как сверху на нее лился какой-то призрачный лунный свет. Голова еще кружилась, а к горлу подкатывался тошнотворный вкус ведьминой отравы. Это были явные признаки того, что она еще жива. Ноги Фермионы утопали в чем-то жутко топком и невыносимо вонючем. Когда она присмотрелась, то к ее ужасу это оказалось не травяное или торфяное болото, а большая лужа крови, в которой лежала куча мертвых человеческих тел, которые отвратительно шевелились и содрогались. Вдруг одно из нижележащих тел с рассеченной надвое головой выползло наружу и встав на ноги, поползло, раскачиваясь из стороны в сторону, к выходу из полого стоящего колодца. Это существо когда то было женщиной. Невольно Фермиона посмотрела на себя. Однако видимых признаков изменения в себе, несмотря на тошноту и ломоту в суставах и в голове, она не обнаружила. Несмотря на это она тоже, как и мертвая женщина, почувствовала непреодолимое желание выбраться из колодца на тусклый свет.
Утопая по колено в кровавой жиже, Фермиона подобралась к покато стоящей стене колодца жизни и, облокотившись на нее, стала ползти по ней вверх, цепляясь за торчащие со всех сторон окаменелые части тел мертвых людей. Только теперь до нее дошло, что оживающие мертвецы, продираясь наверх, прорыли колодец в толще мертвых тел. Вскоре она услышала за своей спиной шорох и почувствовала смрадное дыхание живого мертвеца, спешащего за ней на поверхность. Это придало ей силы, чтобы поскорее выбраться из ужасного дна смерти, на котором она очутилась.
«Где же я очутилась?» - спрашивала себя Фермиона, когда выбралась наружу. Но на этот вопрос она уже не стала отвечать, ибо ей было итак понятно, где она оказалась. Она находилась на большом овальном плато, испещренном расщелинами и зияющими пропастями. Вот из одной такой расщелины она и выползла. Были и такие расщелины, из которых валил ядовитый газ. Из рядом находящейся пропасти изрыгались фонтаны зловеще кровавого огня. В свете огня было видно, как толпы мертвых людей, вылезавших из расщелин, бредут, волоча ноги, извилистыми тропами к центру плато и там поднимаются по невидимым ступеням в небо, а потом, дойдя до конца небесной лестницы, падают камнем вниз. Неведомая сила их подхватывает и гонит неисчислимой массой по всему небу.
Фермиона находилась в первом круге адского мира. Не в силах сопротивляться неведомой силе, она шла, как и все, к самому центру плато, чтобы там вознестись на адское небо. Что ее там ждет? Как ей найти в этом адском мире Нордвига? Она уже стала догадываться, что сила любви должна указать ей путь к месту пребывания Нордвига в аду.
Подойдя ближе к центру плато, над которым поднимался смерч из тел живых мертвецов, она заметила, что не все они, возносясь на небо и поднимая тучи пыли, рассеиваются, окрашивая багровое небо в серые тона. Многие падают вниз в адскую бездну. Другие же собираются на горизонте и конусом стягиваются в сужающуюся трубу закручивающейся на себя демонической стихии. Казалось, что жители ада, теряя под собой почву и поднимаясь над ней, раскручивались смерчем по всему небу, но там опять скручивались и набирали силу тяжести на небесной тверди ада, где стягивались в одну точку, расходясь от нее во все стороны змеящимися и пульсирующими потоками. На небесной тверди, как и на земляном плато, зияли дыры, из которых периодически изрыгались языки пламени и клубы серного газа. Стоял дикий шум, со всех сторон раздавался грохот, резали слух вскрики и всхлипы живых мертвецов, их бессвязное бормотание и зловещее шипение.
Фермиона, привыкшая к спокойному размышлению в прошлой жизни, с трудом могла связать воедино обрывки впечатлений, которые врывались в нее с чудовищным силой без всякого спроса, заставляя ее содрогаться всем существом и оставляя неизгладимую печать на ее душе в виде незаживающих и кровоточащих рубцов на память. Кое-как у нее в голове стала составляться картина ада. Дно ада было выстлано телами умерших. Они падали друг на друга из века в век, превращаясь в окаменелую почву адского плато. На время они оживали, продираясь сквозь других к кровавому свету над поверхностью плато. Там они сходились и восходили вверх, раскручивались гигантским адским смерчем, который рвал их на части. Рассеиваясь по всему небесному горизонту, они вновь собирались в точку тяжести на небесном своде и уже на нем расходились по расщелинам в своде или сгорали в дырах небесного свода ада. Вероятно, пропадая в колодцах смерти, жители ада попадали на новый круг ада. То, что было небом в прежнем круге ада, становилось землей в новом его круге. Так круги ада, сообщаясь друг с другом как его звенья, образуют адскую цепь или кольцо ада, в котором живые мертвецы обречены бесконечно крутиться. Основу каждого круга ада конструкции ада составляют два конуса адского смерча с одним основанием и двумя вершинами земного низа и небесного верха, которые при переходе к следующему витку или кругу ада обращаются друг в друга.
Уже подходя к центру плато и чувствуя, как ее неудержимо затягивает адский смерч, Фермиона задумалась над тем, как избежать адского перевоплощения, как выйти из круга ада так, чтобы не попасть на новый круг. Единственным выходом по ее разумению было оказаться в самом центре адского смерча, в его точке абсолютного покоя. Только там можно было выйти из него. Выходом из ада как мира мертвых, в котором они жили, была невидимая ось, вокруг которой крутилось само адское колесо. Эта ось и была мировой линией ада. Безнадежно было искать своего возлюбленного там, где суетливо живет смерть. Но там, где она покоится, можно было попробовать сделать то, ради чего она здесь оказалась.
