вмешивался управляющий, начиная покрикивать, но не слишком громко, скорее создавая видимость для экономки. Он расхаживал по замку в цветастых семейных трусах и поглаживал пузо. Становилось противно до одури, и гость запирался в своей комнате, делаясь похожим на растопырившего усы сома. Обиженные они убирались восвояси, но продолжались атаки на "благодетеля". Он вызывал того на откровения, а в ответ получал сплошные бахвальства, матершину, сдобренную сорными словами, которые сыпались словно из рога изобилия: так сказать, как бы, типа, на самом деле, ну вот, как это, класс, конкретно и т.п. Уши заворачивались в трубочку, но он стойко, как оловянный солдатик переносил словесный понос. Скоро он стал замечать странные вещи происходившие с собеседником. Он менял свой облик во время разговора, то становясь выше ростом, то становясь шире в плечах, то извивался как гадюка. По-началу он убеждал себя, что ему все это лишь только кажется, что во всем виновато расположение светильников, которые временами гасли, а временами вспыхивали словно пороховые бочки. Но нет, превращения были на самом деле, и, по-видимому, сам М.Холодков не подозревал о них...
В те немногие часы, когда ему удавалось остаться в единственном числе, он подводил итог наблюдениям, но осознать все был не в силах. Он хотел осмыслить происходящее и дать рациональное объяснение фактам, но увы...
Он взялся за карандаш и бумагу, создав несколько десятков рисунков, которыми похвастался перед управляющим и экономкой. Он не стал показывать их снабженцу-распорядителю, потому что он ни по возрасту, ни по умственному развитию не смог бы должным образом все это оценить. Конечно интеллектуальный потенциал старших товарищей оставлял желать лучшего, однако жизненный опыт и общение (по их словам) с людьми искусства делали их более-менее созревшими для восприятия "творчества". Как и следовало ожидать, они принялись нахваливать его на все лады, хотя вряд ли чистосердечно, ведь большинство работ годились лишь для помойки. И все-таки даже после славословий он не решился показывать "творения" хозяину, он не был готов!
Он извлек из запасников глянцевые журналы с красочными фотографиями голых девиц и безжалостно искромсал их, наклеивая на белые листы части так, что получались причудливо-фантастические коллажи, которыми вновь похвастался перед экономкой и управляющим, не удостоив М.Холодкова вниманием. Но он знал, что тому что-то известно.
Тогда у него возникла идея. Ему нужны кисти и холст! Он покажет миру, что есть живопись! Но втайне он хотел поразить хозяина. Я покажу, что я умею и не на словах! Но как это сделать? При всем расположении он слишком сдержан в средствах, и нужно убедить М.Холодкова в том, что это необходимо именно ЕМУ!Отлично! Корыстные струны души были задеты, и резонанс получился тот, который нужен. М.Холодков согласился финансировать живописный проект.И уже на следующий день появились кисти, краски и холсты. А еще через день была написана первая картина...
Сам явился поздно ночью и бросив взгляд на полотно, со знанием дела произнес:
- Я даже не знаю, что тебе сказать... Но что это такое я не понимаю!..
- Как говорил Пабло Пикассо, зачем понимать мои картины - воспринимайте их! - он попытался выдать афоризм, который не произвел ровно никакого эффекта по двум причинам: во-первых М.Холодков не знал, кто такой Пабло Пикассо, а во-вторых ему был неизвестен смысл слова "воспринимать". Пожав плечами, М.Холодков ответил:
- Все это хорошо, но у тебя не хватает профессионализма. У тебя отсутствует ТЕХНИКА! Вот что я решил для себя. Да-да, именно ТЕХНИКИ нет на твоих картинах... Где же здесь ТЕХНИКА?
И тут взорвался он:
- Откуда тебе знать, что такое ТЕХНИКА? Ты абсолютно ничего не смыслишь в живописи, а пытаешься судить о ней...
