Василиск

спорить, никогда нам не выиграть эту партию, — Алексей  сделал последний ход  черной шашкой, унося с поля всех оставшихся белых солдат.

— Так-так, спим, значит на дежурстве, — Витька вплотную подошел к Алексею, который устроился на небольшом диване в приемном отделении.
— Не угадал, — Алексей ответил спокойным голосом без малейшей нотки сна,  не открывая глаз И жестом приглашая расположиться на соседнем диване, стоявшем на противоположной стене узкого коридора.
— Так тем более не порядок, — Витька вольготно расселся на диване, поигрывая старой потрепанной бензиновой зажигалкой.
— Спать поздно, вставать рано.
— И то верно, не спится что-то. Погода дрянная какая-то.
— Я вот что подумал, — Алексей уселся, разглядывая ДРУГА близорукими глазами, игравшего в тусклом отблеске дежурного освещения матовой коробочкой. Алексей замолчал, не решаясь продолжать дальше.
— Подумал-то хорошо, — кивнул ему Витька,— ты, мон шер, подумать, не дурак, голова умная, не то, что у нас. Но зубы мне не заговаривай, я по твою душу пришел, будем из тебя гусара лепить.
— А, ты про Аню, — Алексей вздохнул, расплывшись в застенчивой улыбке. – Поэтому поводу не беспокойся, я решение принял.
— И когда же?
— Сегодня, вечером. Надо все-таки выспаться сначала.
— Смотри! А то же меня знаешь, не слезу.
— Да, и спасибо тебе, — Алексей искренне посмотрел на друга, смутившегося от его слов.
— Ладно, тогда о чем думал?
— О будущем.
— И как оно, что там брезжит?
Алексей махнул рукой на окно, за которым снежная буря достигла своего апогея, застилая все сплошной белой мглой, которая  в отблеске фонарей отдавала желтыми и  красными языками пламени.
Витька покачал головой, приглашая жестом сходить с ним покурить. Алексей встал, и они оба направились в курилку.

5.
Минутная стрелка в очередной раз догнала  часовую. Без пяти минут одиннадцать. В палату приемного покоя неуверенно пробивался солнечный свет. Буря чуть поутихла, но полностью разгуляться погоде не позволяла.
Пожилая медсестра старательно выводила что-то в карте, то и дело поглядывая в окно, после чего вздыхала и качала головой.
— Так Вы говорите, что видели его? – Врач, не отрываясь от формуляра, обратилась к раздетому по пояс больному.
Мужчина дрожал всем телом, постоянно мотая головой, будто высматривая кого-то. Лет ему было чуть больше пятидесяти, о чем свидетельствовал паспорт, раскрытый на основной странице, из которого врач выписывала данные.
— Валентин Геннадиевич, повторите,пожалуйста, причину Вашего обращения, — врач отодвинула от себя формуляр и строго посмотрела на больного. От ее взгляда он на несколько секунд успокоился, но чей-то кашель из приемного покоя вновь ввел его в параноидальную тревогу.
— Вчера вечером, где-то после девяти, да, новости уже прошли. Значит, я пошел выносить мусор, ну не лежать же ему всю ночь, вот. Так потом пошел покурить, ну дома жена ругает, мол, пахнет и все такое, — врач утвердительно кивнула, приглашая его вновь перейти к сути. – Так вот, у нас там бомж один всегда ошивался, нормальный такой мужик, но вот он мне, значит, подходит, а мы ему помогаем, ну там одеждой, иногда и покормить. Нормальный мужик, судьба тяжелая. Так он, значит, подходит комне и хрипит, сам горячий весь, прям жар от него. Хрипит что-то, не пойму, только повторяет все, да, и пальцем, пальцем мне показывает в район оврага, а  у нас там овраг остался, ну, как песок перестали добывать.
— Да, овраг большой, старики про него много плохого рассказывали, говорят, что там демоны живут, — худенькая, чуть сутулая женщина в черном затасканном пуховике подтвердила слова мужа, привставая при каждом слове. Медсестра по-доброму пригласила ее сесть, успокаивая, что доктор опытный, сейчас все найдем, не переживайте.
