– Но мы не пойдём на кардинальные меры, мы не враги себе, и ограничимся полукардинальными.
Такого дружного вздоха облегчения не услышишь даже от гвардейского строя после команды «Вольно!». Берман усиленно протёр очки, водрузил на покрасневший нос и быстро спросил:
- А кому можно сдать добровольный взнос?
Мэр поощрительно улыбнулся, показав рукой на помощника.
- Через два дня я ознакомлю вас с моим указом по перезагрузке и перестройке аппарата, а теперь, пользуясь случаем, когда присутствует исполком партии почти в полном составе, хочу заострить ваше внимание на неприятном инциденте, позорящем партию, открытую и беспристрастную для всех, и задать прямой вопрос в надежде получить такой же ответ от нашего партлидера. Скажи нам, Альберт Яковлевич, на каком основании ты скрыл от нас заявление Алексина о приёме в партию и не дал на него согласия? Разве ты не знаешь, что руководящие посты могут занимать только члены партии? Отказав в членстве Алексину, ты нарушил с непонятной целью внутреннюю дисциплину партии. – Встретившись с помощником перед самым заседанием, Малышкин выразил желание видеть молодого деятеля в исполкоме партии и сильно удивился, что тот даже ещё не член, а услышав историю неудачного вступления, задумался, но никак не определил вслух отношения к инциденту, и вот теперь оно проявилось вовремя да ещё и как! Пришлось Осинскому поёжиться в досаде, сменив неподвижную позу нейтрального участника на взволнованное раскачивание.
- Каюсь, - скривился в лёгкой усмешке, - запамятовал… замотался в конце года с подчисткой скопившихся дел, а он, - кивнул на покрасневшего в смущении кандидата, - не напомнил, - попытался перевести стрелку вины на абитуриента. – Примем, - пообещал, - препон нет, - оглядывая всех и видя прячущиеся взгляды, - непременно примем… достоин.
Малышкин усмехнулся.
- А ты что скажешь, Виктор Сергеевич, в своё оправдание? – обратился к пострадавшему.
Тот, ничего не добавив к тому, что было, рассказал о тайном соглашении, по которому откладывалось вступление в партию в пользу того, чтобы занять гласно беспартийный пост председателя избирательной комиссии, став при этом негласным членом партии, но был обманут Осинским, не получив ни того, ни другого.
- Враньё! – поторопился опровергнуть истину прищученный руководитель огрызка партии. – Наглая клевета!
Но судя по отвёрнутым в сторону взглядам однопартийцев, изощрённых во вранье, ему не поверили. К тому же всех насторожило, что он не выполнил данное негласное обещание, а значит, вполне вероятно, может поступить так с каждым. Ладно бы гласно дал слово и соврал, это понятно, но негласно, это против всяких правил. Лучше бы не оправдывался, а сказал бы прямо и грубо, что действовал так не в собственных интересах, а на пользу партии, такое бы заглотили, не поморщившись, а трусливое оправдание только снизило его рейтинг и поставило под сомнение легитимность на посту лидера, чем и поспешил воспользоваться обвинитель.
