СНЫ КОМАНДОРА

тем самым, создать неопределенность статуса Курильских островов, на которых налаживалась определенная хозяйственная и торговая деятельность.
В ответе японской стороны говорилось о том, что Япония опасается «…заводить с неизвестной державой дружественные отношения, основанные на неравных правах».
Если следовать логике дипломатических текстов, можно сделать вывод о том, что именно надменность посланника Резанова, всячески подчеркивающего могущество и превосходство российского государства, особенности его поведения и стали тем мотивом, который помешал сближению и заключению какого-либо договора с положительным результатом для обеих сторон.
Не были приняты и дары российского императора, и сановник-банжос с почтительным поклоном вернул их Резанову. Возможно, японскому императору они просто не понравились, потому, что подобраны были неудачно: фарфоровая посуда, которой в Японии было достаточно, ткани по качеству более низкому, в сравнении с местными шелками, наконец, меха, не столь почитаемые в Японии, как в России. Среди дареных мехов было много шкурок чернобурой лисы, а ведь в Японии лисица считается нечистым, дьявольским животным.
Николай Резанов в ответ, совершенно не ожидая поражения в переговорах,  не сдержался и наговорил японскому губернатору дерзостей:
«Наш император помогущественнее вашего будет, и с его стороны это большая милость, которая из единого человеколюбия к облегчению ваших недостатков последовала».
А еще было сказано о том, что Сахалин и острова Курильской гряды принадлежат России и если Япония отвергает предложение о торговле, то и на этих территориях, не должно быть самовольной торговли с местными «мохнатыми» − айнами и нивхами, которые по праву открытия островов Россией, подданными России и являются. А коли не исполнят этого повеления, то пусть, мол, пеняют на себя, – Россия сумеет постоять за себя и на дальних своих рубежах.
Переводчики пугались, вздыхали, ёрзали, не решаясь переводить сказанное, но посол Резанов настаивал, чтобы непременно переводили все точно и полно.
Дело было провалено окончательно.
На корабле то же были сражены сообщением о провале миссии, а узнав подробности, Ратманов и Крузенштерн тут же обменялись мнениями о том, что еще можно было ждать от посланника Резанова, – при его полной бездарной заносчивости иное положительное решение было бы удивительно.
– Да и какой он дипломат! − в сердцах махнул рукой Федор Иванович, тут же отдав команду собираться в дорогу, так как вот-вот,  на судно должна была прибыть незадачливая посольская миссия.
  Как пишет по этому поводу Макар Ратманов: «… своей неуклюжей дипломатией собственными руками разрушил ту базу отношений, которая была заложена Лаксманом. Он сразу занял позу большого вельможи, которому японцы не так кланялись, не так обращались».
В докладной записке графа Николая Петровича Румянцева, в то время министра иностранных дел следовал вывод о плачевных результатах посольской миссии: ... видно, что японцы весьма расположены к российской торговле…Кажется, больше бы еще ожидать можно, если бы в настоящем случае японские обряды более почитаемы были. Усердие Резанова к поддержанию достоинства империи завлекло его в некоторую горячность, хотя в инструкции, ему от меня данной, в пример ему поставлено было… сообразовываться с обычаями их, и что за несоблюдение оных в 1624 году Послы короля Гишпанского, два кавалера златаго руна не были приняты и возвратились потому, что сообразовываться с японскими обычаями не хотели».
Скоро подошел баркас с группой людей посольства во главе с Резановым. На баркасе привезли запрошенные ранее у японцев рис, соль и иные припасы, которых могло хватить на два месяца пути.
Николай Резанов, хмурый, потерянный и крайне раздосадованный неудачей,  молча,  не кивнув Крузенштерну, ожидавшему его у борта,  прошагал в каюту. 
Из своей, теперь отдельной каюты, камергер Резанов  практически не выходил до возвращения в порт Петропавловска.
       
