Путь Черной молнии книга 2

ноги и руки слегка задрожали. Качнуло в сторону. Кузнецов оперся о стену. От волнения перехватило горло. Ослабив галстук, расстегнул ворот рубашки. Еще раз, но уже медленнее прочел от начала до конца. В письме отражались по порядку поэтапные шаги его нелегальной деятельности, а точнее функционирование подпольного производства, начиная с самого его зарождения и заканчивая сегодняшним днем. Так же упоминалось, что кроме строительства дач и коттеджей, он занимается тайным производством мебели для кафе и ресторанов, налаженное совместно с директором предприятия Лисовым Михаилом Петровичем в промышленной зоне колонии строгого режима. В конце сокрушающего для него документа инкогнито приписал постскриптум:
«Таким компетентным органам, как ОБХСС и УГРО было бы интересно узнать, с какими преступными элементами Вы связаны в своем подпольном производстве. Всего вышеперечисленного Вы можете избежать, только в том случае, если Воробьев Александр будет выпущен из ПКТ, и в дальнейшем Вы оградите его от своего чрезмерного внимания. Надеемся на ваше понимание и в том числе, благоразумие. Срок исполнения – два дня. В противном случае Вас ждут крупные неприятности».
Забыв в горячке, что хотел обратиться к Крутову, Кузнецов, не откладывая, созвонился с начальников колонии Причаловым и договорился о неотлагательной встрече. Вернувшись в колонию, он спешно явился в кабинет начальника и стал сбивчиво объяснять о целесообразности выпуска Воробьева из ПКТ. Но из боязни не стал говорить про угрожающее письмо, а то Причалов, чего доброго, может прикрыть производство.
– Ты же сам настаивал, чтобы мы закрыли его. В чем дело, почему ты резко принял другое решение? – спросил Причалов.
– Борис Николаевич, просчитался я немного, вспылил, а нужно было Воробьева с оперативной точки зрения постепенно вести к другой части задуманного плана.
– Так нужно было согласовать свои действия с начальником оперчасти Цезаревым, а не ломать дров. Я ведь доверяю тебе, надеюсь на тебя.
– Николаич, я же тебе объяснял, что не хочу я подключать Цезаря. Лисов тоже просил, чтобы о нашем предприятии знало как можно меньше людей.
– Тогда сам решай проблемы. Что будешь делать дальше?
– Воробьева необходимо выпустить.
– Повторяю вопрос, с какой стати?
– Проследить за ним нужно, кое-какие люди в зоне за ним стоят, и они готовы подключиться для помощи, чтобы вытащить Воробьева из ПКТ.
– Замучаются вытаскивать. Назови фамилии этих людей.
– Надо его выпустить, тогда всю цепочку раскроем.
Кузнецов лукаво взглянул на начальника и, сунув руку под отворот кителя, достал конверт из внутреннего кармана.
– Николаич, зарплата подоспела,
– Что-то рано, вроде бы на той неделе была.
– Лисов премиальные выписал.
Причалов убрал конверт в сейф и, смягчившись, сказал:
– Сформулируй правильно постановление о смягчении наказания Воробьеву и отдашь мне на подпись. Пусть еще недельку посидит, и тогда выпустишь…
– Что ты, – перебил его Кузнецов, – здесь нужно ковать железо, пока горячо. Выпустим его завтра, а послезавтра уже будем знать всю цепочку.
Причалов согласно кивнул и махнул рукой, давая понять, что очень занят и времени для дальнейшего обсуждения нет.

Александра выпустили из изолятора на следующий день и уже к вечеру Брагины знали, что выиграли небольшое сражение за спокойствие и относительную свободу своего друга. Но впереди, если судить по надвигающейся грозе со тороны Садовникова – Аркана, Воробьева ждала коренная ломка. Но пока Кузнецов и Садовников готовились обрушить на него свой гнев, у Александра в жизни приключилось весьма радостное событие.
