системными настройками смысл жизни неизбежно будет заключён во фразе: “Человек рождён для того, чтобы сдохнуть!” Здесь стремление к смерти есть единственно возможная позиция честного, порядочного человека, который пытается не быть животным, а слушать голос разума. Здесь только право на смерть делает человека свободным! Здесь только смерть освобождает человека от непосильной тяжести перманентной борьбы за выживание в первобытной, свирепой среде материального животного мира. Здесь смерть является наиболее приемлемой и желанной формой жизни для человека (разумного существа).
Весь вопрос заключается в том, а является ли человек разумным существом? Что-то я сильно сомневаюсь. Да, чего тут стесняться, никаким разумом здесь и близко не пахнет. Это у всяких там утопических гуманистов: “Человек – это звучит гордо”, а на самом деле: человек – это звучит дико. Инстинкт гонит человека по жизни, инстинкт! Вот генеральная линия его поведения. Потому как вся его жизненная заинтересованность, вся его внутренняя мотивация зиждется на жадности, похоти и жажде власти. Вот три кита, на которых с древнейших времён стоял и теперь стоит человек. Но это же чистой воды природа животных инстинктов. Самосохранение, размножение и доминирование в популяции – вот краеугольный троеликий монолит, на котором покоится Homo Sapiens. Это и является его внутренним миром и системой естественных мотиваций, это и есть его истинное, исконное нутро. Абсолютное, стопроцентное животное. Но как же тогда быть с разумом? Что нам делать с той загадочной субстанцией, которая каким-то невероятным образом проникла в этого дикого зверя?
Да и вообще, как определить разумность того или иного индивида, по каким признакам и критериям это возможно сделать? Если следовать логике вещей, то разум получается как бы антиподом инстинкту. То есть, все действия и даже помыслы, которые человек совершает вопреки своему шкурному интересу (инстинкту), можно трактовать, как проявление разумности. Из этого следует, что предрасположенность человека к самоубийству есть не что иное, как стремление к разумному существованию. Это есть реакция разумного организма на неблагоприятную внешнюю среду, неприемлемую для нормальной, полноценной жизни.
Но откуда берётся эта неблагоприятная внешняя среда? Кто же является автором и созидателем этой мерзкой, античеловеческой системы материальной жизни? Да сам человек собственными руками это и делает! Своей животной психологией, неугасимым, инстинктивным стремлением завладеть всем и вся, неутолимой жаждой власти, богатства и прочих материальных ресурсов он бесконечно воспроизводит и поддерживает эту гнилую модель. Опираясь исключительно на позывы своих животных инстинктов и всегда следуя по пути наименьшего сопротивления, человек сам и создаёт эту неприемлемую для самого себя среду обитания. Вот именно такой принцип и лежит в основе этой людоедской системы, вот тот фундаментальный базис, на котором эта система и возводит свои чудовищные, уродливые надстройки.
Но волен ли человек в этих своих неприглядных, грубых, примитивных желаниях и наклонностях? Является ли такое его недостойное поведение добровольным выбором? Я думаю, что нет. Человек в силу своих способностей мыслить логически очень хорошо осознаёт всю пагубность собственных действий и поступков, но не в силах противостоять своему звериному нутру. И его внутренняя природа, и внешняя среда обитания, и его Бог со своим незыблемым правилом “Кто выжил, тот и прав”, абсолютно всё и внутри и снаружи толкает его к такой модели поведения. Может быть, он и рад поступить иначе, но противостоять подобному напору просто невозможно.
Получается замкнутый круг. Какова элементарная частица – таково и целое, каково целое – такова и элементарная часть. То есть, каков отдельный человек – таково и всё общество, но каково общество – таков и человек. Система порождает адептов, а адепты воспроизводят систему. И, находясь в этой порочной матрице, человеку самостоятельно никогда не вырваться!
Значит, общество так и будет постоянно наступать на одни и те же грабли. Человек, словно белка в колесе, обречён бесконечно бегать по замкнутому кругу саморазрушения, которое он своими же действиями сам постоянно и воспроизводит. И чтобы изменить ход событий и разорвать этот порочный круг, нужно менять составляющие этой формулы. То есть, необходимо изменить систему внутренних мотивировок поведения человека, вызволить его из плена собственной, естественной, животной природы и заставить перейти на разумную модель поведения. Только тогда и сможет образоваться другая среда обитания, другая система жизни уже с совершенно новыми законами и принципами существования человека в этом мире.
Но, если и возможно добиться подобного результата, то только жесточайшим насилием и террором. По-другому не получится! Сам человек самостоятельно, по доброй воле не в состоянии отказаться от своего дикого, звериного естества, ну не способен он на такое противоестественное для своей природы поведение, – так думал Леший, следуя в свой последний путь».
Уродливое нагромождение гигантских урбанистических построек современного мегаполиса сменилось аляпистыми заплатами разномастных заборов частного сектора. Странно, но сегодня почему-то было тихо. Армия сторожевых псов никак не отреагировала на появление здесь Лешего. Обычно, проходя мимо мест индивидуальной застройки, его встречал истерический, разноголосый шквал собачьего лая. Все дворовые шавки, словно срывались с цепи при появлении Лешего. Захлёбываясь в истошных приступах ненависти и презрения, срывающимся на визг брёхом провожали они непрошенного гостя. Чуяли, наверное, неместный, чужеродный организм. Но сегодня его последний путь был оглашён звенящей, гробовой тишиной.
