Зима-весна-лето. Московские сказки.

до дома донесет, помогает, как может, а что еще делать? Не читать, не считать он не научился.
Отправил один раз Хачик старшего брата братьев разыскать, незачем им спину на других гнуть, здесь работы хватит на всех, хотел Хачик еще несколько прилавков поставить, чтобы всегда были и овощи и фрукты. Разыскал старший брат остальных, сговорились они, да и стали вместе работать. Теперь старший и второй сын товар разгружали, а остальные братья за прилавками стояли, научил их Хачик считать и писать. А сам Хачик сидел теперь в соседнем доме, где комнату снимал, там  и расчет вел, а зачем на площади деньгами светить, вдруг кто-то да соблазнится. Но каждое утро он лично ходил выбирать товар, плохой не брал, гнилой выкидывал, а вот мелкий перемешивал с более крупным, чтобы тот, у кого денег немного радовался, получив вместе с мелкими абрикосами несколько крупных и самых сладких, детей порадовать. И если у кого был вопрос или новый товар привезли, то раздавалось на площади: «А ты у Хачика спроси!».
– Вот так все и было, – сказал старик и посмотрел на небо, уже вечерело. – Поздно уже, где ты будешь сегодня спать?
– Да нигде, ночь будет теплая, могу и под деревом поспать.
– Э, жених, – рассмеялся старик. – Нельзя идти свататься неумытым и голодным. Пойдем ко мне, я тебе и баню натоплю и похлебки налью.
– Вот спасибо тебе, дедушка, – обрадовался пастух.
– А внучка моя сказку на ночь расскажет, – улыбнулся старик, погладив лисичку.
– Расскажу, коль не испугаешься, – ответила лисичка человеческим голосом и смотрит, удивится ли пастух.
А ему чего удивляться? У самого говорящий мышонок в шапке!».

– Вот и все, – сказал я, мы уже давно вышли из маршрутки и стояли возле остановки. Армянин стоял рядом и тоже слушал окончание истории.
– Ты придумала имя для мышонка?
– Нет,  не придумала, – ответила Аня, виновато потупив глаза.
– Вай, назови его Арсеном! – воскликнул армянин. – Есть у меня брат, ну вылитый мышонок!
– А вам понравилась сказка? – спросила его Аня.
– Конечно, но это же не сказка, – ответил ей армянин.
– А что же это? – недоуменно спросила Аня.
– Чистая правда. Ты знаешь, как меня зовут?
– Хачик? – неуверенно спросила Аня.
– Именно, а точнее Хачатур, И это мое настоящее имя. Ты еще услышишь, нас иногда всех так называют, но это имя, запомни. А пойдешь на рынок, иди к 53-му прилавку, скажи, что тебе все за полцены, скажи, что так Хачик сказал.
– Спасибо! – обрадовалась Аня. – А мышонок будет Арсеном, да, папа?
– Как скажешь, твоя же сказка, – рассмеялся я.
– Не забудьте сходить на рынок, – сказал армянин. – 53-й, я слово вам дал, так и будет. До свидания.
– До свидания, – попрощались мы, почему-то хором, переглянулись и громко рассмеялись.

