был мужчина хоть и видный, но какой-то незаметный, какой-то гладкий по жизни. Не водилось за ним этой паучьей корявости выживания, что позволяет цепляться за всё и за всех, не обладал он такой счастливой способностью. Вот и не нашлось ни одного провожатого, ни одного желающего, кто своим присутствием смог бы хоть сколь-нибудь обноголюдить это траурное шествие и окропить горючими, искренними слезами скромную могилку безвременно усопшего. Не нажил он себе ни благодарного отечества, ни восторженных почитателей, ни вдовушки красавицы с обильным выводком прелестных ангелочков, ни преданных учеников да верных соратников. И только один холодный осенний ветер был его верным спутником и единственным провожатым. Этот неутомимый, вечно неприкаянный скиталец усердно гнал за Лешим торжественную траурную процессию опавших листьев и с тихим шорохом устилал мягким, разноцветным ковром этот его последний путь.
В общем, любопытствующему взору случайного наблюдателя, если бы таковой, конечно же, возник на пути этой странной похоронной процессии, предстала бы вот такая дивная и совершенно нетипичная картина. Как уже отмечалось выше, это был очередной, уже третий по счёту последний путь Лешего. Предыдущие два как-то не задались. Всё время его что-то отвлекало и останавливало, какие-то непонятные препятствия, какие-то неожиданные преграды вставали на этом его последнем пути.
В первый раз, вообще, случился анекдот. Леший загремел в ментовку. По какому-то совершенно нелепому стечению обстоятельств его приняли за находящегося в розыске криминального авторитета. Правоохранители по наводке сидели в засаде и дожидались своего клиента. Час был ранний, сырая промозглость бессонной осенней ночи вконец замутила острый глаз пинкертонов. А тут весело чешет в свой последний путь ничего не подозревающий Леший. Ростом, возрастом и экстерьером он вроде бы подходил под ориентировку, вот его без лишних церемоний и скрутили под белы рученьки. Надавали тумаков, изъяли пузырь водяры и сонные пилюли (ингредиенты его прощального коктейля) и засадили в кутузку. Справедливости ради, стоит отметить, что органы разобрались быстро. И его сразу же отпустили бы, но сонные пилюли приняли за наркоту и отправили на экспертизу. Так что пару суток Леший всё-таки позагорал на нарах. Однако и этот вопрос разрешился и его с презрительно-равнодушными извинениями отпустили. Правда, ни сонных пилюль, ни, тем более, водки не вернули. Данные предметы прошли по делу криминального авторитета, как вещдоки. Эти, в общем-то, комические перипетии Лешего несколько огорчили и навели на определённые мыслишки. До разъяснения обстоятельств он пока что решил повременить со своим последним путём.
В другой раз он совсем уже дошёл до конечной остановки этого своего последнего пути, до тихого глухого овражка в самой чаще леса и выбирал себе местечко поудобнее для последнего пристанища. Он даже продекламировал вслух (а кого в этих дебрях было стесняться? Разве только какого-нибудь заблудившегося филина) собственноручно написанную для подобного случая эпитафию по самому себе:
Конец. Я сдох. Окончен путь
Бесславный, тягостно-натужный.
И мой окоченелый труп
Глодают черви в яме душной.
И мне не нужен больше мир
Превратный, миражом манящий.
И мне он больше не кумир,
Велеречиво говорящий.
Отринул все надежды, страх,
Что занимали меня прежде.
Себе оставил только мрак,
Гнилой могилы безмятежность.
Но, едва закончив свою надгробную речь, Леший краем уха уловил какие-то непонятные, нетипичные для леса звуки, как будто кто-то невнятно бормотал и подвывал. Он с некоторой досадой прервал церемонию прощания с собственной персоной и устремил тело безвременно “усопшего” по направлению к источнику странного звука. Пройдя пару десятков метров, он наткнулся на дивный пейзаж. К большому дереву скотчем был примотан не по сезону одетый мужик. К слову, стоило бы отметить, что на дворе был конец сентября, температура по ночам опускалась к нулю и даже пониже. А тут этот отдыхающий, этот курортник в разноцветной гавайской рубахе с кокетливой затычкой во рту. Страшное дело, так и околеть было недолго. Однако мужик ещё шевелился. Был он здоровый, бычья шея, сросшаяся с затылком, огромные волосатые ручищи, мохнатая мощная грудь. Мужик уже изрядно посинел, особенно в тех местах, где был перетянут скотчем, но всё ещё трепыхался. Сколько времени загорал здесь этот любитель экстремального отдыха? За какие такие заслуги его сослали в этот глухой санаторий и приговорили к таким лютым оздоровительным процедурам, можно было только гадать. Но Лешему вникать во все эти запутанные хитросплетения социально-криминальных взаимоотношений совершенно не хотелось. Он достал нож и первым делом вытащил плотный, затвердевший кляп. Страдалец облегчённо выдохнул спёртый, несвежий воздух и тут же принялся блевать какой-то кровавой пеной. Красные пузыри толчками вырывались у него изо рта, медленно текли по подбородку и терялись на цветастой рубахе.
─ Ну как, живой, што ля? – поинтересовался Леший, когда того перестали сотрясать рвотные спазмы.
─ Бу-бу-бу, ─ неопределённо пробормотал несчастный.
─ Ладно, можешь не благодарить, – великодушно дозволил Леший и принялся обрезать оставшиеся путы. Когда последняя лента была удалена, пленник рухнул на колени и затрясся мелкой дрожью, переходящей в крупные судороги, ─ эвон, как продрог, болезный.