- Наступает ответственный период предвыборной агитации, - все рефлексивно придвинули к себе блокноты и взяли позолоченные ручки, приготовившись записывать тезисы предвыборной программы, - в которой наша партия, неоспоримый эталон честности и совести для народа, сплочённая нерушимым конгломератом кристально безупречных членов, - некоторые стали задумчиво рисовать улыбающиеся рожицы, - должна вступить без единого пятнышка, и если хотя бы на одном члене, тем более руководящем, - Малышкин сделал короткую паузу, чтобы присутствующие осмыслили, о ком речь, - малейший изъян, досадная, лезущая в глаза щербинка, - Хамов непроизвольно, проникнувшись, протёр свои, - такие, как зазнайство, вождизм и, не побоюсь сказать, волюнтаризм, мы должны решительно поправить товарища, отстранив хотя бы на время от руководства. – Все замерли, почуяв ещё и угрозу для себя, не очень-то праведных. Чтобы обезопаситься, можно пожертвовать и товарищем, пусть даже он и лидер, и вместо тезисов в блокнотах появились чёртики и смайлики с большими носами. – Поэтому, - продолжал инквизитор, – завтра же, не откладывая, надо собрать исполком в полном составе с повесткой дня: приём новых членов и перевыборы руководителя горотдела партии. Лично я, с позиции мэра, рекомендовал бы рассмотреть кандидатуру Леонида Аркадьевича Коротича. – Кандидат даже дёрнулся от неожиданного выдвижения, хотел приподняться, чтобы немедленно и решительно отказаться от свалившейся лафы, но не смог, враз отяжелев и проклиная судьбу, что повела по узкозашоренной опасной дороге, по которой шаг влево – увольнение и потеря обильных левых льгот, шаг вправо – ни мало, ни много, а чистая уголовка. Приходилось смириться и принять доверие товарищей, навсегда потеряв тропинку в лагерь Осинского и не закрепившись толком под Малышкиным. Свербила, прямо-таки въедалась в темечко подлая мыслишка о том, что чем больше тащишь в дом, чем больше копишь на чёрный день, тем он скорее приходит.
Когда двойные члены очистили инквизиторскую, почтительно пропустив вперёд опального идеологического вождя, и остались только двое затейников, Виктор Сергеевич, не удержавшись, воскликнул в неподдельном восхищении:
- Вот это да! Как вы их! Почище любого Макиавелли!
Тимур Эдуардович снисходительно улыбнулся.
- А что – Макиавелли? Подумаешь, величина! Да у нас был Плевако, почище всяких Маки. И сейчас, если хорошенько поскрести найдутся такие плеваки, что любого иезуита обставят.
- Теперь они у вас всем гуртиком в кармане, - не унимался впечатлительный льстец.
- Не стоит засорять карман, - отказался от добычи серый политик. – Подумаешь, два десятка голосов! Не нужны они мне вместе с зажиревшим вожаком. Мне нужна партия, вернее, её финансы, и когда буду держать ключ от сейфа, тогда и можно будет кричать «Виват!» А пока… пока мы на промежутке, и кто знает, как повернутся события. В политике ничего нельзя предугадать. Так что умерь щенячью радость и примись-ка вплотную за предпринимательскую мелочь. Узнай, о чём думают, что от нас надо и, главное, чем можно удовлетворить по малому торгашескую жадность. Их мутит Шулебожский, - назвал отца Марата, третьего претендента на трон, - обещает налево и направо полную амнистию кредитам, умеренные и твёрдые налоги, а заодно и широчайшую спекулянтскую бесконтрольность, чего им больше всего хочется, но чего быть не может.
Виктор Сергеевич ещё долго был под впечатлением ловко проделанной беспринципной политкомбинации, в которой помощник оказался всего лишь пыжащейся пешкой, передвигаемой не по своему хотению, и теперь старался сообразить с опозданием, каков будет следующий ход гроссмейстера. Но ничего дельного придумать не мог, потому злился и на себя, и на непредсказуемого шефа. Отзвуком комбинации стало принятие его, наконец-то, в правящую партию и вынос тела Осинского. Преемник Коротич на поздравление только темно ухмыльнулся, пообещав снова взять подающего большие надежды члена замом, но уже по партии.
- Как Осинский? – не удержался, чтобы не съязвить, будущий зам.
Леонид Аркадьевич улыбнулся шире, злорадно сощурив глаза.
- Не пужайся, хужей не будет: мы и так оба в одном катафалке с Малышкиным.
