возраста. И, работающих усердно и старательно в этом загородном большом гладиаторском доме.
Одни носили воду. Другие убирали сам двор, мели метлами, подымая пыль, вверх с каменных выстеленных булыжником тропинок между оливковыми деревьями. Третьи занимались цветами в дворовых клумбах. Но Ганика не было.
И Миллемид решил его просто поискать.
Он превратился в невидимую призрачную тень. И незаметно начал обшаривать все кругом, кружа вокруг молодых, и уже в возрасте рабынь служанок и слуг, всматриваясь в их лица. И следуя за некоторыми по помещениям Олимпии.
Он добрался и до половины, где обитали сами гладиаторы этой гладиаторской виллы. Внимательно все, осматривая, чисто из любопытства, знакомясь с бытом людей и их жизнью, с которой ему еще не приходилось сталкиваться.
Он спустился вниз под саму виллу. В ее подвалы. И сложив свои крылья, прошелся по узким, каменным подземным преходам от наполненного теплой водой бассейна до двух отдельно стоящих недалеко друг от друга комнат. И, наконец, нашел свою пропажу.
- «Вот, ты где!» - он произнес неслышно и сам себе и вошел в низкое каменное убежище и жилище молодого Ритария Ганика - «Вот значит, где дом твой».
Миллемид подошел почти вплотную, прямо через закрытые двери к самому Ганику, увидев того, наконец, сквозь дерево и камень этого подземелья. Он прошел сквозь дверь, словно ее не было. Незримой тенью и призраком.
Миллемид увидел Ганика, в полном одиночестве, сидящего на своей застеленной бараньей шерстью деревянной широкой постели. И рассматривающего, что-то в своих руках. Его лицо было наполнено грустью и тоской. Он был практически весь голый в одной сублигате. И только прикрытый, слегка на коленях лежащей из шерсти серой короткой гладиаторской туникой.
Тут же лежал на его постели широкий гладиаторский в медных бляшках пояс.
Миллемид подошел незримо еще ближе. И увидел в руках молодого Ритария гладиатора похожие на капельки слезы ангела.
- Зильземир, Зильземир - произнес он вслух. Но тот, кто был перед ним, этого не услышал - Он тоскует по тебе. Твой сын, сын ангела. Я вижу это и понимаю его, как и ты Зильземир. Он один из нас. И самый молодой среди нас. Его ждут небеса.
Миллемид смотрел черными своими как сам черный холодный сверкающий звездами космос глазами на Ганика.
Он снова произнес – Этот мир губит его, Зильземир. Мир греха и порока. Он ранит его ангельскую душу. Но он может за себя постоять. Твой сын, Зильземир. И я помогу ему. Ради нашей любви, Зильземир и любви нашего Бога.
Миллемид почувствовал, что тот, кто сидел перед ним тоже почувствовал его присутствие.
- Невероятно! - Миллемид произнес - Он ощутил присутствие духа! Он ощутил меня! Только ангел это может!
Ганик почувствовал ангела перед собой. Хотя и не мог его узрить. Не мог глазами человека.
Миллемид отошел назад к закрытой деревянной окованной железом двери, глядя на Ганика. В его синие как живое бушующее море глаза. Такие же красивые глаза, как и его матери Зильземира. Он действительно был родной ее сын. Это были ее глаза. Ее Зильземира глаза. Только на лице мужчины. Земного мужчины.
Ганик сжал в широкой гладиатора ладони сверкающие в полумраке его жилища капельки слезы. И смотрел, казалось прямо на Миллемида. Ганик молчал. На его щеке повисла маленькая такая же, как те застывшие капельки мужская скупая слеза. Он зашевелился сидя на своей постели и достал кожанный мешочек. И, раскрыв его, положил туда те маленькие капельки. Завязав его, убрал мешочек под баранью расстеленную постельную накидку, где было изголовье его гладиаторского ложа.
Ганик встал и оглядывась регулярно на дверь, где стоял Миллемид, стал собираться.
Одевшись. И затянув на талии широкий кожаный свой пояс гладиатора, Ганик, открыв дверь своего жилища, вышел в коридор. Миллемид посторонился, пропуская мимо себя Ганика. Просто машинально отпорхнув незримо в левую сторону вдоль каменной стены. И Ганик пошел, сопровождаемый Миллемидом наверх, туда, где были остальные жители школы Олимпия. Ганик пошел проверить своих подчиненных и на кухню, узнать, готова ли еда для гладиаторов. Затем, надо было продолжить после всего их тренировки.
Миллемид шел за ним следом до половины слуг и рабов. А потом, обратившись снова вороном, вспорхнул на металлическую ограду маленького тренировочного амфитеатра, откуда можно было за всем наблюдать. А Ганик в это время столкнулся со своим учителем Ардадом. Тот все же пришел в себя после долгого отсутствия перед своими подчиненными, возложив всю ответственность в тренировках на своего лучшего ученика.