- Да, может быть я не смыслю в живописи, но что такое ТЕХНИКА я прекрасно знаю! На твоей картине есть все - квадраты, круги, амебы, завихрения, но где же здесь ТЕХНИКА? Где самолеты и ракеты? Где танки и пароходы? Где, наконец, станки и механизмы, заводы и фабрики? Да ТЕХНИКА отсутствует...
Хозяин стал вытягиваться тенью от дерева, покачиваясь в воздухе, меняя форму и цвет. Достигнув потолка, он изогнулся коромыслом, и его руки принялись разрезать пространство словно лопасти ветряных мельниц. Его лицо сине-зеленого цвета приобрело форму груши, что напомнило известную карикатуру на Луи-Бонапарта. Спустя секунду М.Холодков начал парить по залу. Аморфная фигура плавала из угла в угол, сверкнули молнии, как-будто сотни пустых пивных бутылок громыхнули по жестяной трубе прозвучал гром. Руки М.Холодкова, точно ветви сказочного дерева потянулись к нему, но он остался на месте, пальцы закрывали лицо, лезли в глаза, затыкали рот. Сиюминутная паника вырвалась наружу, но так быстро, что он не смог ее ухватить, и она бесследно исчезла в коридорах замка...
"Что думаю, то и говорю",- пронеслось в голове, получалось как у Алисы, "что вижу, то и ем"...
Метаморфозы не прекращались. Распахнулось окно, за ним летали стаи черных летучих мышей, садившихся на подоконик и пронзительно свистевших. Плавающее тело одной частью выскользнуло на улицу, и началась бешеная погоня за мышами...
- ДИЛЕТАНТ!!! Дилетант!!! Дилетант!!! - послышалось ему, но скорее всего именно послышалось, поскольку этого слова также не было в словаре хозяина...
================= КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Переключая каналы, Шанс словно переключал что-то внутри себя. Он менялся, как
меняются растения в саду со сменой времен года, но, в отличии от них, мог
управлять скоростью этих изменений, просто нажимая на кнопки... А иногда,
переключая каналы, Шанс впускал телевизионных людей в свою голову. Так Шанс
поверил, что именно он, Шанс, сам себя сотворил.
Ежи Косински "Садовник"
До замужества Лидочка на всем свете признавала одних насекомых, но только
безобразных и похотливых, поэтому она целыми днями шлялась по помойкам.
Юрий Мамлеев "Шатуны"
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Возвращение затянулось. Оно постепенно переходит в путешествие - путешествие, находящееся за гранью разумного понимания. Где грань, которую не стоит переступать ?
2
Боулинг-клуб. Голова пухла. В глазах мелькали цифры, цифры, цифры.Оставалось сосчитать деньги, положить лишнее в карман и снять зет-отчет. Бармен закончил работу, теперь можно было отдохнуть, посмотрев по телевизору эротические передачи, по незаконно подключенным спутниковым каналам. Рука тянулась к ширинке, а стрелки медленно ползли к часу...
Устроившись на мягком диване, укрывшись кожаной курткой, он провалился...
Что-то резануло по мозгам. Он почуствовал одновременно вспышку света и холод. Высунув голову из своего укрытия, он увидел, как в открытую дверь заведения вваливаются люди. Неужели мы не закрыли дверь? - подумал он и вновь на секунду потерялся.
Люди хотели играть. Кое-кто уже вставал на дорожку и выбирал шары, другие устраивались в баре на жердочке, похожей на куриный насест. Они жутко напоминали кур и умиленно зыркали по сторонам. Комичные толстые бабы, словно сошедшие с лубочных картин, сально посмеивались над пошлыми шутками своих спутников - пьяных мужичков неприличного вида. Все скалили кривые зубы, слюнявили потрескавшиеся губы, чесали сизые носы и выказывали столько высокомерия, что бармену и официантам ничего не оставалось, как глупо улыбаться.