На следующий день сорняки понесли в фонд потом и кровью добытые из посетителей вожделенные тугрики и с несчастными лицами засовывали в щель фондового ящика, встряхивая непроницаемую урну и проверяя на слух не наполнилась ли она и, может быть, тогда их избирательный налог окажется лишним. А потом с завистью разглядывали в ведомости щедро выведенную цифру в графе Коротича, сожалея, что нельзя перетащить на свою строчку хотя бы пару ноликов. Утром следующего дня был вывешен вердикт главы, всколыхнувший и потрясший весь административный бюронет и оборвавший многие паутинки, скреплявшие внутренние связи. В нём несогласованно сообщалось, что в связи с посланием президента о необходимости экономии бюджетных средств в затянувшемся периоде мирового экономического кризиса, наиболее сильно отразившемся на нашем нефтегазовом фундаменте, приходится и городу освободиться от части директоров и большинства их заместителей и укрупнить департаменты, объединив образование и культуру, медицину и социалку, транспорт и промышленность, экологию и коммуналку и другие, создав тем самым компактный дееспособный кабинет. Не обошёл мэр секвестром и себя, освободившись от всех замов, кроме одного. При этом не было объяснено, за счёт чего кабинет будет дееспособен, поскольку работящие замы будут уволены, а недееспособные директора-трутни, давно отвыкшие от прямых профессиональных обязанностей, сосредоточившись на удовлетворении всё возрастающих личных потребностей, оставлены. Виктор Сергеевич тоже сохранил свою ни к чему не обязывающую, кроме преданности мэру, должность и целыми днями мотался по шарашкам, лаясь с микро-олигархами и стараясь обобщить их настроение и нащупать слабину, за которую можно было бы перетянуть на свою сторону. В результате в область полетели слёзные жалобы о попрании прав предпринимателей, но губернатор смолчал, дотумкав, что по инициативе мэра можно будет уменьшить дотации городку и укрепить свою власть. Некоторые, оборзевшие, пытались вернуть из фонда напрасно затраченные рублики, но из узкой щели жадного ящика ничего не вытряхивалось, кроме раздражающего шелеста. Простецкий же народ злорадствовал и потихоньку, скрипя зубами, начал любить нынешнего мэра.
Все, кроме мелких и вредных предпринимателей, заладивших в унисон одно: «Надо уменьшить!». Уменьшить многоярусные и постоянно изменяющиеся в одну сторону налоги, уменьшить акцизы, уменьшить количество инспекционных поборных проверок, уменьшить плату за аренду мест и помещений, уменьшить тарифы на ЖКХ, уменьшить… и ни один не заикнулся о том, что надо бы уменьшить и цены на их полууслуги и полукачественные спекулятивные товары. Только упорно талдычат, что придёт к власти Шулебожский и сделает так, как им надо, хотя никто, в общем-то, не верил, что он что-то на самом деле сделает, но… а вдруг? Виктора Сергеевича больше всего злила эта беспредметная вера в базарную философию, он не понимал, как можно вести хотя и небольшой бизнес на «авось». И в то же время, как сторонний критик, понимал, что эти жулики-капиталисты – основа жизнедеятельности города, что они-то и есть настоящие патриоты, которым нужны всего-то стабильность, свобода и защита от вымогателей. Равнодушно выслушав его усталые сетования, Малышкин объяснил состояние торгашей тем, что они дошли до точки, до донышка, и это хорошо, теперь их можно купить за малость, введя ограничения на проверки и заморозив некоторые налоги и платы. Тогда они побегут за ним, наращиваясь, как снежный ком. На бюджете же малые поблажки никак не скажутся.
- Но почему раньше нельзя было ввести всем понятные, постоянные и честные правила бизнес-игры? – возмутился зам.
Шеф только усмехнулся на горячность помощника.
- И, значит, выпустить джинна на волю? Утратить наше влияние? Оставить себя без штанов? – Малышкин встал, подошёл к окну. – В политике всё надо делать не торопясь и помалу, просчитывать комбинацию на несколько ходов вперёд и с разными
