лишь времени.
Ветер развевал яркие полотнища с ликами множества святых, снег чуть припорошил позолоченные и серебряные кресты, выставленные впередпроцессии.
Вся процессия заполонила улицу, насколько хватало глаз. Военные отодвинулись чуть в сторону, организовав коридор для прохождения людей.
Несколько попов в черных рясах и богатом убранстве, не останавливая монотонное пение, махали зажженными кадилами в сторону забора, но, не подходя ближе допустимой границы.
Несколько женщин неистово крестясь, стояли около ворот и нестройно повторяли слова молитв. Завидев на крыльце двоих в белых халатах, они истошно завопили им:
— Покайтесь! Да очистит Господь Ваши души! Только покаяние спасет вас!
— Это они нам, — зло процедил Николай, плюнув в сторону.
— А то, самых грешников нашли, — Витька снисходительно улыбнулся в их сторону. Закурив мятую сигарету, он добавил сквозь едкий дым, — Средневековье какое-то.
— Да, не хватает только еще солдат инквизиции, — Николай поежился от холода.
— Ну, пока мы за них. Вон, Николаич идет, довольный, ты смотри!
К ним подошел Николаич в расстегнутом бушлате, весь разгоряченный.
— Видали? Уже хоронют нас! – Витька старательно проокал и отвесил низкий поклон процессии.
— А, этих клоунов-то видал и не раз. Вера-то она не там, — Николаич махнул в сторону попов, и постучал по голове. – А тут должна быть.
— Глубоко копаешь, а как же сердце? – Николай сильнее запахнул куртку, закрыв нос от налетевшего ветра.
— Это мне покойный профессор Иванов еще говаривал, золотой был человек.
— У тебя все золотые, а люди-то все разные, — Николай зашел за Виктора, скрываясь от дыма его сигареты.
— Это только так кажется, у меня люди все одинаковые.
— У тебя-то да, кто ж спорит с тобой, о Аид, — Виктор протянул Николаичу пачку с зажигалкой, тот благодарно принял.
— Собственно баньку-то я растопил, можем начинать.
— Давай, Николаич покурим и начнем. Наверно, вон с тех завалов, — Виктор показал на кучку гробов, привезенных недавно военными на территорию больницы.
— Хорошо бы вот эти разошлись, — Николай плюнул в сторону молебна, который и не собирался затихать.
— А это мы сейчас устроим, — Виктор нахлобучил шапку и направился к КПП. Ему предупредительно мигнули прожектором, он подошел к переговорному устройству и стал ждать вызова. Лампочка замигала, Виктор поднял трубку.
— Слушаю, — ответил бесцветный голос.
— Разгоните процессию для предотвращения возможных волнений.
— Распоряжений о запрете шествия не было.
— Я вам настоятельно рекомендую его запросить, в ином случае мы через десять минут начнем перевозку дров, — Витька махнул в сторону гробов, — в печку, а, не дай бог, что-то раскроется, а может и вывалится что-то?
— Я Вас понял, сейчас запрошу. Это все?
— Нет, когда будет решен вопрос с питанием? Мы пока еще не всех можем в печку отправить, ходят некоторые.
— Вопрос с питанием решается, должны привезти через час. Ждите ответа.
В трубке стало тихо, ушел металлический шелест, лампочка тихо стала угасать.
Виктор вернулся на крыльцо, достал очередную сигарету, но скривил лицо и спрятал обратно.
Через пятнадцать минут появились вдали милицейские машины, воем сирен заглушавшие протяжную молитву.
— Граждане! Попрошу разойтись, шествие окончено! – голос отчетливо выговаривал каждое слово и повторял снова и снова.
Оттесненные машинами, люди начали потихоньку смещаться отзабора и расходиться. Колонна распалась, несущие знамена и кресты лихорадочно озирались, не понимая, в какую сторону теперь нести. Несколько автобусов ОМОНа щитами начали оттеснять упиравшихся во дворы, рассекая толпу и уводя особо рьяных.
— Да, убеждение словом и пистолет гораздо эффективнее, чем просто убеждение словом, — Виктор довольно улыбался.
