Путь Черной молнии книга 2

но всегда в голове крутился один и тот же вопрос: «Была ли у нас любовь?» С его стороны – пожалуй, да и после воспоминаний, он каждый раз убеждался, что до сих пор не мог ее забыть. Потому постоянно хотел и искал знакомства с девушкой, чтобы уйти с головой в заочное общение. Случай с Аленой стал тому подтверждением.
Александр иногда вспоминал Ларису, с которой случайно встретился на Тарбазе, но к ней в его сердце ничего похожего на любовь не шевельнулось. Наверняка он считал себя однолюбом, и к тому же сказывалось воспитание матери, показавшей на собственном примере, как должна любить женщина. Мама столько времени надеялась и ждала, когда ее муж одумается, покончит с разгульным прошлым, но оказалось, что она ошибалась и все ее старания оказались напрасными. Он поступил со своей семьей, как последний подонок и, променяв на бутылку «султыги», бросил в тяжелый момент. Мама для Александра была подобна путеводной звезде, направляющей его к осуществлению желания встретить девушку, схожую по характеру. Только не мог Александр пока понять, как такая видная и правильная в своих мыслях Алена, оказалась в день знакомства рядом с зоной у забора? «Придется спросить ее об этом при случае, – улыбнулся Александр, посылая Алене очередное письмо.
Вот так, неспешно, от письма к письму, их заочная дружба стала перерастать в более серьезные отношения.

Прошел месяц, после того как Воробьева выпустили из ПКТ. С самого начала он догадывался, что сподвигло Кузнецова на такой нежелательный шаг. Находясь на расстоянии от братьев Брагиных, он замечал их участие в своей жизни. Они помогали ему, чем только могли. Тайно делились новостями, информацией о положении дел, как своих, так и разбойной шайки аркана. Нелегально переправляли посылки с продуктами и одеждой, иногда через знакомых передавали деньги, в том числе и от мамы. На строгом режиме осужденному была положена одна передача и посылка в год, да и тех Александра лишили права получения. Две килограммовые бандероли в год погоды не делали: носки, нижнее белье, шарф, вот, пожалуй, и все, что могло войти в общий вес. Свиданий, кстати, он тоже был лишен. Но, как оказалось позже, это был решаемый вопрос.
В один из июльских дней к Воробьеву подошел завхоз и объявил, что его вызывают на КПП. Почему-то Александр подумал, что в Спецчасть пришел документ по поводу уголовного дела, посланного в Верховный суд для пересмотра. По прибытии на КПП, Воробьева без всяких проволочек проводили в помещение для общего свидания, где располагались телефонные секции. Александр был весьма удивлен, когда увидел через стекло свою маму.
Екатерина очень обрадовалась встрече с сыном, пусть даже отводилось полчаса на переговоры по телефону. Она объяснила, что первый раз ее не пустили, сказали, что он лишен свидания. Неделю назад она встретилась с их общим знакомым и поделилась своей печалью, но он успокоил ее и заверил, что в следующий выходной можно смело навестить сына. Александр сразу понял, что речь идет о Брагине.
– Сашенька, а когда тебе разрешат личное свидание, мне так хочется тебя обнять.
– Мама, наш знакомый наверно тебе рассказывал, что я не особо «вежливо» повел себя с администрацией, придется немного подождать, пока все уляжется.
– Сдерживай себя, я очень тебя прошу.
– Я постараюсь.
– Саша, я все хотела спросить, ты переписываешься с какой-нибудь девушкой?
– Ну… – ответил он намеком и улыбнулся.
– Правда?! У тебя кто-то есть?
– Ее Аленой зовут, хорошая девушка.
– А как вы познакомились?
Александр сделал знак рукой, показывая, что бросает что-то вперед. Он, конечно, имел в виду письмо, переброшенное через забор.
– Не совсем тебя поняла.
– Ладно, мам, не важно, главное, что мы с Аленой понимаем друг друга и любим писать письма.
– Сыночка, я рада за тебя.
Глаза Екатерины наполнились слезами.
– Мама, пожалуйста, не нужно плакать, мне самому нелегко.
– Хорошо сынок, я постараюсь.
Не успели они, как следует поговорить, а дежурный офицер объявил, что свидание закончено, но прежде, чем отключили телефоны, Александр успел сказать:
– Мам, ты прости меня за все.
Екатерина успела расслышать его фразу и молча, кивнула. Они стояли друг против друга, устремив взгляды через стекло. У обоих глаза блестели от слез. Пришло время расставаться, и никто из них не знал, когда снова предстоит встретиться. Жадно ловя взгляды, мать и сын часто оглядывались, пока оба не скрылись за дверью.

