Я еще долго сидел на парковой скамейке, приходя в себя от пережитого потрясения. Не каждый день на твоих глазах происходит чудо вознесения человеческого существа на небо. Впрочем, это мог быть и не человек, а какое-то другое существо. Но, тем не менее, никто и никогда, кроме птиц, не взмывал прямо в небо на моих глазах. Что я мог подумать и сказать об этом? Ничего конкретного, ибо это было выше моих сил. Правда, я мог пофантазировать на эту тему, например, о том, что странный субъект, представившийся мне Гагариным Юрием Алексеевичем, был призраком, демоном или духом самого первого космонавта или, действительно, посланцем неба, принявшим человеческую наружность. Только он никак не походил на самого Юрия Гагарина. Можно, конечно, было обойтись без всяких этих чудесных эффектов, чтобы оказать мне посильную помощь в моих поисках свидетелей откровения сна, явившись в образе простого человека, не вызывающего никакого подозрения в его неземном происхождении. Но, как говорят люди в таких случаях, «пути Господни неисповедимы». Сама чудесность исчезновения посланца неба или «космоса», как выражался мой собеседник, должна была, вероятно, засвидетельствовать подлинность сказанного. Меня во всей этой необычной истории покоробило только одно: манера общения демона, принявшего человеческий образ, очень уж напоминала привычный образ работы с клиентом сотрудника внутренних дел. Видать, и в небесной канцелярии не могут обойтись без услуг таких, с позволения сказать, «помощников».
ДОЛГОЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
И вот во исполнение предначертанного, о котором мне поведал на скамейке в парке «Юрий Гагарин», я «случайно» встретился со своей судьбой в образе прекрасной «знакомой незнакомки». К тому времени я так замотался на своей хлопотной работе, что почти забыл о своих сомнительных делах с потусторонними силами.
Уже была ранняя зима, покрывшая Москву первым снегом. На улице было зябко и ветрено. Под ногами лежал лед, припорошенный снежной крупой. И я, подняв воротник демисезонного пальто, осторожно шел боком по скользкому тротуару, надвинув фетровую шляпу чуть не на сам нос, а не то бы мне пришлось долго гоняться за ней следом под резкими порывами колючего от холода ветра. Сильный удар ветра чуть не сбил меня с ног, как только я вознамерился повернуть за угол на соседнюю улицу, на которой располагалась моя работа. Вторая попытка оказалась удачной, но кто-то из-за угла с наветренной стороны, шел мне навстречу и прямо упал на меня. Не выдержав всей тяжести постороннего тела, я поскользнулся на ледяной корке тротуара, упал навзничь, ударившись больно затылком о камень брусчатки мостовой, и потерял сознание. Через мгновение я очнулся и увидел близко над собой красивое женское лицо. Яркие глаза виновницы моего падения излучали теплый, ласковый свет из-под прищуренных длинных ресниц.
- Какая я неловкая, чуть не убила вас, - виновато говорила прекрасная «знакомая незнакомка».
Мне так было хорошо лежать на мостовой и слышать над собой ее певучий голос. Тут она опустилась на колени рядом со мной и своими нежными руками приподняла голову, из-под нее потекла слабая струйка темной крови, окрашивая снег в розовый цвет. Тогда моя спасительница сорвала с шеи шелковый шарф и стала мне перевязывать им мою раненную голову. Вокруг нас столпились люди и стали советовать обратиться в ближайшую больницу на той же самой улице. Мне было странно их видеть. Они все были одеты явно не по моде наших «джинсовых семидесятых». Рядом проехал допотопный роллс-ройс с клаксоном, который огласил нас квакающим предупредительным сигналом. Благо, что я историк и по наружности людей, машин и самой улицы, а также манере говорить, попробовал для себя определить, в какое время я попал. Мне показалось, что это было второе десятилетие нашего века. Моему удивлению не было границ.
Один пожилой мужчина предложил поднять меня на ноги. Не долго думая, моя незнакомка потянула меня за руку, чтобы поднять с мостовой. Стоявший рядом молодой мастеровой с пышными черными усами, похожий своей комплекцией на циркового силача, заметил: «Так, барышня, вам его никогда не поднять». Он наклонился ко мне и, крепко взяв меня под мышки, медленно стал поднимать на почти вытянутых руках, пока не поставил на ноги.
Тем временем мой ангел-хранитель подставил свою руку под мой локоть, и я сделал первый неуверенный шаг вперед. Затылок у меня разрывался от боли, голова кружилась, было дурно. И все же я держался на ногах. За первым шагом последовал второй, но на нем я чуть не споткнулся. Однако прелестная спутница предупредила мое падение, прижав меня к себе, и мы вместе медленно пошли по направлению к неведомой мне прежде больнице. Несмотря на болезненное состояние, я невольно почувствовал большое волнение от пленительного прикосновения гибкого тела и жасминного запаха духов моей проводницы.
Женщина средних лет в капоте, держа обеими руками корзину с продуктами, громко высказалась мне в след: «Ну, и вырядился, прямо, как фон-барон, а что творится под носом не увидел». Мастеровой же подбежал к нам и протянул мне шляпу. Моя спасительница поблагодарила его от всей души, а я с благодарностью пожал его крепкую рабочую руку.
- Всегда, пожалуйста, - сказал, улыбаясь, парень и помахал нам на прощание рукой.