В один из погожих летний дней, Волков предупредил Воробьева, что в промзоне на углу столярного цеха будет осуществляться перекид. Со стороны свободы к забору должны подойти парни. После обеда трое знакомых Волкова заняли свои места у тыльной стены цеха. Александр присел на корточки на крыше, как раз над ними и закрыл свое лицо повязкой. Заключенные, принимавшие перекид, чтобы не стать добычей надзорной службы и активистов, прятали свои лица под повязками. Иногда приходилось отбиваться от них, но подобные стычки, как правило, заканчивались изолятором. В окружении Волкова всегда были дерзкие парни, и они категорически отказывались отдавать полученный грев и, чтобы не быть наказанными, принимали меры безопасности. Волков – сообразительный мужик и на рожон никогда не лез, но и отступать не привык, поэтому у него под рукой всегда была команда надежных получателей грева.
Вдруг со стороны свободы, за невысоким забором, откуда не возьмись, появилась девушка со светло-русыми волосами. Она помахала рукой, предупреждая человека на крыше, чтобы заключенные были готовы принять грев. Александр отчетливо разглядел ее фигуру и черты лица, она показалась ему очень симпатичной. С часовым угловой вышки заключили договоренность, чтобы во время перекида, он прогуливался по тропе нарядов и отошел, как можно дальше от вышки. Естественно Волков заплатил за его безучастие. Наконец раздался предупредительный свист, и полетели небольшие пакеты. Бросали четверо парней, да так далеко, что приходилось бегать вдоль цеха и собирать пакеты по всей территорией столярного цеха. Когда парни закончили бросать грев, Воробьев осмотрелся вокруг и, убедившись, что все разбежались, громко обратился к девушке:
– Красавица, можешь подождать пять минут?
– Зачем? – ответила она вопросом на вопрос звонким, приятным голосом
– Я тебе пару строчек черкану.
Девушка согласно кивнула и отошла от забора.
Александр, пулей спустился с крыши, влетел в ворота цеха и, забежав в каптерку, принялся писать. Начертал пол-листа, предлагая девушке заочное знакомство, и в конце приписал свой адрес. Сложил записку вчетверо и, сунув в кармашек самодельного фартука, сшитого в швейном цехе по заказу, с трепетом в груди проделал обратный путь. Александр свистнул и запустил сверток на свободу. К забору подскочили парни и, подняв пакет, передали девушке. На прощание она приветливо махнула рукой и направилась к девятиэтажному зданию, расположенному недалеко от зоны.
Прошло три дня. Александр, не особо веря, что девушка ему ответит, уже перестал думать о мимолетной встрече. Завхоз, раздавая письма, протянул Воробьеву два конверта: одно письмо было от мамы, а другое, непонятно от кого, в поле обратного адресата стоял прочерк. Но достав письмо, Александр мило улыбнулся. «Ответила все-таки. Подписалась Аленой, и адрес даже оставила! Ну, теперь не спугнуть бы ее какой-нибудь несуразицей» – и пошел в свой проход между шконками, писать ответ.
Буквально через два дня он снова получил письмо от Алены. Вот так началось их увлекательное заочное знакомство, сопровождающееся десятками писем.
Заметив, что Воробьев стал получать много писем, некоторые зэки догадались, что у Александра появилась девушка. По этому поводу он получил несколько язвительных и недоверчивых замечаний от бригадников, к примеру: заочное знакомство недолговечно, а если ему суждено развиваться дальше, то женщины на свободе не в состоянии ждать своих мужчин, потому как природа берет свое. Но когда разгорелась дискуссия на эту тему, нашлось немало сторонников заочной дружбы. Волков поддержал Воробьева, отстаивая обоюдную точку зрения.
– Если кто-то из вас сомневается, что заочница – это бесполезное времяпровождение, тот и никогда не узнает настоящей, романтической любви.
