в койках, и в темноте, девчонки любили рассказывать разные страшные истории; вспоминали даже уж совершенно детские страшилки про "мёртвую руку" и "летающую простыню", где и та, и другая душили во сне неопытных и глупеньких мальчиков и девочек...
И Анфиса тоже рассказала довольно много разных страшных и загадочных историй. Очень популярна была тема вампиров; и Анфиса постаралась разъяснить, в чём разница между вампирами, упырями и вурдалаками. Постаралась также объяснить, в чём разница между белой магией и чёрной, которая есть простое колдовство. Рассказывала и про НЛО, и про "снежного человека", и про людоедов, и про места, где бесследно исчезают люди, про самые загадочные и страшные убийства. Рассказала и про загадочную и необъяснимую гибель туристской группы Дятлова на Северном Урале, о которой никто из девчонок ничего не слышал, и потом все долго предлагали разные версии, которые бы могли объяснить случившееся...
Анфиса несколько раз, очень осторожно, пыталась от этих "нейтральных" тем перейти к темам более революционным, но всякий раз обнаруживала непонимание и терпела неудачу...
А когда девчонки заводили разговоры "про мальчиков", довольно пошлые (как ей казалось), Анфиса невольно замолкала. Хотя она не хотела признаться сама себе, что тема эта, по большому счёту, интересовала и волновала её чрезвычайно. Но углубляться в разный "буржуазный разврат" она считала делом постыдным и недопустимым для настоящей идейной революционерки. Как будто больше не о чем думать, о вещах гораздо более серьёзных и важных, от которых зависит судьба человечества!..
Хотя Анфиса не могла не признать, что некоторые, пусть и пошловатые, анекдоты и "пионерские истории" или "пионерские загадки" были довольно остроумными...
Например, такая "пионерская загадка":
Вожатая спрашивает:
"Пионерка Иванова! Что ты делала вчера вечером в кустах с пионером Петровым?".
Что должна ответить, не задумываясь, находчивая пионерка?
Быстрые ответы были:
"Искали грибы..."
Или:
"Искали гномиков..."
Загадывающая вопрошала:
"А каким должен быть честный ответ пионерки?"
Кто-то из девочек "честно" и скромно предлагал:
"Искали мои трусы!.."
Анфиса сама, вместе с остальными, хохотала над этими "загадками" и "отгадками" до колик в животе...
Её коробило, когда девчонки употребляли матерные слова и выражения (что в её доме было абсолютно недопустимо и немыслимо!). Также ей абсолютно претило, когда её соседки по койкам задирали майки и хвастались друг перед другом, у кого больше успела вырасти грудь. Ей тоже уже было что показать, и её тоже занимали, волновали и беспокоили эти естественные возрастные изменения в её теле; но вот так хвастаться этим... И все эти пошлейшие разговоры об отношениях с мальчишками, порой в самых грязных выражениях... Не о том она мечтает!.. И, вообще, не о том надо думать!..
Однако сейчас она поневоле вспомнила один из эпизодов своего более раннего детства, когда в деревне, как-то одним жарким тёмным вечером, она на сеновале оказалась в компании девчонок, примерно её тогдашних ровесниц. И одна из девчонок, загадочным и приглушённым голосом стала рассказывать, как одна девочка подружилась с одним мальчиком, и это была просто чрезвычайно крепкая и совершенно необыкновенная дружба. И необыкновенность этой дружбы выразилась в том, что однажды ночью, сговорившись, в полной темноте, они вместе, вдвоём, держась за руки, пошли к реке. И при этом (тут рассказчица перешла на едва различимый шёпот и старалась поведать эту страшную тайну едва ли не на ухо каждой из слушательниц) они оба - были совершенно голые! Они пришли к реке - и там целовались!..