У меня теперь появилась возможность внимательнее присмотреться к своей спутнице. Она была одета по моде времен первой мировой войны. На ней было приталенное «универсальное пальто» из кашемира черного цвета с цельноскроенными рукавами со строгими лацканами и расширенной и укороченной юбкой. Воротник пальто был стойкой с V-образным вырезом. На голове сидела аккуратная шляпка «клош», по форме напоминающая колокольчик. На ножках были кожаные туфли серого цвета с высоким каблуком. Но вся ее элегантная одежда не шла ни в какое сравнение с ее естественной красотой. Стройность фигуры и гармоничность черт девушки лишь подчеркивал изящный силуэт ее одежды: пальто, шляпки и туфель. Прежде всего, притягивало беспристрастный взгляд ценителя женской красоты ее очаровательное лицо. Оно было удивительным: высокий лоб, большие зелено-карие глаза с длинными ресницами под темными изогнутыми бровями, между ними нос правильной формы, а ниже рот с ровными белыми зубами, округлый подбородок и утонченная шея с пульсирующей веной под тонкой бледной кожей. Мне так и хотелось прикоснуться к ее розовым губам, которые составляли цельный ансамбль из верхней стреловидной и припухшей нижней губы в виде изогнутого колчана.
- Бога ради, извините меня, милая моя спутница, что отнял у вас время, - наконец нашелся я что сказать, - позвольте мне представиться, - Александр Сергеевич, ваш покорный слуга.
- А меня зовут Дарья Петровна, - просто ответила моя спасительница и добавила, - вот мы с вами и познакомились.
То, что сказала мне Дарья Петровна, оказалось решающим аргументом в понимании того, что она – моя судьба. Именно она была виновницей не только моего падения, но и, самое главное, моего сна. Лишь когда я это понял, до меня дошло, где я оказался. Это было слишком много для моей больной головы. От очевидности сознания того, что я невероятным образом оказался в далеком прошлом, за шестьдесят лет до моего времени, у меня совсем закружилась голова, и, если бы Дарья Петровна меня вовремя не прислонила к фасаду больницы, к которой мы уже подошли, то я немедленно грохнулся бы у ее ног.
- Сестра! Подойдите сюда, - крикнула Дарья Петровна выходящей из дверей больницы сестре милосердия с красным крестом на белом плотном повязанном платке.
Вместе с молоденькой миловидной сестрой Дарья завела меня в больничный зал для приема посетителей. Вскоре ко мне подошел доктор и увел в свой кабинет. Осмотрев, он сказал, что у меня сотрясение мозга. Когда он спросил мое имя и где я живу, то я ответил ему, что от падения частично потерял память и не помню ни своей фамилии, ни того, где живу. Записав мои слова, он вызвал через медицинскую сестру Дарью Петровну, которой передал слово в слово все, что от меня услышал.
- Как я понял, вы помогли Александру Сергеевичу дойти до больницы. У него частичная амнезия и, пока его не хватятся близкие, он может, конечно, на время остаться у нас. Но… в связи с поступлением большой партии раненных с самого фронта у нас нет лишних больничных коек. В случае такого сотрясения мозга, которое наблюдается у нашего больного, единственным способом лечения является больничный покой.
- Не беспокойтесь доктор, я возьму его к себе. У меня дома есть все условия для такого покоя.
Врач попросил Дарью Петровну на всякий «медицинский» случай оставить свои координаты и пожелал мне скорейшего выздоровления.
Когда мы вышли на улицу, то Дарья Петровна взяла извозчика, и мы не спеша поехали по гулким мостовым от Воздвиженки, на которой располагалась больница, через Тверскую улицу до Камергерского переулка. Всю дорогу, пока мы ехали, у меня было такое ощущение, что я оказался на прогулке в музее под открытым небом.
Оказавшись в Камергерском переулке, извозчик остановился, и мы вышли из коляски. Дарья Петровна повела меня к себе домой. Подойдя к самому парадному, я попросил мою спутницу остановиться.
- Дарья Петровна, еще раз извините за то, что причинил вам такие большие хлопоты. Теперь я знаю, где вы живете, и когда я буду чувствовать себя лучше, то обязательно вас приглашу в оперу в знак благодарности. Вы не откажитесь мне составить компанию?
- Это зависит от вашего поведения, Александр Сергеевич. Вот, например, сейчас вы меня очень обидели. Как вы плохо обо мне думаете. Неужели вы, Александр Сергеевич, думаете, что я спокойно пойду к себе домой, когда человек, в несчастье которого я непосредственно виновна, буквально окажется на улице, не зная, куда ему идти. Если вы меня хоть капельку уважаете, то поклянитесь, что будете во всем слушаться меня. Договорились, Александр Сергеевич?
- Дарья Петровна, я готов вам в чем угодно поклясться, настолько это важно для меня.
- Что для вас важно, Александр Сергеевич? Что вы меня будете слушаться или что я вас сбила с ног?
- Совершенно верно, Дарья Петровна, для меня важно то, что вы помогли мне оказаться на мостовой. Благодаря этому я с вами встретился. Если бы я умер от этого, я был бы счастлив.
- Александр Сергеевич, пойдемте скорей домой, а то вам опять нехорошо.
- Слушаю и повинуюсь, Дарья Петровна, - ответил я и предложил руку своей заботливой спасительнице.
Заметив мою улыбку, Дарья Петровна уверилась в том, что со мной относительно все в порядке и взяла меня под руку. Я почувствовал, что она втайне была тронута моей рыцарской верностью ее особе. Когда мы поднялись на второй этаж большого трехэтажного дома с колоннами, то моя госпожа известила меня о том, что живет с отцом. Ее брат теперь воюет на южном фронте в чине капитана артиллерии.
- А вы, Александр Сергеевич, не были случайно на войне?
- Насколько я помню, Дарья Петровна, я на ней еще не был.
- И, слава Богу, Александр Сергеевич.
Тут Дарья
