"МАМА".Мистико-эзотерическая роман.(Исключительно для взрослых).

И  смыть  свой  позор  проигрыша  перед императором  Рима  Тиберием  и  сенаторами. Он  мечтал  сорвать  их ехидные  за  его  спиной  насмешки. Из-за  этого  чертового  проигрыша ланисте  Харонию  Магме  и  его  Ритарию, он  не  мог  появляться  спокойно в  совете  Рима. И  Мартовские  Иды  были  очень  кстати. К  тому  же  Цестий был  тоже  очень  кстати. Если  снова  будет  проигрыш, то  легко  можно будет  перевести  стрелки  все  на  него, выгородив  с  легкостью  себя. А  если будет  успех, то  еще  и  деньги. Да, и  в  случае  вообще, чего-либо непредвиденного, то, можно  под  меч  палача  подставить  и  самого  Цестия Лакрция  Касиуса  вместе  с  его  женой, подмяв  под  себя  его  дом  и имущество  вместе  с  его  слугами  и  рабами.
  Лентул  Вар  сразу  решил  отгородить  себя  от  этого  предприятия  и  быть участником  со  стороны. Для  него  главное  было  лишь  стороннее  теперь участие  и  победа  любой  ценой  на  новых  гладиаторских  играх  в  Риме. И теперь  для  Лентулла  Плабия  Вара  огранизовать  это  было  все  не  особо сложно. Имея  связи  по  всему  Риму  и  будучи  в  друзьях  у  императора Тиберия, он  мог  организовать  все  это. Если  Тиберий  сам  не  проявит жадность  и  не  приберет  имущество  Цестия  Панкриция  Касиуса.
- Я  все  понял – произнес  Цестий  Панкриций  Касиус. Приехав  в  конце недели  к  Лентулу  Плабию  Вару.
- Нет, ты  меня  не  понял, Цестий – сказал  ему  Лентул  Вар - Чтобы  твоя жена  об  этом  не  знала. Скажешь, просто  купил  на  римском  рынке  рабов и  все. Про  наш  договор, чтобы  никому.
- Да, никому, Лентул – Цестий  произнес  и  довольный, сам  не  понимая  в какую  игру, стал  играть, встал  с  кресла. Порывшись  за  пазухой  в  складках  своей  сенаторской  белой  с  пурпурной  отделкой  тоге, он  достал увесистый  мешочек  сестерциев.
- Столько  хватит? – он  произнес  и  передал  его  Лентулу  Плабию  Вару.
- Сейчас  увидим - Вар, сказав, открыл  мешочек  и  вытряхнул  деньги  на стоящий  у  его  кресла  кабинетный  большой  стол.
  Цестий  ждал  с  нетерпением  и  осторожностью  ответа, а  Вар  тянул  время, пересчитывая  глазами  сестерции.
- Ладно - он  произнес  холодно  Цестию Панкрицию  Касиусу - Хватит.
- Если  мало - произнес, несколько  смутившись  и  растерявшись  Цестий Лакриций  Касиус – Я  добавлю. Скажи  сколько?
- Я  говорю, достаточно – произнес  так  же  холодно  и  жестко  Лентул  Плабий  Вар.
- Договорились? - он  переспросил  собеседника.
- Да, договорились – произнес  в  ответ  ему  сенатор  и  патриций  Цестий  Панкриций  Касиус. И  пошел  к  выходу  из  кабинета  довольный, что  Лентул  Вар  не  попросил больше, не  осознавая, что  только, что  подписал  себе  и  своей  жене смертный  приговор. А  Лентул  Плабий  Вар  смотрел  ему  в  спину, презирая, как  презирал  всех  в  Риме. Как  и  в  сенате  Рима, всех  вплоть  до самого  императора  Тиберия.
- Все  вы  у меня  вот  здесь - произнес  он, презрительно  глядя  ему  в спину, сжав  правой  в  перстнях  и  золоченом  широком  браслете  руки кулак - Все  до  последнего  сенатора.


                                                                                                                                 ***
  Луцилла  Вар  сидела  на  балконе  своей  комнаты  выходящей  на внутренний  двор  дома  ее  отца  Лентула  Плабия  Вара. Стоял  жаркий солнечный  день, и  она  смотрела  во  двор  и  наблюдала  за  рабами  и слугами, работающими  на  клумбах  дома  и  далеко  в  самом  большом  фруктовом  саду.
  Раскрыв  настежь  золоченые  в  цветном  стеклянном  витраже  двери  и окна  своего  балкона  в  девичьей  комнате.