Ожидая решение Верховного суда, Воробьев сгорал от нетерпения, активно включиться в работу организации. Он понимал, что его друзья на свободе готовятся к осуществлению разных акций. Конечно, он переживал, что разлучен с ними и здесь – в зоне, ограничен в действиях. Но однажды, подвернулся случай и он внес свою лепту в общее дело.
Как-то внимание Александра привлекло поведение одного человека. С виду это был суховатый, невзрачный и неряшливый мужчина, а прославился он тем, что систематически употреблял «гомыру». Среди заключенных его так и кликали – «Гомырщиком». Доставая в зоновских условиях нитрорастворитель, методом перегона изготавливал своеобразный алкогольный напиток, что было строго запрещено режимом. За подобное нарушение он неоднократно попадал в ШИЗО. Шел слух, что он отбывает срок за изнасилование, не то своей дочери, не то малолетней девочки, но когда его конкретно спрашивали об уголовном деле, он постоянно отмалчивался. Казалось бы, зачем этому Гомырщику на свободе женщина, для него бутылка водки дороже любой постельной сцены.
Александра заинтересовали слухи о Гомырщике и, собрав на него кое-какую информацию, переправил братьям Брагиным. Вскоре братья прислали ответ, удивив Воробьева объективными данными: за личиной тщедушного мужичка скрывался не только насильник, но и убийца девочки-подростка. История его уголовного преступления была настолько цинична и подла, что заставила Александра включить Гомырщика в разряд лиц, преследуемых организацией. Освободившись в очередной раз из колонии, Гомырщик познакомился с женщиной, которая приняла его и пустила к себе жить. Женщина воспитывала восьмилетнюю дочь, которой почему-то сразу не понравился новоиспеченный «папа», но спустя некоторое время девочка перестала относиться к нему настороженно и даже привыкла к отчиму. Она всегда его слушалась и не перечила. Мать, видя, как они нашли общий язык, была довольна гражданским мужем и благодарила судьбу, что ей встретился такой внимательный мужчина и положительный отец ее ребенку. Так как совместных детей они не планировали, свой брак не спешили регистрировать, и Гомырщик прожил у женщины около пяти лет, и еще бы жил, пока она не обнаружила страшную тайну. Отчим с восьми до двенадцати лет втайне сожительствовал со своей падчерицей. В первый раз все произошло как бы случайно: девочка простудилась и заболела, и он за ней ухаживал. Падчерица, ничего не подозревая, позволяла прикасаться к себе. Его возбуждало это прикосновение, особенно, когда он растирал ее тело лечебным раствором и, не сдержавшись, принялся покрывать тело девочки поцелуями. Сначала она противилась и боялась интимных проявлений отчима и, как свойственно провинившемуся ребенку, боялась признаться матери в домогательствах «папаши». Затем он запугал девочку и принудил удовлетворять свою похоть, заставляя ее ложиться с ним в постель. Конечно, связь с девочкой была довольно редкой, а не то бы его сожительница догадалась по поведению дочери, что здесь что-то не так. В конечном счете, мать застукала его с дочерью в одной постели. Вот тогда девочка и призналась маме, что отчим уже несколько лет заставляет ее заниматься «этим», держа в постоянном страхе. Женщина собралась пойти в милицию, но Гомырщик правдами и неправдами уговорил ее принять свою историю. По глупости она поверила словам сожителя, который клялся и божился, что он просто лежал с девочкой и ничего плохого ей не делал. Что, мол, дочка, испугавшись наказания мамы, выдумала все, и наговорила на него. После разговора женщина не стала пока заявлять в милицию, а решила отвести дочь к гинекологу. Но вскоре с дочкой что-то произошло, ей становилось все хуже и хуже, девочка жаловалась на сильные боли в животе. Скорая помощь увезла девочку в больницу, где в реанимации через два дня она скончалась от отравления.
После вскрытия у следователя возникла версия: девочку отравил кто-то из близких людей. По подозрению в убийстве арестовали отчима и взяли под стражу. Во время плотных и грамотно проведенных допросов, Гомырщик сознался: ради того, чтобы скрыть свою интимную связь с падчерицей, он подлил ей в лимонад щелочь, а после таким же способом хотел расправиться с сожительницей, чтобы присвоить ее имущество.
Двенадцать лет строгого режима получил он за свое злодеяние. За подобные преступления в колонии к таким преступникам относились отрицательно, приравнивая их к статусу «опущенных». К ним «приклеивали» униженные и отвратительные клички, называя порой, «неотделанными петухами».
Прошло немного времени и вот, Александр через надежный источник получил от Брагиных четкие указания и небольшой пакетик с серо-коричневым порошком. Суть акции состояла в следующем: разрабатывая план по наказанию насильника и убийцы, братья решили, что «громко» устранять его не следует. Пусть он разделит участь убиенной им девочки. Порошком оказалась смесь галлюциногенных препаратов, растолченных частиц «священного кактуса Пейотля» и красного мухомора. Воробьеву надлежало незаметно растворить препарат в гомыре, которую употреблял убийца.
Заключенные, работающие в одной бригаде с Гомырщиком, совершенно не обращали внимания на его попойки, даже администрация в последнее время не особо наказывала его за подобное нарушение. С его помощью цех по изготовлению мебели постоянно вытягивал план. Работал он на проклейке поролона к сидениям стульев в три смены, не выходя из производственной зоны. На участке, в своем закутке ел и спал. Порой, напившись гомыры, он конкретно сходил с ума: ползал среди стульев, начинал хрюкать, словно свинья или внезапно его разбирал безудержный, идиотский смех.
В один из дней июля бригада вышла работать во вторую смену. Дело шло к вечеру, на улице быстро темнело. Гомырщик, изрядно нахлебавшись в очередной раз своего пойла, устроил на участке обтяжки бесплатный концерт, с обезумевшими глазами он ползал по проходу, веселя заключенных. Затем он разразился идиотским смехом и, отборно покрывая всех и вся матами, пополз в закуток. Не добравшись до места, его стошнило прямо на собственную куртку и штаны.
В таком виде и застал его Воробьев. Гомырщик находился на своем рабочем месте и сидя на полу, чертил руками в воздухе круги. Его глаза были совершенно пусты и безумны. На Александра он не обратил ни малейшего внимания. Воробьев подошел к нему вплотную и на ухо тихо произнес:
– За столярным цехом стоит угловая вышка, ты должен туда пойти. Для тебя будет открыт проход на свободу. Часовому разрешено пропустить тебя. Поспеши! Время ограничено – всего пять минут, потом проход будет закрыт, и ты уже не попадешь на свободу.
Слова Воробьева подействовали на туманное сознание Гомырщика, как приказ. Он