— Почему перед лицом опасности мы всегда скатываемся в Средневековье? – Николай хмуро наблюдал за разгоном процессии, следя за бойцами, уводящими бившихся в падучей женщин.
— Потому что, Николай, сколько бы мы не пыжились быть индивидуальностями, а никуда от стада нам не деться, — Николаич метко щелкнул окурком в урну.
— Опять профессор?
— Да нет, теперь уже я сам, еще в армии подметил. Предлагаю по глоточку и начать.
По кругу пошла небольшая металлическая фляжка, все дружно крякнули.
— Что это? – прокашлялся Виктор, чувствуя, что по всему телу стало разливаться приятное тепло.
— Спирт, что же еще?
— Хм, не совсем, вроде облепиха, да? – Николай смаковал послевкусие, нестерпимо захотелось есть.
— Она самая, растет у нас тут, за котельной, сам сажал.
— Молодец, Николаич, всегда знаешь, как уважить, — Виктор похлопал его по плечу и получил в ответ ощутимый дружеский удар, отчего немного присел. Уважительно покачав головой, Виктор жестом предложил покурить перед началом.
8.
Крупные снежинки вспыхивали от яркого света ламп, на пару метров пробивавшего спустившуюся уже давно ночь, зависали перед окном, возбужденные веселым ветром, и врывались, тая в одно мгновенье.
Алексей то и дело отрешенно смотрел на эту незатейливую игру, обдумывая запись, и старательно ровным почерком, что было ему несвойственно, вписывал данные в карту за картой.
Закончив с очередной кучей, он перенес ее на другой стол, на котором уже несколькими пирамидами скопились последние истории.
Часы пробили три часа, а ведь он так больше и не смог забежать к Ане. И пускай, черт возьми, она запретила появляться в ее отделении без крайней необходимости, сердце сильно кололо вновь и вновь, когда он заносил сухие слова в карты умерших за сегодня. Он старался не забыть каждого, записать подробнее течение болезни, смерти, Алексей думал, что возможно это поможет другим, тем, кто придет разбираться, но уже после них.
Иллюзии исчезли почти сразу, первой ушла Татьяна Ивановна, она просто уснула, это была самая хорошая смерть. От этой мысли острая резкая боль ударила в голову, и он машинально присел на стол, свалив одну из пирамид на пол.
«Хорошая смерть, — произнес он снова, думая, что про себя, но звук собственного чужого голоса испугал, заставил вскочить».
— Надо поспать, — сказал он сам себе, пытаясь придать своему голосу былую тональность и тембр, но голос прозвучал все также глухо. Он подошел к окну и уперся больной головой в холодное стекло. Ветер задувал под ворот веселые снежинки, и от этого становилось немного легче.
— Хорошая смерть, — вновь повторил он, покачав кому-то головой. На улице, как и раньше, мела пурга, вот только город был мертвенно черен, ни одного лучика света не виднелось вдали, дома в округе были брошены. Алексей не знал, куда эвакуировали людей, но, судя по количеству гробов, которыми непрерывно снабжали крематорий, все были неподалеку.
Он поднял упавшие истории и аккуратно сложил их на столе. Волна воспоминаний нахлынула, и в голову снова стрельнуло. Алексея зашатало. Помутилось в глазах, ординаторская скрылась за пеленой яркого света, заполонившего его взор. Он сильно зажмурился, как в детстве от яркого солнца. Зрение постепенно начало восстанавливаться, появились более-менее четкие очертания мебели, яркий шум исчез.
Алексей судорожно расстегнул халат, потом рубашку, вздох разочарования с восторгом в последней ноте вырвался из его груди. Теперь они с Аней снова вместе, идиотская мысль, но сейчас она согревала его. Сильный приступ голода дал о себе знать, он набросился на уже давно остывший обед, забытый на дальнем столе у шкафа с пустыми бланками.
Еда была отвратительная на вкус и еще более мерзкая на вид, но захотелось добавки. Пошарив по ящикам, он нашел заначенную Колей пачку печенья и умял ее в несколько минут.