- Проходите пожалуйста! Переобувайтесь! - дежурная фраза звучала ножом по сердцу, и толпы людишек семенили в комнату с обувью, где к длинным ржавым цепям были прикованы кирзовые сапоги всех возможных и невозможных размеров. Клиенты влезали в них и тащились к дорожкам, где цепи еще раз пристегивались возле пластиковых кресел так, что возможно было лишь дотянуться до шара и пустить его по дорожке, пытаясь выбить самое большое количество кеглей из десяти возможных. Боулинг!!!
У запретной черной полосы стоял красномордый верзила в грязно-зеленом комбинезоне с большой деревянной палицей в руках. Его поросячьи глазки зорко следили за игроками, умудрявшимися раз от раза делать заступ, за что каждый тут же получал шипастым орудием по затылку. Слышались крики и стоны, но кое-кто трепетал от наслаждения и подставлял под удары другие части тела. Поросячьи глазки загорались страстным огнем, верзила расходился не на шутку...
Вглядываясь в тупые лица, он пытался отыскать знакомые. Ему показалось, что кое-кого он знает, а тем в свою очередь показалось, что они знают его. Ощерившись, посетители рычали что-то нечленораздельное, указывая на стены и потолок, хлопая мозолистыми руками по ляжкам и харкая на немытый кафель...
Он раскланялся словно Бобчинский-Добчинский, попятился к стойке и свернул в туалет. Тут ему на шею бросилась маленькая хрупкая женщина в облегающем костюме "металлик" и шляпе - "космический скафандр". Она обнимала и ощупывала бармена, целуя его в лицо и шею. Он сорвал "скафандр", резиновую шапочку плавчихи и конский хомут, проведя рукой по "молнии". Костюм упал к ее ногам, оставив женщину в длинной трикотажной майке. Теперь она присосалась к нему точно пиявка, он схватил ее за волосы и принялся бить лицом о косяк. Кровь брызнула во все стороны. Ярость нарастала, голова расплющилась, превратилась в кровавое месиво, а затем и вовсе исчезла, и на ее месте торчала багровая жила. Женщина ватной куклой повисла на руке бармена, и он брезгливо отбросил ее в сторону...
Он вернулся к стойке, где выстроилась приличная очередь. Кто?- спрашивает он. Хрен в кожаном пальто! - отвечает стоящий. Бармен заглядывает в список заказов и видит запись: Хрен в кожаном пальто с 2.00 до 4.00... Ну, чтож, проходите...
Тем временем на дорожках располагалась интересная компания. Они извлекли из больших спортивных сумок отрезанные головы и принялись швырять их вместо игровых шаров. Хохот! Крики! Аплодисменты экстатичных зрителей...
Он вылетел во тьму улицы и кинул взгляд на хорошо освещенную часть соседнего здания с мозаикой в стиле Диего Риверы: выпученные глаза, мощные резачьи руки, перекошенные злобой пролетарские лица. Он кинул лишь взгляд, поскольку под рукой больше ничего не было.На самом краю карниза стояли люди, по одному прыгали и летели словно птицы, делая широкие взмахи вырастающими крыльями. Некоторые, не успев набрать высоту, падали на асфальт, разбиваясь в лепешку и оставляя там сюрреалистические узоры, радующие брошенный взгляд...
Назад!.. Перед дорожками на полу резвились детишки. Они бегали по краю дорожки, а пьяные игроки сбивали шарами отдельных. И вновь раздался злорадный гогот...
Человек с палицей бросился к уединившейся паре, начал лупить застывшие тела,которые рассыпались на мелкие кусочки. Мазохисты визжали, а официанты запрягли детей и понеслись по боулингу с присвистом и улюлюканьем...
С потолка падали разноцветные мячи, и глазам стало больно... На стенах проявились фантастические картины, чудовищные в своей изощренной извращенности...
Появились карлики-уродцы, которые заняли места кеглей, и в них бросали все, что подвернется под руку, включая официантов и играющих...
Из трещин в полу вылезали папиросы. Они росли, превращаясь в картонные трубы, а на пороге у входа