— Так вот он мне тычет туда, а сам рвет, значит, рвет на себе куртку, майку и как давай кричать. Я смотрел-смотрел, ничего кроме пурги не вижу, а этот, видать, белочка совсем одолела, уже по земле катается, орет дико. И тут я увидел его, огромный такой. Он на меня глазами так шасть, я аж на землю осел, теперь вот, видите, боюсь. Да не за себя, за нее боюсь, за детей.
— А давно у Вас эта сыпь? – врач подошла к нему,  пристально рассматривая сильное воспаление кожи на  спине, — Больше похоже на ожог, но Вы называете это сыпью.
— Так вот с утра-то и высыпало, и вот, вот тут, — мужчина ткнул себя чуть ниже груди.
— А что с Вашим знакомым стало?
— Да шут его знает, он как его увидел, ну, как и я вскочил и как даст деру. А меня сын с женой нашли, так и лежал на земле.
— Хм, это, скорее, и не к нам, ну хорошо, — врач СТАЛА что-то опять быстрым почерком заносить в бланк.
— Что, все хорошо? —  с надеждой в голосе отозвалась жена, встав со стула и еще больше ссутулившись.
— Надежда Константиновна, определите его в третий бокс, ну, с остальными, пусть ждут. И, пожалуй, Вы пойдете с ним, — врач передала медсестре формуляр.
В дверях появилась фигура веснушчатого парня с небольшой спортивной сумкой. Медсестра поманила его рукой и повела всех троих в боковую дверь, спрятанную от входа белым стеллажом, полностью заваленным папками, коробками с бланками и пустыми стеклянными банками.
Врач потерла пальцами виски. В голове сильно гудело от беспокойного утра. Часы остановились на одиннадцати и, казалось, дальше не хотели идти.
Она подняла трубку и быстро набрала номер. На другом конце отозвались сонные гудки.
— Алло, — ответил недовольный голос.
— Никифорова, приемное. Требуется консультация инфекциониста и психиатра.
— Да помню, что, так срочно?
— Уже шестой случай за утро.
— Есть ординатор и невролог, больше ничего не нашла.
— Давай уже хоть кого, у меня пятьдесят человек в приемной!
Врач сильнее потерла виски, боль все нарастала. Пошарив не глядя рукой в первом ящике стола, она достала изрядно поредевшую пластину с таблетками и приняла две, раскусив их с неприятным сухим треском, от которого обычно передергивает лицо у человека, стоящего рядом.
Стоявший в проеме двери высокий мужчина с уже довольно заметной залысиной нервно дернулся от хруста таблеток и неловко вошел, стараясь скрыть свое нервное движение.
Врач запила таблетки отвратительной теплой водой, налитой в старый графин, стоявший на небольшом холодильнике с коробками ампул и банками с растворами.
— Я Вас не приглашала, дожидайтесь вызова, — сухо проговорила она, возвращаясь к столу.
Мужчина нерешительно посмотрел назад в приемный холл, где десятки настороженных ушей уже  развернули свои ЛРС в сторону назревающего стандартного скандала. Видя ожидавшие его позорного отступления лица, мужчина аккуратно закрыл дверь, но остался стоять в комнате.
— Яже Вам сказала, что вызову, подождите за дверью, — врач строго вскользь посмотрела на посетителя, попривычке быстро спрятавшись в бланках, но что-то в нем ее насторожило, что-то кольнуло, отчего она быстро взглянула на него еще раз.
— Татьяна Ивановна, — начал он также неуверенно, как и стояла его высокая фигура, склоненная под невидимым валуном на плечах. Он выпрямился и тише с искренними нитками теплоты в голосе продолжил. – Таня, здравствуй.
Татьяна Ивановна вздрогнула, будто увидала приведение.
— Ну, здравствуй, Саша. Время ты, конечно, удачное выбрал, как раз в твоем духе, — Татьяна Ивановна старалась придать своему лицу былую уверенную строгость, но глаза ее предательски подрагивали, искажая мир слезной пеленой радости и отчаянья.
— Это я, Таня.
— Если ты пришел поговорить, то я на работе. Да и о чем нам с тобой говорить?
— Я на прием.
