говорилось раньше, «что» позже, и говорилось ли вообще?
И читая Евангелие не оставляет в покое мысль: мир ли таким был, где заповеди Иисуса вдруг уместились в него целиком и полностью, или сам иудаизм и само за ним христианство сделало мир таким, чтобы заповеди Иисуса сделались в нем актуальными? Второе предположение, надо думать, более походит на правду, чем первое.
Далее Иисус говорит:
«Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело было ввержено в геенну.»
(О многочисленных рассуждениях богословов относительно того, почему именно «правый» глаз, а не «левый» (а подобные рассуждения всегда составляли для них особые темы, и обсуждались вполне серьезно), и о том, какие выводы они делают на основании глубоких своих размышлений, мы не будем здесь распространяться).
Но зачем непременно «вырывать глаз» и «отсекать руку» – других способов влияния на сознание человека не существует? Подобные акценты наводят на подозрения о не совсем здоровом состоянии психики либо тех, кому эта проповедь говорится, либо самого пророка. Впрочем, наряду с отрубленными головами и другими не менее кровавыми способами наказания, это «вырывание» выглядит вполне уместно.
«Кто разводится с женой своей, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует.»
Снова возникают вопросы: тот, кто разведется с женой своей, уличив ее в любодеянии – тот не подает ей такого повода?; когда женится на разведенной нельзя, значит ли это, что женщина обречена на одиночество? Но как быть с тем, когда «милостивые помилованы будут», а «плачущие утешаться»? Существование же разведенных женщин говорит о том, что они были когда-то уличены в прелюбодеянии, но остались в живых – а это указывает на то, что слова Иисуса, сказанные блуднице, не вписываются в богословские предположения о поздней интерпретации Евангелия).
И судя по тому, как мы уже это видели, о чем говорит Иисус в своих проповедях, где сами запреты «могут» иметь альтернативу, или посредством темноты слога и привычной недосказанности, могут на нее намекать, тогда и «вырывать глаз» при определенных обстоятельствах может быть вовсе необязательно и будет достаточно и того, когда человек будет знать, что «грешен». Это ничто иное, как своеобразная «страховка», обеспечивающая вериги с последующим раскаянием и покаянием каждому невоздержанному, и каждому оступившемуся грешнику. Механика данного положения весьма гибкая. Или «убивать», предположим, из зависти, вроде бы и нельзя, но при определенных обстоятельствах вроде бы и можно. Из чего видно, как те же каноны библейские с той не существенной корректировкой и дополнениями втаскиваются в евангельские проповеди. И многое в «запретах» зависит от взгляда Господа на существо действия в мотивировки пастыря (или церкви).
«Еще слышали вы, что сказано древним: «не преступай клятвы, но исполняй перед Господом клятвы твои».
А я говорю вам: не клянись вовсе ; ни небом, потому что оно престол Божий;
Ни землей, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя;
Ни головой своей, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным.»
Не зависимо от этих запретов, людям всегда была более близка библейская заповедь, где человек подтверждал свои слова действием. Клясться же теми «вещами» о которых говорит Иисус в этой заповеди, вообще мало кому свойственно, разве что тем людям, которые считают себя космополитами при очевидно скудных на то средствах. Или людям, чьи претензии на подобные действия излишне преувеличены.
В ином контекста эту заповедь можно понять, как изначальное отсутствие в человеке, так называемой, «правды слова», или невозможность его отвечать за свои слова и, следовательно, не имеющего права что-либо кому-либо обещать, и отсутствие это предполагает под собой его бессилие, ложь, своеволие. Ведь с точки зрения иудея только «слову Божьему» (или слову священника) человек должен непрекословно верить. А люди – врут. Или еще одно, очередное напоминание человеку, что он существо низменное, грешное, не имеющее права на личные поступки, и чтобы не забывался.
И далее мы переходим к поистине невероятным в своих смысловых значениях евангельским заповедям, определяющим важнейшие аспекты мироположения человека и его морального облика, и к столь же обескураживающим, почти немыслимым в своем существе рекомендациям к действию. И опять здесь просматриваются до издевательства комичные, до абсурда дикие положения.
«Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх того, то от лукавого.»
Но как быть с той неопределенностью и с той недосказанностью и той темнотой высказываний в отношении к самому Иисусу? И где практически каждую заповедь его нельзя понять однозначно и подразумевается множество значений? И где о сути их можно только догадываться? Или, когда вспомнить Иоанна Крестителя, с его определениями «мнимо чистый» и «не чистый»? От лукавого и есть. («Стараюсь быть кратким – становлюсь не понятным». Гораций Квинт Фланк).
«Вы слышали, что сказано: «око за око, и зуб за зуб».
А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую.»