  В  отличие  от  виллы  Олимпия  Харония  Магмы  вилла  Лентула  Плабия Вара  имела  огромный  сад  и  огород. И  не  нужно  было  ездить  за продуктами  в  сам  Рима  на  рынок. И  Луцилла  наблюдала  за  собирающими  поспевшие  фрукты  с  фруктовых  деревьев  в  саду  за  домом ее  сенатора  отца.
  Рабы  таскали  в  руках  оливки  и  виноград  из  того  огромного  за  домом сада. Таская  воду  и  вино  из  одного  подвала, перенося  в  другой. Там  же далеко  от  сенаторского  главного  большого  дома  в  скотском  загоне мычали  коровы  и  блеяли  овцы. Ржали  и  фыркали  лошади. Все  это  было на  рабской  половине  дома, где  и  жили  все  слуги  и  рабы  виллы. Постоянно  моющие  до  блеска  туалеты  виллы, и  таская  взад  вперед  все, что  только  прикажут. Провинившихся  наказывали  плетьми, а  иногда привязывали  на  солнце  к  столбу  на  целую  неделю. Вот  они  с  утра  до вечера  и  занимались  постоянной  нелегкой  работой  по  уходу  за  домом Варов, копаясь  и  в  цветочных  клумбах  самой  виллы. Подстригая  кусты  на  всех  направлениях  разветвленных  каменных  дорожек, идущих  по  всей обширной  ограде  загородного  сенаторского  имения.
  Такую  им  работу придумал  Арминий  Репта, распорядитель  рабами  и работой  в  их  с  отцом  старшим  Варом  загородном  имении. Там  же  между  ними  ходил  и принадлежащий  этому  дому  надсмотрщик  и  палач  Касиус  Лакриций. Он  ходил  с  кнутом  в  правой  руке. И  был  одет  как  гладиатор  в  короткую  до колен  из  бараньей  шерсти  серую  тунику  и  широкий  кожаный  пояс  с бляшками  из  меди.
  Он  был  когда-то гладиатором  и  был  выкуплен  в  качестве  палача  и надсмотрщика  для  этого  дома  самим  Лентулом  Плабием  Варом  ее Луциллы  Вар  отцом  у  ланисты  Гнесия  Верона  из  Капуи  за  хорошую сумму  сестерциев.
  Он  понравился  ему  именно  как  палач. И  Лакриций  оправдывал  свое  имя  и  свою  здесь  должность. Он  был  жесток  и  не  имел  вообще  какого-либо  сострадания. Даже  к  таким  как  сам. Хотя, по  сути, был  таким  же рабом, как  и  те, кто  работал  в  саду  и  во  дворе  дома  Лентула  Плабия Вара.
  Луцилла  ненавидела  его, за  то, когда  ее  отец  перерезал  его  руками, этого  хладнокровного  палача  всех  ее  личных  служанок  и  рабынь, но  выжила Сивилла  и  она  снова  были  вместе  и  тайно  от  своего  жестокосердного  и коварного  отца.
  Луцилла  и  сама  была  не  лучше.
  Но  сейчас  дело  было  не  в  ее  коварстве  и  жестокости, а  в  том, что  она  желала  Ганика. Дико  и  страстно. И  бесилась  все  сильнее  и  сильнее. Даже ее  собственные  новые  служанки  гречанки  рабыни  Сесилия  и  Силеста, боялись  ее.
  Луцилла была  словно  сумасшедшая  и  неуправляемая. Лишь  сейчас  она немного  успокоилась. Потому  что  воссоединилась  со  своей  Сивиллой, верной  в  прошлом  служанкой. И  их  любовь  в  римких  борделях  в  течение  этих  недель  успокоили  Луциллу  немного. Она  действительно была  спокойна  и  холодна. И  лишь  потягивала  вино  из  золоченого  бокала и  смотрела  во двор  виллы.
  Еще  она  ненавидела  Арминия  Репту, как  многих  в  этом  доме. Этого лизоблюда  и  подхалима  раболепно  выполняющего  все  распоряжения  ее отца.
  Она  ненавидела, буквально  всех  в  этом  своем  доме.
Луцилла  расположилась, полулежа  на своем, выставленном  на  балконе ложе, и  спокойно  смотрела  на  работающих  рабов  и  слуг. Все  шло  по  ее плану. Все, что  она  придумала, и  все  совпадало  с  планами  ее  отца Лентула  Плабия  Вара. Все  шло  как  нельзя  лучше, нужно  было  лишь дождаться  Мартовских  Ид. Этого  ждал  и  ее  отец. И  тогда  она  получит то, что  хотела. Она  получит  в  свое  распоряжение  того  красивого  высокого  и  молодого  гладиатора  Ритария  из  дома  ланисты  Хароиня  Диспиция Магмы.
