Зима-весна-лето. Московские сказки.

вбила себе в голову, что вот если бы был у нее сынок, то назвала она бы его Кикосом. Он бы вырос, полез на высокое дерево и упал оттуда на камни и  умер. Так она себе это все представила, что не смогла с места сойти, стоит и плачет у колодца. Приходит ее сестра, ну она  рассказывает, что умер твой племянник, оплакивай его, бедная тетушка. Ух, а дальше больше, и еще сестра пришла, все плачут, никто домой не идет, все плачут. Уже и дедушка и бабушка стоят, оплакивают Кикоса, а потом и вся деревня. Каждый теперь тебе расскажет, какой был замечательный мальчик, как его все помнят и любят, нет больше такого!
– Э, нехорошо смеяться над чужим горем, нехорошо, – сказала подошедшая к ним старуха, – вот, не приведи Господь, случится и у тебя горе, мы не будем над тобой смеяться, и ты не смейся. Нехорошо это.
Когда она ушла, возница громко рассмеялся и хлопнул себя по коленям.
– А знаешь, – сказал он. – Двадцать лет уж прошло, а они все плачут. Вот так и живем, вот так.
Подивился коробейник, нечего было ему сказать. Только он хотел домой идти, как его схватили за руки и приволокли в дом, где жил Кикос. Вся деревня собралась на поминки.
– Выпей, выпей дорогой гость за нашего Кикоса, ох, он не успел попробовать настоящего вина, так выпьем мы, – говорил дедушка Кикоса, протягивая ему большой кубок с вином.
Делать нечего, поминки есть поминки, не будешь же отказываться. Пришлось ему и пить, и рассказы слушать, до самой ночи сидел он на поминках, слушал, пил, голова загудела, а спьяну в сердце защемила жалость, какого сына потеряли. Только возница подмигивал ему, когда у коробейника нет-нет, да проскользнет слеза по щекам.
Утром коробейник было собрался идти домой, но поймал его у самого конца деревни возница на телеге, а там уже сидит человек десять из прошлой деревни.
– Ой. Добрый человек, помоги нам! – завопили они.
– А что случилось? – удивился коробейник.
– А совсем твоя веревка-сестрица разозлилась, не хочет она отпускать, держит не отпускает. Помоги, добрый человек!
– А что случилось-то? – удивился коробейник, но сел в телегу, поехали они обратно в деревню.
– Ой, что случилось, что случилось, – заголосил один.
– Это просто горе! – воскликнул второй.
– Решили мы перенести утес, – сказал третий.
– Обвязали его, как ты показывал, веревкой-сестрицей, а другой конец через ветвь дуба перекинули, все, как ты учил.
– И просили мы ее и ублажали, но все напрасно! – воскликнул другой.
– Висит конец с дуба, а до земли – не достает. Мы ее просим, а она не хочет идти к нам. Вот и пришлось залезть на дуб, схватились за конец, может он станет длиннее. А она раз и не идет вниз, так они и висят, слезть нельзя, упадут – расшибутся!
– О, горе, горе! – завопили они.
Нечего делать, только и качал головой коробейник, что за места, то поминки, то дураки. Приехали они к дубу. Смотрит, висят на канате шесть мужчин, кричат, зовут на помощь, а до земли чуть-чуть совсем, если и падать, то разве только одно место ушибешь. Но мужчины орут, уже со светом прощаются.
– Развязать не пытались? – спросил коробейник, подходя к утесу, вокруг которого обвязали канат.
– Уже пытались, и уговаривали. Даже плетью ее стегали, но не слушается, – сказал один.
– Мы ее даже сжечь хотели, но она не горит, – добавил второй.
– Только факел поднесешь, а он и гаснет, сердится веревка-мастерица! – воскликнул третий.
– Ох-хо-хо, – только и покачал головой коробейник, а возница, знай себе смеется, уже повалился в телегу, никто не видит его, только раздается слабое: Ха-ха-ха, хи-хи-хи!
Достал коробейник из мешка топор, сверкнуло лезвие на солнце, а жители деревни как разбегутся в стороны.
– Чего это вы? – спросил коробейник.
– Так это ж братец-топор! – вскричали они. – Он уже соседнюю деревню сжег. Вот горе-горе нам! Братец-топор пришел!
Убежали они. Вздохнул с облегчением коробейник, даже те, кто висел на канате, перестали кричать. Рубанул он топором по канату, разрубил на половину, рубанул еще раз, и свалились, как гнилые яблоки, все шестеро, лежат, охают, за заднее место держатся, сильно ушибли.
– О, наш спаситель! – воскликнули они. – Как зовут тебя, о, наш спаситель?
– Меня? – удивился коробейник. – Хм, меня зовут Кикос, запомните мое имя и всем рассказывайте, как я вашу деревню спас.
- О, великий Кикос! Благодетель наш! – вскричали они. – Век тебя помнить будем!
Распрощались они и поехали обратно. Как бы не была дорога коротка, как бы не был путь недалек, но народная молва все равно быстрее. Вернулись они в деревню к вознице, а их уже встречают, праздник у всех.
– Что празднуете? – удивился коробейник.
– Как что? А разве вы не знаете? – вскричали женщины. – Кикос нашелся, живой он, живой! 
А такой славный, всем помогает, людей спасает.
– Я слыхал, – начал было один старик, – что он на службе у царя, нельзя ему себя выдавать, вот и странствует по стране, людям помогает, но нельзя ему себя выдавать, нельзя.
Старик повторял одно и то же, к нему присоединились другие, наперебой рассказывая, как Кикос спасал людей от злых тигров, от турок, как тушил пожары, как лечил детей. Затащили их на праздник в дом Кикоса, все счастливы, все поют, пляшут, удивляются, почему это странник не знает ничего о Кикосе, а возница, знай себе, смеется, никто не замечает его смеха, все смеются, радость же какая!
Рассказал тогда коробейник, как Кикос шестьдесят человек спас в соседней деревне.  Возрадовались жители, вот еще один подвиг их Кикоса! Одарили они его подарками за хорошую весть, а возница, довез его прямо до дома, у него уже живот болел от смеха, а у коробейника морщины от улыбки появились на лице.
С тех пор коробейник обходит эти две деревни стороной, но то и дело встречает людей, которые рассказывают ему о подвигах Кикоса!»