Леший вытащил бутылку водки и стакан, налил половину и поднёс к носу бедолаги. Тот, учуяв запах спиртного, сделал неуклюжую попытку ухватить ёмкость с живительной влагой, но руки его не слушались. От долгого дефицита крови все члены его посинели, отекли и не реагировали на сигналы мозга. Видя такое дело, Леший усадил бугая поудобней, запрокинул ему голову и медленно влил спиртовую смесь в рот. С трудом глотая, тот закашлялся. На его губах вновь появилась розовая пена. Он натужно сплюнул и некоторое время сидел неподвижно. Спирт возымел своё животворное действие. Загустевшая кровь разогрелась, наполнилась энергией и заструилась по венам. Жизнь постепенно возвращалась в замороженную тушу. Минут через двадцать мужик уже смог самостоятельно подняться. Он мутным, непонимающим взглядом огляделся вокруг.
─ Где я? – просипел он.
─ В доме культуры и отдыха, – хмуро пошутил Леший.
─ Где? – удивился бугай.
─ Где, где, в лесу.
─ А ты кто? – уставился он диким взглядом на Лешего.
─ Я – твой персональный ангел-спаситель! – торжественно провозгласил тот и принял пафосную позу.
Мужик перевёл взгляд на бутылку водки, которую Леший держал в руке. Затем самым бесцеремонным образом выхватил её и безо всякого спросу прямо из горла высосал всё до последней капли. Лешему только с сожалением оставалось наблюдать, как один из ингредиентов его прощального коктейля исчезает в этой бездонной утробе.
─ Ещё есть? – жадно поинтересовался бугай, отшвырнув бутылку.
─ Откуда в жопе пластилин? – огорчённо вздохнул Леший, провожая печальным взглядом пустую стеклотару.
─ Ладно, веди меня! – безапелляционно распорядился тот.
И Леший вывел его из леса на дорогу, ведущую в город. Весь путь тот матерился и сыпал угрозы в адрес каких-то «кабанов», «лёсиков» и «серых». Леший догадался, что это клички бандитов, которые виновны в такой страшной расправе над ним. И что его клиент также является бандитом. Его освобождённые от пут руки уже потеряли синюшный цвет застоявшейся крови и на них проступили причудливые, замысловатые сюжеты тюремного фольклора. Чего там не поделили эти братки? За что они приговорили одного из своих сотоварищей к такой лютой смерти? Какой конфликт интересов привёл к подобному трагическому финалу? Оставалось загадкой. Но факт был на лицо. Дерево в глухом лесу, связанный бандит и неминуемый, ужасный финал.
«Хотя, почему ужасный? – думал Леший, выводя своего клиента из чащи, – собаке собачья смерть! Все они там псы и грызутся за бабло. Чисто животные игрища за ресурсы и власть. Иной результат в таких делах невозможен. Победитель забирает всё, а проигравший получает уютный гробик, или ямку в лесу».
Наконец они вышли из леса на шоссе. Здесь уже была цивилизация, даже автобусы ходили. Спасённый Лешим криминальный авторитет оказался на редкость неблагодарным типом. Даже спасибо не сказал. Быстро поймал попутку и умчался в город. Возвращаться обратно в лес уже не было смысла. Грызть таблетки всухомятку совершенно не хотелось. Да и запас решимости покинуть этот мир совершенно иссяк. Леший тягостно вздохнул и побрёл домой.
Но в этот, третий по счёту раз, он был настроен решительно и совершенно бесповоротно. С недавнего времени Леший стал замечать какие-то странные перемены в окружающем пространстве. Он ощущал их внутри себя, в поведении людей, в самом воздухе, как будто химический состав атмосферы слегка изменился. На каком-то тончайшем уровне пошли едва различимые сигналы и намёки, заставляющие его совершать определённые действия. Дверь его возможностей, скрипнув ржавыми петлями, начала медленно открываться. Он почти физически слышал этот резкий, неприятный скрип и чувствовал вибрацию от трения давно несмазанных поверхностей. Неминуемо приближался тот волнующий и долгожданный миг, когда появляется реальная возможность судьбоносных перемен. Леший начал осознавать, что сейчас сможет сделать главный ход в этой партии, сумеет реализовать давнишний план и завершить свой последний великий поход на восток. В его башке целую неделю ядовитой занозой свербела одна и та же мысль. Многотонным, безжалостным молотом она долбила по мозжечку, вышибая напрочь из головы всё остальное. “Настал момент изменить свою жизнь к лучшему! Пришло время сдохнуть!” – так звучала эта мысль. И сегодня Леший решился. А пачка сонных пилюль, пузырь водки и нехитрая снедь железобетонно подкрепляли эту его решимость и делали его планы весьма реалистичными. Погода не предвещала радикальных сюрпризов, час был ранний, на улицах никого. В этот раз никто и ничто не должны были помешать Лешему прекратить бессмысленную суету и волевым решением закрыть свой личный проект. Ноги сами несли его к глухому, уютному овражку в самой чаще леса, где вдали от посторонних глаз он смог бы легко, быстро и безболезненно расстаться с таким гордым, но совершенно бесполезным званием «живой», где бы его уже никто и никогда не нашёл и не потревожил. И Леший не стал сопротивляться своему телу. Он охотно поддался этому зову и бодренько вышагивал навстречу смерти.
План этот он разработал давно, но всё никак не решался осуществить задуманное. Всё питал наивные надежды и испытывал призрачные иллюзии на счёт изменения своей жизни к лучшему иными путями, а, может, и просто трусил, не мог переступить через свой инстинкт самосохранения. Но бойся-не бойся, а делать всё равно придётся, потому что ублюдок не мог