Этой немыслимой самой по себе заповеди существует много толкований, и столько же было высказано самых диких и невразумительных разъяснений, что и впрямь можно подумать, что за этим изречением скрыта непревзойденная ничьим умом истина. Но имея ввиду предыдущую заповедь – понимаем конкретно. Или когда человека бьют, он не должен сопротивляться, поскольку это – мудро. И когда его станут ни с того, ни с сего убивать, он обязан «не противится» и согласно этой заповеди отдавать себя на заклание. Или когда приходят к человеку в дом и выгоняют его вместе со всей семьей на улицу, он не должен перечить «злому» и жить на улице. Или когда в какую-нибудь установленную веками традицию придет христианство и станет мечом либо религиозной своей идеологией искоренять вековечные устои, следует открывать настежь двери и соглашаться с тем, что ты раб, скотина и вообще не имеешь никакого права, без соизволения Господа, думать, чувствовать, дышать. Именно таковое положение и является сутью этой заповеди, а вовсе не глубинные бездны человеческого ума. Вспомним сюжеты библейские, и какие «блага» сулит подобная заповедь, когда двери раскрыты настежь.
«Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир;
если он согласится на мир с тобою и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань и служить тебе;
если же он не согласится на мир с тобою и будет вести с тобою войну, то осади его,
и когда Господь Бог твой предаст его в руки твои, порази в нем весь мужеский пол острием меча;
только жен и детей и скот и все, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычею врагов твоих, которых предал тебе Господь Бог твой;
так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма далеко, которые не из числа городов народов сих.
А в городах сих народов, которых Господь Бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души...»
Второзаконие 20. 10-16
Когда понять и уяснить, читая Евангелие, что иудаизм и христианство имеют единые корни, и как видно сам Иисус никоим образом не отступает от основных норм уставленной библейской морали, то многие проповеди его обретают несколько иной смысл, и часто имеют четкую этническую направленность. То есть далеко не все в Евангелие в тех же посланиях к коринфянам, говорится именно для коринфян. И когда Иисус говорит прямо противоположенное тому, чему учил Господь Моисея на горе Синай, это следует понимать, как целенаправленное высказывание с определенной и четко установленной позиции, и которое в своей сути в итоге должно привести сознание и поступки человека к исходной точке или к тому же Господнему откровению. Потому важно понять в проповедях Иисуса – «для кого» именно та или иная заповедь предназначена.
Так же следует уяснить, что многие проповеди Иисуса имеют еще и сугубо временную зависимость, и когда предназначались народу Израилеву, то надо учитывать и политическую обстановку в стране. Потому многое в проповедях Иисуса вовсе не должно понимать, как «прописные истины», как «вековечную мудрость», поскольку проповеди эти имели место быть в том времени и при определенных условиях
«И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду.»
Разумеется, что не каждый мытарь обязан бросать деньги на землю, надевать вериги и быть отшельником, не зависимо от того, что мытари состояли на службе у римского прокуратора Иудеи и считались предателями. Но как быть с наставлениями самого Господа иудейского: «...Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир; если он согласится на мир с тобою и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань...» Подати собирать кто-то все равно должен. Потому данная заповедь, где подразумевается – тот, кто хочет взять у тебя «малое», отдай ему «все», – предназначена скорее для других, более доверчивых народов, не особенно обремененных судебными тяжбами, или напротив – обремененных ими настолько, что отдавать им уже нечего и потому – не жаль. И рубашку, и пальто, и дом и родину, и память о предках, и своих Богов, и себя самого.
«И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два.»
Можно понять и так: когда человека насильно ведут куда-то, так же сопротивляться не стоит и даже следует проявить инициативу. Поскольку пути ваши переплелись, и если такое случилось, значит – должно было случиться – так, надо полагать. Но все же не плохо бы знать – куда и зачем тебя ведут? Если в область подобных религиозных догм, и тех последствий, которые они за собой влекут, то разумному человеку и одного поприща будет слишком много.
Обязательное присутствие принуждений или насильственных действий и предлагаемое затем повиновение, является почти аксиомой данного идеологического материала, где под видом «благости», «праведности» и « святости», человека лишают желания, а значит, возможности противостоять неприемлемому для себя положению.
«Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся.»
Где «просящий» это «занимающий» и есть, поскольку говорится о них сообща, и соответственно процент займа здесь так же безусловно учитывается.
Вспомним «что» говорится об этом в Библии:
«Если продастся тебе брат твой, Еврей, или Евреянка, то шесть лет должен он быть рабом тебе, а в седьмой год отпусти его от себя на свободу;
когда же будешь отпускать его от себя на свободу, не отпусти его с пустыми руками,
но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего: дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой:
[b]помни, что [и] ты был рабом в земле Египетской и избавил тебя Господь, Бог твой, потому я сегодня и заповедую тебе