– У, какие глупые, – прошептала Аня, в полудреме.
– Да, бывают и такие. Главное, чтобы мы такими не были. А, ты уже спишь, ну, спи, спи.

* * *

Вечером нам хорошо досталось от нашей строгой мамы, ведь ничего нет хуже прогула, зато и нет ничего лучше. Это понимает и ребенок и взрослый, потому, что он тоже был когда-то ребенком, а злилась она от того, что ей одной пришлось сегодня работать, а мы весь день развлекались. В итоге были наказаны, на нас возложили незавидную повинность по чистке овощей и приготовлению ужина.
– Дети не должны работать, – сказала Аня, хмурясь перед полупустой тарелкой с почищенной картошкой. Каждую картофелину она чистила очень медленно, демонстративно вздыхая.
– Ничего, не сломаешься, – заметила мама, следя за нами и делая себе маникюр.
– Я тоже хочу ногти накрасить, – возмутилась Аня.
– Тебе рано, детям ногти не красят, – заметила мама.
– А вот Свете красит мама, и волосы она ей покрасила! – воскликнула Аня.
– Это пусть родители Светы решают, а тебе пока рано об этом думать. Зачем тебе красить волосы, разве они у тебя некрасивые? – удивилась мама.
– Красивые, – буркнула Аня.
– А у Светы лучше? – спросил я.
– Нет! У меня красивее! – возмутилась Аня.
– Тогда чего ты хочешь? – спросила мама.
– Я не хочу чистить картошку!
– Ну нет, ты наказана, прогуляла детский садик, – ответила ей мама.
– Но мне папа разрешил!
– А он тоже наказан, – спокойно ответила мама. – Он не должен был тебе этого разрешать.
– Ну, может и не должен был, но хорошо же погуляли? – кивнул я дочери.
– Да! Папа такую смешную сказку рассказал, там все такие глупые!
– Чему это ты ребенка опять учишь? – нахмурилась мама.
– Да нет, мама, ты не то думаешь! – ответила ей Аня, отрицательно тряся головой. – Пап, расскажи ей!
– Лучше я новую расскажу, а то тебе не будет интересно, второй раз слушать, – предложил я.
– А какая она будет? Тоже про глупцов? – навострилась Аня.
– Ну, можно и про глупцов, про баранов, пожалуй, – я в задумчивости отложил в сторону морковь, на что тут же получил грозный взгляд жены, надсмотрщик не разрешал отдыхать. – Итак, слушай сказку.