28. КАМЧАТКА.
                                ХВОСТОВ И ДАВЫДОВ

«Надежда» покинула Нагасаки 5 апреля, «радуясь сердечно», как писал впоследствии Иван Крузенштерн.
Невзирая на запрещение японских властей, Крузенштерн решил пройти вдоль западного побережья Японии, чтобы составить подробное описание этого малоизведанного берега.
Крузенштерну удалось осуществить весь этот обширный план исследований. Он составил карты на западное и северо-западное побережья японских островов и уточнил карты Лаперуза.  Крузенштерном было отрыто и нанесено на карту множество мысов и бухт, изучено и описано побережье острова Сахалина.
Сложная ледовая обстановка не позволила продолжить плавание на север и закончить описание Сахалина. Крузенштерн, теперь более осторожный в отношении камергера, доложил Резанову о ситуации по маршруту следования,  просил изменить маршрут и возвратиться  в этот район позднее, когда льда уже не будет.  Но камергер Резанов, теперь уже торопился поскорее вернуться в Петропавловск, чтобы отправиться в Санкт-Петербург. Он вынашивал новые планы своего возвращения, чтобы поставить на место заносчивых японцев и доказать всем свою состоятельность. Не терпелось камергеру разобраться и с Крузенштерном, по его мнению, нарушившего субординацию и не принявшего его, камергера, начальство над экспедицией.
Проигрывать камергер не желал.
Крузенштерн повел «Надежду» в сторону Камчатки мимо Курильских островов. Сильное течение, обнаруженное в районе Курил и вновь открытых островов, делало плавание в этом районе в условиях штормовой погоды и туманов, обычных в этой части Тихого океана, весьма опасным. Не зная о существовании островов, можно было налететь на один из них и потерпеть крушение. Крузенштерн назвал эти острова Каменными ловушками и нанес их на карту.
В конце мая 1805 года «Надежда» прибыла на Камчатку, где, наконец, посланник камергер Николай Резанов и сопровождающие его лица сошли окончательно на берег. Посольство должно было отправиться через Сибирь в Петербург.
По прибытии в Петропавловск  мореходы и посольские люди узнали о почте из Санкт-Петербурга, поступившей за время их отсутствия. В сообщении, адресованной коменданту Кошелеву, было указано, что камергер Резанов освобождается от дальнейшего участия в первой кругосветной экспедиции и должен направиться  для инспекции поселений колонии Русской Америки.
В сообщении также было сказано об указе императора о награждении капитана Крузенштерна орденом Святой Анны II степени, а камергера Резанова только…… золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами.
Оценка усилий Резанова и Крузенштерна со стороны императора скажем прямо не равная, показывающая отношение столицы к вкладу участников кругосветного плаванья в реализацию намеченного.
Забавным в награждении камергера Резанова являлось то, что  ему как бы вернули утрату, о которой было в свое время доложено, – украденную в Бразилии то ли «жрицами любви», то ли людьми его посольского окружения золотую табакерку.
Шутка императора?
Наверняка знал Александр I о нравах, проделках и интригах своего посланника, о чем, возможно, и известил его таким образом, «опустив с небес на землю».
А отстранение Резанова от дальнейшего плавания на кораблях совершающих кругосветку, убедительно показало, чьи усилия в столице были восприняты как верные и действенные, а чьи как пустой звон.
Генерал Кошелев, излагая Крузенштерну полученную депешу, прокомментировал ситуацию коротко:
−Вот так, брат Иван Федорович! Император то наш не прост, – хоть и далече от нас, а разобрался в ситуации. «Всяк медяк, может звяк, да не всяк в деле маг!» – подвёл итог долгой дискуссии опытный Кошелев.
Спустя две недели, потребовавшиеся для разгрузки доставленных из Японии грузов, «Надежда» вновь вышла в океан. Её путь лежал к Сахалину, описание побережья которого стремился закончить Иван Крузенштерн, освободившись, наконец, от унизительной опеки камергера Резанова.
Пройдя неизвестным до тех пор проливом к Курильской гряде, названным  проливом Надежды, Крузенштерн подошел к мысу Терпения и, окончив описание восточного побережья Сахалина, направился в южную часть Сахалинского залива.
Наблюдения за удельным весом и цветом воды в заливе привели Крузенштерна к выводу, что где-то в самой южной части залива в него впадает большая река. В поисках устья реки Крузенштерн направил корабль к берегу, но глубина резко уменьшалась, и, боясь посадить «Надежду» на мель, Крузенштерн вынужден был повернуть корабль обратно в открытое море*.
* Честь открытия Амура и Татарского пролива разделяющего материк и остров Сахалин, выпала на долю другого знаменитого русского мореплавателя – Геннадия Ивановича Невельского, исправившего ошибку Ивана Крузенштерна, посчитавшего Сахалин полуостровом. Так была открыто устье реки Амур, которое, по мнению Григория Шелихова, могло быть местом постройки порта для торговли с Японией и Китаем.

В середине августа 1805 года «Надежда» вновь, уже в третий раз возвратилась на Камчатку, откуда после ремонта и пополнения запасов в конце  сентября вышла в Кантон для встречи с «Невой» и совместного обратного плавания в родной Кронштадт.
Во время стоянки «Надежды» в Авачинской бухте из Русской Америки пришел один из торговых кораблей Российско-Американской компании, и его капитан сообщил морякам тревожную весть. Из его рассказа следовало, что морякам «Невы» пришлось выдержать сражение с индейцами на побережье Америки. А вот чем оно закончилось, ему было доподлинно не известно.
– Все ли живы из команды «Невы»? – задался вопросом Крузенштерн, отправляясь в обратный путь и понимая всю сложность плавания с неполной по составу командой.
Николай Резанов, сойдя со шлюпа «Надежда» по прибытии в Петропавловск и ознакомившись с посланием из столицы с указанием направиться в Русскую Америку, перебрался на торговый бриг Русско-Американской компании «Мария Магдолина», прибывший так раз в это время из Охотска.
На корабле, на котором он теперь себя чувствовал полным хозяином, Николай Резанов познакомился с капитаном «Марии Магдолины» лейтенантом Ростиславом Машиным и встретился со своими знакомыми по Петербургу двумя офицерами флота лейтенантом Николаем Хвостовым и мичманом Гавриилом Давыдовым. Молодые люди  впервые были приняты по контракту в  Русско-Американскую компанию в 1802 году и вот вновь, спустя три года, поступили на службу и прибыли в распоряжение камергера, проделав долгий и опасный путь через Сибирь и плавание из Охотска на Камчатку.
Капитан Николай Хвостов – человек смелый, решительный и безрассудный, в прошлом военный офицер с боевым опытом, выходец из обедневшей дворянской семьи, в возрасте 14 лет  уже участвовал в первых морских сражениях и удостоился награды. По описаниям современников Хвостов, обладающий средним ростом и посредственной силой, «соединял в душе своей кротость агнца и пылкость льва», что проявлялось в бою полным бесстрашием и презрением к возможной гибели, но и в высочайшем почтении и внимании к близким людям – родителям и младшим братьям и сестрам.
В этот раз он нанялся