* * * * * * *

– Вот, как со мной выгодно ходить на рынок! – воскликнула Аня, перебирая руками большие персики на тарелке, – а так бы отдали в два раза больше!
– Да, ты спасла наш семейный бюджет, – мама погладила ее по голове, дочь вся заулыбалась и разважничалась еще больше.
– Эх, взрослые! Чтобы вы делали без нас!
– И точно бы пропали, – сказал я, поддерживая дочь в ее желании немного погордиться.
Дело, конечно, было несколько иначе, но зачем ребенку все сразу говорить? Он и не поймет, а может еще и обидится. Каждому ребенку важно чувствовать, что он бывает победителем.
На рынке мы сразу же пошли к точке номер  53. Нас встретил радушный продавец, нараспев расхваливая товар. Чего только мы не набрали, изголодавшись по свежим овощам и фруктам, и пускай они были из Азербайджана, а продавал их армянин, собственно есть ли разница откуда пришла телега, если товар неплохой? Когда пришел расчет, Аня звонко выкрикнула кодовое слово и потребовала, чтобы все было посчитано в полцены. Продавец засмеялся, покачал головой, что не может. Я ему подмигнул, и он выложил часть из пакетов, чтобы дочь была довольна. Уже на выходе нас нагнал этот продавец и, извиняясь, отдал оставшееся, сказав, что Хачик пришел и все объяснил. Он думал, что ребенок просто шутит. В итоге Аня еще больше заважничала, хотя и не смогла посчитать, насколько выгодно мы все купили, а мы ей не подсказывали. Всю дорогу она считала на пальцах, и к концу пути устала и ехала молча.
– Папа, а пастух остался ночевать у старика? –  спросила Аня, хитро прищурившись, определенно, она что-то задумала.
– Да. Все было, как я сказал.
– А лисичка рассказала ему сказку?
– Ах, вот о чем ты. Ну, уж нет, одной сказки в день достаточно, я устал.
– Расскажи, расскажи! – стала просить дочь.
– Расскажи, – сказала жена, занимаясь салатом. – Как-никак наша дочь принесла свою первую покупку, она заслужила.
– Все, сдаюсь-сдаюсь, но помни, лисичка обещала страшную сказку. Итак…

«Старик и море.
Путь от рынка до дома старика в лесу был неблизкий, пришли они поздно, уже взошла на небе луна. Пока старик уводил козу в хлев, лисичка, как хозяйка, открыла лапкой дверь в дом и скользнула внутрь. Вскоре в доме зажегся свет, а за занавесками замелькала высокая тень.  Печная труба задымилась, запахло вкусной похлебкой.
– Ну, чего стоишь, заходи в дом, гостем будешь, – сказал старик, похлопав пастуха по плечу.
– Спасибо, дедушка, заходите первым.
– Нет, у нас гость входит первым. Гость это же кто? Самый желанный человек в доме. Что дом без гостей? Четыре стены и окно, а с гостями это дом. Заходи, не стесняйся.
Пастух вошел в дом, а за ним и старик. Около печи хлопотала красивая девушка в простом, но отделанном шелком платье. Волосы ее были длинные, а на кончиках темно-каштановых, почти черных волос, горели яркие рыжие кисточки. Сверкнула она на него черными глазами, не видал он еще такой: и красивая и глаза умные, серьезные, но и смешливые.
– Здравствуй, милая девушка, – засмущался пастух, а на его голове мышонок Арсен шепчет ему в ухо, что лисичка она, чует он, знает.
– Так виделись уже, – улыбнулась ему девушка, – садись, будем есть. Проголодался, долгий путь был у тебя, а одним сыром и хлебом сыт не будешь.
– Твоя правда, – ответил ей пастух. – Признаться, я давно мечтал о домашней еде. Пахнет очень вкусно.
– Ты сначала попробуй, а то что, заранее хвалить. А вдруг не понравится, – сказала ему девушка, наливая большую миску похлебки с куропаткой.
– Это моя внучка немного лукавит, – сказал старик. – Нет ничего вкуснее ее похлебки, нет ничего слаще ее лепешки.
– Дедушка, ну опять вы меня захвалили, – залилась смехом девушка.
Сели они есть, мышонку выделили отдельную тарелку, где положили небольшие кусочки мяса, хлеба. Когда все насытились, пастух удивлялся, как эта девушка, стройная, как лань, а не уступает ему в аппетите, будто даже соперничает с ним, кто больше сможет съесть. Один старик ел немного и все подмигивал мышонку, набросившемуся на еду.
– Я обещала рассказать вам одну сказку, – сказала лисичка. – Пока не легли, как раз успею.
Она распустила волосы по плечам, заворожив пастуха взглядом. В доме чуть притух очаг, погасли лампы. Ее смуглое лицо  окрасилось красными отблесками очага, и пастух уже не знал, кого он видит перед собой, то ли девушку, то ли лисичку.