Но как попасть в точку покоя сферы беспокойства, буйства духовной стихии адского смерча? Фермиона не могла найти ответ на этот загадочный вопрос. Она только предположила, что своей волей, самостоятельно это сделать невозможно. С другой стороны, влача жалкое существование безвольного живого трупа, это сделать было просто нереально. Требовалась помощь высшей силы. Но Бог помогает только тем, кто это заслуживает. Заслуживает ли это Фермиона, самовольно спустившаяся в ад? Только благая цель могла расположить Бога в пользу решения Фермионы. Но, как говорят, «благими целями вымощен путь в ад». Это как нельзя верно в случае Фермионы.
Однако Фермиона не была еще живым трупом. Или это так ей только казалось? Ответить на этот вопрос можно было, только слившись с толпой спешащих получить свое наказание грешников. Получалось, что все люди, становясь мертвыми, проходили испытание адом. Те, кто под тяжестью своих грехов роптали, ожидая лучшей доли, оставались здесь навсегда. Те же, чьи грехи были легки, воспаряли в сам центр адского смерча и там исчезали, переходя на следующую ступень посмертного существования, - ступень чистилища.
Раз сердце Фермионы молчало, значит, думала Фермиона, душа Нордвига улетает или уже улетела в чистилище из ада. Осознав то, что она надумала, Фермиона оказалась готова принять то, что ее уже ожидало: вступление в адское испытание на прочность души. Адский смерч ревел и рвал на части души неверных грешников. Пробовал на вкус он и душу Фермионы. Но она стойко сопротивлялась гигантскому напряжению соблазна сдаться на волю дурных чувств. Противоядием против страстей, и прежде всего уныния, была вера Фермионы в любовь.
Спустя некоторое время Фермиона прошла очередное испытание своей души и оказалась в потрепанном состоянии в центре ада. Там уже не было Нордвига. Покой, ожидавший души медленно пробуждавших от грехов неведения истины добра грешников передался и Фермионе. Она должна была отдохнуть перед более тонкими душевными испытаниями. Мерно горевший в такт дыханию спасшихся от адских мук грешников слабый свет, объятый адским пламенем, навевал сонливость. Это было первое испытание чистилища. Нельзя было засыпать в самой точке адского смерча. Время давалось здесь не ради забвения во сне своих грехов, а ради размышления о добрых делах, которые необходимо было сделать в жизни. Но что-то помешало их исполнению. И этим что-то был сам грешник.
Если ад был уделом тех, кто совершал преступления, творил недобрые дела, то чистилище было уделом тех, кто не совершал добрых дел или совершал их недостаточно для того, чтобы очистить и облегчить свою душу. Поэтому жители чистилища были обречены вечно ее очищать от греха не деяния.
Фермиона, к сожалению, никогда не была чистюлей (перфекционистской, про себя сказал Аристокл), но она никогда не была и грязнулей. Посему она осталась на время в чистилище. Здесь уже можно было двигаться не так как в аду, сделав один шаг вперед и два шага назад, а, наоборот, сделав два шага вперед и один шаг назад. Так медленно, но уверенно продвигаясь по кругам чистилища, Фермиона пробовала отыскать в его обитателях Нордвига. Но его нигде не было. Фермиона заметила, что если в аду каждый искал спасения за счет других, стараясь их вместо себя подставить под удар судьбы, то в чистилище все были преданы самоочищению, не обращая на других никакого внимания. Это было царство не ненавидящих, а безразличных ко всему, кроме искупления своих грехов. Но не ведали они того, что окончательно очиститься можно только, обратив свое внимание на все то, что происходило вокруг них.
Зигзагообразно продвигаясь по мировой линии греха, Фермиона стала замечать, что те соблазны, которые беспокоили ее в былой жизни, теперь потеряли для нее всякое значение. По мере такого осознания, линия греха, по которой она шла, стала утончаться, пока совсем не исчезла. Былые, уже не грубые душевные страсти: быть в центре внимания, когда все говорят, какая она прекрасная, благосклонно принимать лесть и заниматься самолюбованием, привирать, обращать внимание на прекрасную наружность вещей, лиц, событий, предаваться пустым суетным стремлениям, которые прежде ее обступали со всех сторон, теперь ее покинули. Прежнее ее легкомыслие уступило место задумчивости о тщетности человеческих стремлений, если они направлены на сиюминутное, а не вечно настоящее.
Вскоре Фермиона почувствовала, что поднимается в такие сферы духа, в которых можно находиться не за счет очистки души, а в силу самого духа, которым она стала дышать. Прежде она сдерживала, а порой и задерживала дух. Теперь же, переведя дух в чистилище, она «задышала духом полной грудью». От этого у нее сначала «пошла кругом» голова. Но потом Фермиона освоилась с избытком духовной энергии. Это произошло не только потому, что она к этому привыкла. Здесь привычка играет второстепенную роль сопровождения в качестве принципиальной последовательности удержания принятой линии движения. Главная роль отводится разумности как мере или гармонике дыхания, пригодного для ее собственного организма в столь разряженной духовной среде, где вдох и выдох являются двигателем колебательного движения. В чистой духовной среде разум беспрепятственно обретает живые формы. Именно здесь Фермиона почувствовала присутствие своего возлюбленного рыцаря без страха и упрека. И здесь же непреодолимое желание Фнрмионы слиться со своим суженным стало