— Итак, головная боль, временное помутнение зрения, или нет, слепота, — Алексей с некоторой торжественностью заполнял свою карту, громко проговаривая вслух, радуясь, как менялся его голос, — укус полоза, легкая аритмия.
Он померил себе давление, аритмия подтвердилась, температура нормальная.
В комнату вошла Ольга, Алексей боковым зрением уловил ее движение и, продолжая заполнять карту, громко произнес:
— Надень маску, я инфицирован, — опомнившись, он быстро натянул маску на себя.
— Осмотри меня, прохрипела Ольга и села на край стола, опершись рукой на стопку карт.
Ольга всхлипнула, и Алексей оторвался от карты. На ней был разорванный халат, блузка почти полностью обнажила грудь, открыв забрызганный кровью бюстгальтер. Халат и брюки были сплошь залиты кровью и рвотой.
Ольга отрешенно смотрела на него, но куда-то выше, поверх головы.
Алексей потуже затянул маску, надел перчатки и больно схватил ее за руку, заставляя следовать за собой.
Ольга безвольно шла за ним, повторяя что-то тихо, смысл улавливался с трудом.
— Она набросилась на меня, потом вторая, они все набросились…Они плюнули мне в лицо, Леша, они плевали мне в лицо, когда повалили на пол, — Ольга рыдала, захлебываясь и задыхаясь при каждом вздохе. – Ты, они сказали, что Ты здорова, ты виновата! В чем, в чем я виновата? Я же старалась помочь?
Алексей втащил ее в процедурную. Оля безвольно стояла и, ловя его взгляд, все спрашивала:
— Разве я виновата? Я виновата?
— Ты ни в чем не виновата, запомни это! – Алексей долго смотрел ей в глаза, держа ладонями ее лицо. Ольга погладила его руку в перчатке и стала плакать еще сильнее.
Теперь он разглядел, что все ее лицо и волосы были в крови. У Ольги началась истерика, ее всю трясло, она обхватила свое лицо руками.
Понимая, что помощи от нее ждать не стоит, он взял ножницы и стал срезать с нее грязную одежду, работал быстро и пару раз случайно задел лезвием ее тело, но вовремя одергивал назад. Смотреть на плачущую голую Ольгу— было невыносимо. Как ни старался он заставить себя, но не мог, горло саднило от сдавленного рыдания обиды за нее и ярости, которая медленно наполняла его.
На руках он внес ее в душевую, горячая вода немного успокоила ее. Сейчас он не видел в ней женщину, восприятие притупилось, задавленное клокочущей яростью. Раньше почти весь курс втайне, а кто-то и открыто мечтал о ней, может, он подумает об этом позже, но сейчас сантиметр за сантиметром он старался смыть всю обиду, весь позор, ненависть.
Из чистого он нашел только сиреневый костюм медсестры. Уложив всхлипывающую Ольгу на кровать в комнате отдыха, бегом принес пару ампул и шприц. Пока он набирал, Ольга все смотрела на него широко открытыми глазами как ребенок, ищущий защиту у отца.
— Посиди со мной, — прошептала она, взяв его за руку.
— Конечно, Оль, повернись на бок, — Алексей быстро сделал ей укол, и заботливо укрыл одеялом.
— Зачем мы это делаем? – Ольга несильно стискивала его ладонь, дыхание начинало выравниваться.
— Потому что не можем иначе, — Алексей сам не раз думал об этом, и сейчас не хотелось ничего выдумывать, пока лекарство не подействует.
— Но ведь это никому не надо.
— Надо, это надо всем нам.
— Ты, правда, так думаешь или просто меня успокаиваешь? – ее дыхание успокоилось, лекарство начало действовать, Ольга возвращалась в себя прежнюю.
— Если бы я не был в этом уверен, то…
— Не надо ничего им делать, они больные, — Ольга перебила его, сильно сжав ладонь.
— Я и не собирался.
— Собирался, я тебя знаю, обещай мне.
Алексей молчал, ярость клокотала внутри, отчего подбирать слова было