…История эта случилась не так давно, но время неумолимо, и с каждым днем она забывается, остается лишь память в сердце, как искорка в ночи, когда долго смотришь на море, а рядом слева загорается огонек, но только ты повернешь голову, он исчезает.
Жил у моря один рыбак. Жил небогато, сам построил себе дом, сам сделал лодку, сплел сеть. Работал с утра до ночи, иногда улов был неплохой, иногда и вовсе возвращался с пустой лодкой.
Родила ему жена сына, долгожданного, любимого. С раннего детства мальчик стал помогать отцу, вместе они ходили в море, вместе ловили рыбу, все делали вместе, и всегда все делили поровну. Правда старик, тогда он еще не был стариком, все пытался положить сыну кусок побольше, но сын замечал это и делил кусок ровно на три части, чтобы никто не был в обиде.
Черные времена пришли, понаехало врагов из-за моря, сабли гнутые, сами черные, на головах чалмы. Ушел сын воевать, большой он уже был, не успел свадьбу сыграть. А старика не взяли, слишком стар, что с тебя толку, больше мороки тебя потом хоронить. Долго длилась война, но с каждым проезжим, с каждой птицей передавал сын весточку родителям. Бывает пройдет мимо торговец поддержанным платьем, письмо передаст, а бывает прилетит птица, сядет к ним на окно и сидит. Покормят они ее, птица поклонится и улетит, а они знают, жив сын значит, все хорошо.
Но война есть война, не проходит она мимо твоего дома, в каждый дом заглянет, в каждом свою память оставит. Перестали приходить письма, перестали прилетать птицы. Кончилась война, стали возвращаться в деревню солдаты, кто без ноги, кто без глаз, кто без руки, а их сын не вернулся.
Голодное время после войны. Работать некому, работать негде. Поля не засеяны, мельницы разрушены. Работал старик, как и прежде, работал и ждал, не верил он, что сын его погиб, не могло так быть.
Сидит как-то рыбак на берегу, пустую уху варит, не поймал он сегодня ничего кроме трех жалких рыбешек. Набросал в котелок всего, что нашел в ближайшем лесу, медленно кипит вода, а старик думает, как бы здорово было бы, если бы он вместе с сыном рыбачил. Тогда бы точно улов был что надо. Сидит, думает, ничего вокруг не замечает, а ночь уж на дворе, домой он идти не решился, как в глаза смотреть голодным ребятишкам из деревни, ничего он не принесет им сегодня, может завтра удача будет к нему благосклонна.
Вдруг из самого моря идет к нему облезлый худой волк. Остановился зверь возле него и смотрит прямо в глаза.
– Откуда ты взялся? – удивился старик. – Не из моря же ты вышел?
Сказал так старик, а сам видит, что на клоках шерсти водоросли висят, а зверь дрожит всем телом от холода, вода с него ручьями течет.
– Садись, обогрейся у костра, – предложил старик, – с меня ты ничего не возьмешь. Мяса у меня нет, один табачный пепел остался. Скоро уха сварится, все же еда.
Старик достал трубку и закурил, а волк лег напротив него, сложив морду на лапы. Зверь глядел то на пламя, то на старика.
– Да, брат, – пыхтел сизым дымом старик. – Теперь тяжелые времена для всех. А что поделать, война… Да вот кому война, а кому и мать родна. Повадился к нам ходить сборщик податей, все рыбу считает, сколько я поймал. А что ее считать? Разве я ее продаю, все отдаю так, даром, откуда у людей деньги? А если друг другу не помогать, нельзя же за все с людей деньги брать. Такие дела, брат волк. А на меня уже штрафов наложили, ух! Я таких цифр отродясь не видывал, все считают-считают, а что с меня взять? А взять нечего, одна лодка осталась, вся в пробоинах, да сеть дырявая. А дом, ха-ха-ха, кому этот дом нужен, в нем живем и умрем мы со старухой. Вот когда сын был, вот когда сын был… да, а теперь говорят, что я не на своей земле живу. А я здесь родился и вырос, что друг друга делить, кто откуда, все же вместе живем. Вот был бы сын, он бы объяснил, а у меня и слов таких в уме нет, чтобы объяснить,
Замолчал старик, видит, что волк весь напрягся от его речей, шерсть дыбом встала у него, а в глазах злость горит, будто бы как человек злится. Узнал этот взгляд старик, часто видел он его у своего сына, когда кто-то несправедливость совершал, но разве может такое быть, чтобы человек в волка мог превратиться?
- А что говорить? Давай я тебе лучше ухи налью, – старик