– Чуют, паскуды, настал мой последний час, – беззлобно хмыкнул Леший.
Он несколько сбавил ход, чтобы повнимательней рассмотреть “священные” частные владения аборигенов. За хаотическим разномастьем заборчиков, заборов и заборищ, за этими неприступными хранителями семейных тайн кичливо вздымались, кряжисто врастали в землю и застенчиво кособочились такие же разнокалиберные жилища. Дома здесь были на любой вкус и цвет. Такого изобилия материалов и разнообразия форм невозможно было встретить ни в какой другой части света. Обычно посёлки строились по сословному, имущественному принципу. Богатые селились рядом с такими же богатеями, а бедные лепились к бедным. И только в этих необъятных краях всё было перемешано, словно в винегрете. Рядом с трёхэтажными дворцами вычурной архитектуры с бассейнами, зимними оранжереями и непременными банно-развлекательными комплексами местных олигархов, чиновников и бандитов кое-как выглядывали из земли кособокие, скрюченные многолетним противостоянием с капризами природы, бревенчатые или мазанные избёнки простых обитателей этих мест. Здесь помпезные многотонные кованные заборы с фамильными кичливыми вензелями на воротах плавно переходили в полусгнивший накренившийся штакетник, а призаборное пространство пестрело цветными заплатами дорогой тротуарной плитки, выложенной идеально ровно, практичным недорогим асфальтом и природной ухабистой неровностью, слегка присыпанной щебнем. Фантасмагория полная, мешанина несусветная!
Разница в доходах и социальном статусе просматривалась тут, что называется, невооружённым взглядом. Жилища здесь строились на любой вкус и кошелёк. Но Лешего, почему-то, не особо интересовали огромадные склепы местной “элиты”. Все эти вычурные дворцы-крепости помпезной архитектуры кичащихся своим достатком нуворишей являли собой лишь слегка упорядоченную, безвкусную груду кирпича, железа да стекла и ничего более. Ему, как раз, были интересны старые, маленькие домишки, построенные ещё в прошлую эпоху лозунгов и демонстраций, а, может быть, и ещё раньше. Эти полуразвалившиеся, скособоченные постройки всегда навевали на него раздумья о бренности бытия. Глядя на эти старые, трухлявые стены, хотелось остановиться и поразмышлять о смысле, или бессмыслии пребывания человека в этом мире.
«Кто-то же возводил эти постройки. Наверное, питал надежды на будущее, на перспективу, строил большие планы на светлую, долгую, счастливую жизнь. И что в итоге? Тлен, запустение и смерть. Все надежды и ожидания превратились в труху. Время всё стёрло в порошок забвения. К той ли цели стремились все эти строители и мечтатели? Правильные ли приоритеты ставили они в своих планах? Туда ли они шли? Судя по результату, нет! Они же выживали, несмотря ни на что, давили конкурентов на власть, деньги и баб, стремились любым путём реализовать только свой животный инстинкт. Все они хотели лишь материального благополучия и высокого социального статуса, они стремились к обладанию всё большим и большим количеством материальных благ и ценностей. И что же они все получают в конечном итоге? Могильный прах, холодное презрение вечности да мрачное забвение – вот, что стоит в конце всех их многотрудных дел и “высоких” устремлений. Не о том все они мечтали и заботились всю свою жалкую жизнь. Нет, не о том. В итоге они все оказались неправы!
Ведь, прав не тот, кто сумел выжить любой ценой, кто ради реализации своего инстинкта угробил энное количество себе подобных и завладел неким заветным материальным ресурсом, конвертировав это в наследственную власть. Всё это является малоценным, ничтожным и крайне недолговечным капиталом. Прав только тот, кто поставил свой инстинкт ниже общей пользы, кто пренебрёг своими личными интересами ради общественного благополучия, кто в ущерб себе хорошо сделал другим. Вот, кого следует почитать и славить, а не этих жирных, трусливых, жадных хомячков, набивших личные закрома общественным материальным ресурсом и теперь опасливо кичащихся этим своим богатством. Они думают, что настроив заборов, убежищ и крепостей, наняв многочисленную охрану и даже целые армии, смогут сохранить свою власть и богатства. Идиоты! Не может существовать островок спокойствия и благополучия среди хаоса и нищеты. Всё равно придут и всё отымут, а их самих развесят на столбах. Да та же самая охрана это и сделает».
За этими мыслями Леший и подошёл к концу частной застройки. Здесь цивилизация сдавала уже всякие полномочия и вступали в свою полную, правомерную силу натуральные, естественные законы природы. Начинался довольно большой и глухой лесной массив. В самую чащу этого леса и лежал его последний путь. Оставалось ещё часа полтора пути.
Путник остановился и повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на то место, где он в тягостных, безнадёжных судорогах бытия провёл почти всю свою жизнь. Справа высились жилые многоэтажки убогой, квадратной архитектуры, а слева через поле сюрреалистичным, сказочным пейзажем торчал металлургический комбинат. Конусовидные домны ядовито смердели сизым дымком, а фантасмагорические постройки непонятного назначения ехидно лыбились ему на прощанье