— Хорошо, на что жалуетесь, больной? – голос ее предал, дрогнув в конце фразы, выпуская на волю всю ту тоску, что вновь накатила на нее в эту минуту. Он это заметил и улыбнулся.
— Ты меня, наверно, ненавидишь? Конечно, ненавидишь. Меньше всего я бы хотел доставлять тебе снова боль, но мне нужна твоя помощь.
Татьяна Ивановна посмотрела на него, смахнув набежавшие слезы рукой. Как же хорошо, что никто ее не видит,мелькнуло у нее в голове, но профессиональный глаз уже начал осматривать Сашу.
— А ты постарел, Александр Петрович, — она достала новую пару перчаток из коробки, быстро натягивая их.
— Да, время не щадит никого. Но ты все такая же желанная.
Она довольно улыбнулась, в свои годы она вызывала зависть у многих, даже моложе себя.
— Давно горишь? – она быстро потрогала его лоб, на котором выступавшая то и дело испарина мгновенно испарялась.
-Третий день уж как, меня скорая здесь оставила.
— А почему ты вызвал скорую?
— Я не вызывал, меня на вокзале буквально с путей подняли.
— На вокзале? Ты собирался опять уехать?
— Да. Прошу, пойми меня, в этом городе для меня слишком многое, — начал он, заметив чуть дернувшуюся у нее губу.
— Это не мое дело, — сухо отрезала она, вновь овладев собой. – Снимай рубашку, садись на кушетку.
Она начала его слушать, сев рядом. Дыхание было затрудненное, но  хрипов не было. Быстро осмотрев его спину, она облегченно вздохнула, воспаления не было.
— Ложись на спину, — скомандовала она. Пальпация не выявила тоже никаких отклонений, все было в пределах нормы. Ее всегда раздражала эта фраза, но сейчас было именно так.
— У тебя что-нибудь болит?
— Особо нет, вот только голова.
— Болит?
— Да нет, не болит. Шалит что ли. Не знаю, как сказать.
— В смысле шалит? Говори толком.
— Галлюцинации, пожалуй, так вернее.
— Ты пил?
— Я после тюрьмы больше не пью. И не курю, наркотиков не употребляю. Абсолютно чист.
— Ты не на допросе. Кроме головы еще жалобы есть?
Может, тошнит, рвота была?
— Нет, не тошнит, и сердце не болит.
— Хм, — она пощупала его гланды, – когда в последний раз ел?
— Три часа назад.
— Хорошо, одевайся, — она встала с кушетки села за стол, взяв новый бланк из большой стопки с правого края стола.
— Ты даже не спросила о моей страховке.
— А она у тебя есть? Хотя это пока не важно, садись, померим тебе давление. Саша, Саша! – крикнула она, бросаясь из-за стола к падающему обратно на кушеткумужчине.
Сильно ударившись спиной о край кушетки, его лицо исказила гримаса боли, а затем неестественного потаенного ужаса, голова начала конвульсивно дергаться.
— Саша, Саша, что с тобой? – Татьяна Ивановна пыталась поднять его, но тяжелое тело потащило ее вниз, и вместе с ним она рухнула на пол, ударившись головой о железный край кушетки.
Он не отвечал, гримаса ужаса сменилась расслабленным выражением, казалось, он уснул, только неестественная поза говорила о его несознательном забытье.
Татьяна Ивановна тщетно пыталась поднять его, и только вернувшаяся медсестра помогла переместить обморочное тело с пола на кушетку.
— Я сейчас, сейчас,  — медсестра засуетилась, набирая один номер за другим. – Везде занято, что ты будешь делать?
— Сами отвезем, — Татьяна Ивановна, оправив халат, начала выдвигать кушетку в сторону от стены, но ей не хватало веса, отчего она сильно скользила по кафельному полу.
Вдвоем они вывезли кушетку из кабинета, толкая ее вперед в сторону реанимации. На мгновенье Татьяне Ивановне показалось, что она потеряла его пульс, это заставило кровь отхлынуть от ее лица. Она надавила сильнее, нет, есть, но еле слышный. ее начал бить нервный озноб. Медсестра, заметившая это, с материнской нежностью  прошептала ей, когда они завозили кушетку в