Удивительно, но об Ардаде даже забыли на время. Странно как-то, но случилось так, что о нем на самом деле никто и не вспомнил в течении чуть ли, не целого месяца. Он практически не выходил из своего учителя гладиаторов жилища недалеко от тренировочного засыпанного желтым песком амфитеатра. Негритянка Лифия его молодая любовница всему виной. И она же бегала к нему целыми сутками, принося еду и вино из подвалов школы. Никто не пресекал это и даже Хароний Магма этого не заметил. И не вызывал к себе главного тренера его гладиаторской школы. Он видел, что сам его лучший Ритарий школы, ведет тренировки молодых гладиаторов. И, не обращал особого внимание, на исчезновение Ардада.
Про Арада просто все забыли. И вот он наконец-то, появился на каменной узкой тропинке между оливковыми деревьями. Сначала, правда, прошла быстро сама, почти не подымая, свои глаза, лишь искоса скользнув ими на Ганика Лифия. Поздоровавшись с Гаником, она почти бегом исчезла за поворотом. И побежала в сторону помещений рабов и слуг. А потом появился и сам Ардад.
- Приветствую тебя, учитель - произнес, радостно Ганик Ардаду, подходя к нему.
- Приветствую тебя, мой ученик – произнес ему Ардад и обнял подружески Ганика. Пожав ему еще и руку.
- Надо идти нам к Харонию - произнес ему Ганик.
- А что, хозяин по-нам, соскучился? - спросил у ученика его учитель Ардад - Он обо мне месяц не вспоминал.
Ардад словно даже обиделся на своего хозяина ланисту.
- Это, наверное, по поводу тренировок и началом игр - произнес Ардаду Ганик - Бойцы подготовлены. И думаю, их можно будет выставлять на арену Рима.
- Ладно, пошли к Харонию – произнес Ардад.
И они пошли бок о, бок по узкой аллее, между оливковыми деревьями в сторону, где обитал их хозяин гладиаторов ланиста Хароний Диспиций Магма.
***
Ганик затосковал по матери. Как-то неожиданно так для себя самого. Он затосковал по приемной матери Сильвии. И эти еще капельки слез той, что была его настоящей матерью. Которой он не видел и не помнил, а только ее в основном синие смотрящие в тех слезах глаза. И те странные сны с той красивой молодой женщиной, ведущей его какому-то небесному миру и называющей себя его настоящей матерью. И сама приемная его мама Сильвия, подарившая ему те странные, похожие действительно на чьи-то застывшие слезы маленькие капельки.
Он стал задумываться о себе. Кто он? Кто та женщина, называющая себя его небесной матерью. Неужели и вправду он не отсюда не с земли. И его такое вот странное и необычное запоздалое как у ребенка развитие. Что это такое и откуда все это? И теперь еще эта необъяснимая навалившаяся тоска. И Сивилла перестала практически с ним общаться. А вот те две двадцатилетние рабыни виллы Алекта и Милена наоборот не дают теперь ему прохода. И караулят на каждом углу. И приходят по ночам к нему в постель гладиатора. И он, почти каждую ночь проводит только с ними, когда Сивилла ублажает исключительно ланисту Харония Магму.
Что-то происходит. Происходит и с ним и с этим миром, в котором он находится. И теперь еще эти Мартовские Иды и игры на римской главной арене вечного города.
Он подготовил бойцов и сам готов к битвам. Но тоска по матери не дает ему покоя. И эти странные ощущения какого-то рядом присутствия. Будто кто-то так и следит за ним каждый день, и даже ночь. Только в момент любви с этими двумя молодыми жеребицами Олимпии нет этих странных ощущений. Он не жалеет что спутался с ними. Ведь Сивилла не приходит к нему и не желает ничего объяснять. И ее эти поездки в Рим на рынок.
Сейчас он вместе с Ардадом направляется к ланисте Харонию Магме. Узнать, зачем тот их обоих вызвал к себе. Все связано с играми, и вопросы будут только наверняка об этом.
***
Встретившись в этот раз в Римском городском сенате, Лентул Плабий Вар, как первый патриций сенатор и консул Рима, пообещал сенатору и патрицию Цестию Панкрицию Касиусу нескольких рабов преступников из римской тюрьмы. На выбор. Из рук своего лучшего знакомого главного тюремщика Рима, претора жандармерии и полиции патриция и сенатора Марка Квинта Цимбериуса.
От каменоломень отказались, а сосредоточились на более, менее отпетых бандитах смертниках владеющих хорошо оружием и осужденных на смерть солдатах легионерах Рима. Он снова принял гостя у себя в своем сенатора загородном доме. Пообещав еще приставить для тренировки его новоиспеченного проплаченного Лентулу Вару Цестием Панкрицием гладиатора бойца и прочих бойцов своего надсмотрщика за рабами с его загородной виллы Касиуса Лакриция. Тоже в прошлом гладиатора и знающего толк в боях на арене Рима на тюремном малом амфитеатре, где обычно забивали насмерть камнями преступников. Или рубили головы и руки в самом Риме под присмотром своего друга сенатора Марка Квинта Цимбериуса.
Лентул пообещал за предоплату, соответствующую его особе естественно предоставить его жене этих отобранных лично им бойцов в короткий срок. И подготовить их к боям на арене Рима. Цестий Панкриций Касиус оказался доволен. На том и порешили. Лентулу Плабию Вару нетерпелось отыграться за свой проигрыш ланисте гладиаторов Харонию Магме.
| Помогли сайту Реклама Праздники |