Знакомые Волкова захихикали и с сарказмом заметили:
– Опять Волоху потянуло на житейскую философию.
Но, чтобы дослушать Волкова, некоторые соседи по койкам зашумели на мужиков, мешающих дальше развивать сокровенные мысли о любви.
– Любовь накрывает, как волна. Сердце рвет на части. Спасения нет и только нежные, и ласковые слова действуют, как бальзам на душу, излечивая этот недуг. Мы отдаем себя без остатка, так как верим, что заочница, поступает так же. Тоскуем, переживаем, а порой даже крышу срывает, но получая письма, радуемся и чувствуем себя счастливее всех на свете.
Трудно было не согласиться с его словами, а особенно тем, кто уже испытал в своей жизни подобное явление.
– Я как-то по молодости сидел в Краслаге, – продолжал Волков, – и заочно познакомился с одной женщиной, а жила она тогда в Томске. Запала она мне в душу, захотелось чего-то нового, светлого в жизни, а не серых тюремных будней. Я пообещал, что после освобождения завяжу с преступным прошлым и приеду к ней. Я по началу, как мыслил, так и поступал. Плюнул на все и к ней. Встречала она меня на вокзале. Эх, как же было романтично. Ветер играл с ее вьющимися волосами, и задирал подол платья. Она высматривала меня среди людской толпы, держа в руках мою фотографию. Наконец, мы встретились, чуток приобнялись, правда, целоваться сразу постеснялись.
Среди слушающих зэков послышалось хихиканье.
– А что, мужики, мы реально комплексовали, хотя в письмах уже давно награждали себя поцелуями. Короче, тормознулся я у нее на месяц, даже мыслишка возникла, остаться насовсем. Да видно не судьба, опять черт попутал, на толкучке по привычке занесло мою руку в чужой карман. За мной уже баллоны пасли, в общем накрыли с поличным и впаяла мне тогда судья очередной срок.
– Вот видишь, чем закончилась твое заочное знакомство, баба сейчас с другим мужиком свою жизнь налаживает, а ты здесь паришься, – шутя, подковырнул его сосед по шконке Карпенок, которого, в отличие от Волкова, на свободе ждала жена.
– Не о том ты говоришь. Ты весь цимус в этой истории усек? – пытливо спросил Волков Карпова и, не ожидая ответа, как по напечатанному, заявил, – мужчине в его жизни отводится пять-шесть химических циклов. Если ты не полюбишь женщину в один из этих моментов, хотя бы заочно, захиреешь, и свою следующую возможность упустишь.
– Лишь бы этот момент не возник, кода ты в зоне сидишь, – смеясь, вставил один из зэков. Мужики поддержали его дружным смехом.
– Так что Санек, влюбляйся в женщин и никого не слушай, – обратился Волков к Воробьеву, – но готовься к душевным мукам, так как твоей заочницы рядом нет. А любовь, это дело хорошее, она очищает наши мозги от накопившейся трухи.
Конечно, Александр быстро усваивал такие уроки, потому как сердце подсказывало ему, что идет верным путем. Порой он места себе не находил от ожидания, но получив очередное письмо, радовался как ребенок. Сразу же садился отвечать. Да вот беда, заключенному на строгом режиме полагалось отправлять всего два письма в месяц. Маме в обязательном порядке, оставалось одно письмо Алене. Но существовал другой способ – это обращение через знакомых к вольнонаемным людям, нелегально отправляющим письма на свободу.
Из писем он узнал, что Алена живет с мамой в двухкомнатной квартире, учится в медицинском институте, пошла, так сказать по ее стопам. Девушка писала часто, много и красиво, легко подбирая нужные слова. По всему было заметно, что она скучала по общению с парнем. Только одно настораживало Александра: «Неужели на свободе такой красивой девушке трудно найти себе парня? Хотя для этого у нее могут быть свои причины».
После расставания с бывшей девушкой Наташей, прошло немало времени. Боль разлуки постепенно утихла,