Анфиса хорошо помнила, как её поразила и глубоко взволновала эта история. Она понимала, что мальчик с девочкой могут дружить так же крепко, как и мальчик с мальчиком, и девочка с девочкой, а иногда, наверное, и ещё крепче. Она понимала, как ей казалось, что мальчик и девочка могут испытывать такие сильные и серьёзные чувства друг к другу, что могут и поцеловаться, и даже не один раз. Но вот чтобы при этом оба они были совершенно голыми!.. Здесь действительно была какая-то огромная-преогромная и глубоко волнующая тайна!.. Конечно, проделать такое днём было абсолютно немыслимо и абсолютно невозможно; но вот ночью, в полнейшей темноте, когда настолько невозможно видеть друг друга, что надо держаться за руки... В этом что-то было!..
Уже позже, размышляя над этой историей, и стараясь представить себя на месте этой девочки, Анфиса подумала, что ведь это до какой степени надо доверять друг другу, доверять абсолютно, чтобы на такое пойти! И, быть может, они и задумали это дело с целью понять, и испытать, и проверить: действительно ли они настолько доверяют друг другу, чтобы это сделать...
Это было похоже на какой-то тайный священный ритуал!..
Анфиса не рассказала этим лагерным девочкам, соседкам, про эту свою старую детскую историю. Хотя потом и думала: почему?..
Но вспомнила, что даже и Нике она про неё не рассказывала...
...
Слушая эту не очень потребную девчоночью "болтовню" (как она это называла), Анфиса также вспомнила, что из всех революционных лозунгов "Красного мая" в Париже, её как-то особенно озадачил один: "Оргазм - здесь и сейчас!". До неё как-то не очень доходил смысл этого слова. Она понимала, что это как-то связано с организацией и организмом, но чтобы вот более точно... И почему-то она стеснялась об этом кого-то спросить, а особенно отца, которого и так всё больше раздражали все эти революционные "выкидоны". Да, отца она как-то хотела спрашивать об этом меньше всего... Да и на что у них такая огромная библиотека?.. Но стоило ей протянуть руку к тому энциклопедии на соответствующую букву - как она почему-то тут же передумала: мол, посмотрю потом, успеется. И тут же стала думать о чём-то другом...
Конечно, она, так или иначе, уже успела услышать и прочесть, что "Красный май" - это, ко всему прочему, ещё и "сексуальная революция". Но слово "секс" у неё как-то до сих пор довольно прочно ассоциировалось с понятием "буржуазный разврат". И она тоже как-то не очень спешила прояснить для себя этот вопрос ни с помощью взрослых, ни в энциклопедиях. Сказала лишь себе, что надо будет почитать, наверное, Фрейда и Вильгельма Райха. Хотя вскоре забыла и про Фрейда, и про Райха (что бывало у неё очень редко, если речь шла о каких-нибудь интересных и важных, как ей казалось, авторах). И как-то опять стала думать о чём-то другом...
Даже с Никой, при всей близости и доверительности их отношений, они всю эту тему как-то ещё по-настоящему не проясняли. Ника вообще, в этом плане, казалась Анфисе, по сравнению со всеми другими девчонками, какой-то исключительно скромной, чистой, целомудренной и возвышенной кавказской горянкой...
И вспомнив про Нику, Анфиса подумала (со вздохом):
"Да и, вообще, она ещё маленькая..."
...
Спросить у своих лагерных товарок по пионерскому отряду про "секс" и "оргазм" Анфиса тоже так и не решилась. Хотя уж они что-то точно об этом знали! И могли бы, как ей казалось, её просветить. Чисто "по-житейски", без всяких революций. Но Анфиса боялась сказать при этом такую глупость, что её поднимут насмех...
Подружиться за это время она так ни с кем и не смогла. Лишь с одной девочкой у неё возникло на короткое время какое-то общение — и она с увлечением рассказывала этой девочке про революционные события, которые происходили в это время во Франции и во всём мире...
Но настоящего глубокого интереса к этой теме новая знакомая Анфисы как-то не проявила. Ей показалось странным, что девочка хочет стать «политиком»: как такое может быть? И зачем это?.. Совершенно не говорит о мальчиках, кто ей нравится из соседнего "мальчишеского" отряда — и как-то не интересуется этой темой... И,