«Сказка про то, как Арам баранов продавал.

Плохой год выдался у купца Арама, урожай не уродился, все градом побило, а судно с сукном из туманных городов пошло на дно, рыб одевать. Стребовал с него царь долг, да и забрал весь долг с процентами и его дом, и фруктовый садик. А потом еще столько же потребовал, слишком долго Арам деньги собирал, чтобы долг отдать. Кто он против царского приказа?
«Не вернешь все до первого снега, не отдам тебе дом!» – пригрозил царь, а сам на жену Арама заглядывается, а она и не против, зачем ей муж нищий, не за этим она свою красоту растила, холила, лелеела.
Вздохнул Арам, жить негде, денег осталось десять золотых монет, коня забрали, только попона с золотой вышивкой осталась. Погрустил-погрустил, да и пошел, куда глаза глядят, мир большой, где-нибудь, да удача найдет его, а если на месте сидеть, то  удачи не будет, не любит удача ленивых, за ней побегать надо, поуговаривать, как за красивой девушкой.
Шел он шел, леса поднимаются все выше, уже и горы высокие начались, а дорога все не кончается.  Идет он по горам, места незнакомые, ни кого нет, только разве что заяц пробежит, посмотрит на него, кто такой, что за зверь? Не боится, только ушами шевелит, а иной подойдет ближе, обнюхает и побежит дальше. Огляделся Арам, залез на высокую скалу, далеко ушел он от главной дороги, никто сюда до него не заходил уже давно.
– Вот и будут тут жить, – решил Арам. – Начну новую жизнь, место как раз по мне.
Но решить это одно, а как дом построить, если даже топора нет? А как доски прибивать, если и гвоздей ни одного в сумке не лежит? Надо идти искать деревню. Денег осталось немного, но их должно хватить и на топор и гвозди, и на небольшого мула.
Поднялся он еще выше, на самую гору, весь край перед ним как на ладони. Позади остался его город, далеко он уже, не видно. А впереди еле заметно дымок поднимается, значит, живут там люди, а так и до деревни не далеко. Устроился он на ночлег, а сон не идет. Лежит он на попоне, ею же и укрылся и думает, а зачем ему, простому человеку, попона с золотым шитьем? Вот, незачем. Сон все равно не идет, принялся Арам золотую нить из попоны вытягивать, в клубок сворачивать, так до утра и провозился. Клубок получился небольшой, но зато из золотой нити.
Только к вечеру он дошел до первого домика, что стоял по ту сторону горы. Домик был неказистый, весь черный от копоти, а вокруг него тощая скотина ходит, хозяин не водит ее на луга, что лежат выше, щиплет скотина полудохлую траву на поляне, пьет из грязного корыта. Удивился Арам. Как можно так к своему хозяйству относиться. Идет себе идет, как вдруг его кто-то сзади как лягнет в спину, Арам так и побежал со страху, а зверь за ним.
– Эй! – кричит Арам вышедшему из дома человеку. – Кто это меня убить хочет?
– А это мой баран! – засмеялся человек и стоит, ничего не делает.
Забрался Арам на дерево, а баран как врежется в него башкой, потом отойдет и опять башкой в дерево, и так, не переставая, как заведенная игрушка, ударит, головой помотает и опять разбегается, а дерево трясется, тяжело Араму держаться.
– Эй, отгони его! – крикнул Арам.
– А мне какое до тебя дело? Решай  с ним сам, – ухмыльнулся мужчина, подошел ближе и поднял упавший мешочек с монетами.
– Это мои  монеты, – сказал Арам с дерева.
– Да? – удивился мужчина. – Ну, так возьми их. Не можешь, ну тогда они не твои. Они тут еще до тебя лежали.
– Ты врешь, клянусь всеми