  Луцила  поправила  золотую  сережку  в  своем  девичьем  левом  ухе  под прядью  вьющихся  русых  волос  и  заулыбалась  сама  себе, мечтая  о Ганике. Она  закусила  девичью  тонкую  сладострастную  губку  и  закрыла свои  синие  девичьи  бесчувственные  к  любому  человеческому состраданию  глаза. В  которых, была  лишь, жестокость, похоть  и  разврат.
Она  встала  с  кресла  ложа, и  подошла  вплотную  к  балкону, прижавшись  к нему  своим  овальным  девичьим  животом. В  пурпурного  цвета  длинной  до  самого  пола  и  ее  золоченых  сандалий  в  складки  собранной  Палой. Над  надетой  под  низ  Инститой. Поправив  ткань  на  своей  тяжело вздыхающей  девичьей  груди  и  пояс  на  гибкой  талии.
  Луцилла  сжав  в  кулачки  свои  окольцованные  бриллиантовыми перстнями  девичьи, полностью  оголенные  от  безрукавой  Палы  руки, подперла  ими  свой  подбородок  оперевшись  о  перила  балкона.
  Вот  уже  неделю  она  занималась  любовью  со  своей  бывшей  служанкой. И  та  ублажала  ее, как  и  раньше.
  И  им  было  хорошо  вдвоем. Но  ей  нужен  был  Ганик. Ей  даже  не спалось  из-за  него, и  она  срывала  зло  на  своих  рабах. Совсем  недавно она  запустила  бокалом  из  золота  в  рабыню  Кармеллу. Молодую служанку, просто  так, просто  Луцилла  была  в  не  настроении  с  самого  утра  и  оттаскала  ее  еще  и  за  волосы.
  Она  представила, как  будет  таскать  вот  так  же  за  кучерявые  и  чернявые коротко  стриженые  волосы  того  гладиатора. Но  только  в  любовной агонии. Сношаясь  с  ним  до  беспамятства, прыгая  у  него  на  его  мужском торчащем  вверх  задранном  возбужденном  том, что  был  в  ее  руках  члене, здоровенном  торчащем  члене, и  как  Ганик  будет  кусать  ее  груди. Эта будет  настоящая  и  бешеная  любовь. Любовь  до  крови  и  боли. Даже  если, он  убьет  ее  в  момент  этой  дикой  звериной  любви. Луцилла  даже закатив  глаза, вдруг  застонала, почувствовав  губы  Ритария  Ганика  и  его  зубы  на своих  прикушенных  сосках  девичьей  груди.
  Здесь  же  на  своем  открытом  во  внутренний  двор  виллы  балконе, Луцилла  забывшись, задышала  как  запаленная  и  загнанная  стременная лошадь, неистово  и  прерывисто.
  Она  потрогала  его. Его  кубики  красивого  мужского  на  полуобнаженном теле  пресса. И  эта  его  широкая  мужская  Ритария  грудь. И  то, что  она держала  промеж  его  стройных  голых  ног  в  своих  девичьих  цепких  руках. И  его  красивые  синие  смотрящие  на  нее  как  волны  моря  глаза. 
  Она  как  ненормальная  и  умопомешанная  думала  только  о  нем. О  том высоком  Ритарии, Ритарии  Олимпии, обошедшем  на  арене  Рима  всех гладиаторов  одним  коротким  боем. Она  слишком, лично  восприняла  тот кровавый  скоротечный  бой  и  проигрышь  своего  отца  Лентула  Плабия Вара. Слишком, лично, для  себя.
  Она  так  хотела  его! Так  желала  его! Как  ничего  не  желала  до  этого.
- Ганик  мой - она  произнесла, тихо  и  тяжело  со  стоном  вздыхая - Ты будешь  моим  уже  скоро. Ты  будешь  только  моим.
  Луцилла  Вар  была  счастлива  одной  только  мыслью  о  любви  с  Гаником. И  не  видела, что  была  под  присмотром  Миллемида. Который, черным вороном  сидел  недалеко  на  кусту  оливкового  дерева. Прямо  перед  ее выходящим  во  внутренний  двор  балконом.
  Он  уже  обследовал  все  имение  Варов  и  всех  кто  был  тут. Он  побывал у  самого  Вара. Он  видел  его  беседующим  с  начальником  Римской жандармерии  и  полиции. И  своим