- Арис, извини, что так поздно звоню. Ты ничем не занят?
- Конечно, ничем.
- Я передумала идти к моему коллеге, когда есть такой умный собеседник, как ты. Ты можешь прийти ко мне домой?
- Разумеется. Где ты живешь?
- …
- Хорошо, я скоро буду.
- Я жду.
С вашего разрешения, любезный читатель, оставим наших влюбленных наедине друг с другом. Ведь вы читатель приличного романа для благовоспитанных женщин и мужчин и негоже нам с вами совать свой нос в интимные дела героев больше того, чем они нам того позволят. Они нам разрешили рассказать только то, что стало эпилогом их вечера.
- Элен, ты специально упомянула преподавателя своей кафедры, чтобы разжечь мою ревность? – спросил наш герой свою возлюбленную.
- Какой ты прямо глупый мальчик. Я действительно договорилась с ним обсудить мою тему, но не дала на это окончательного согласия, - для такого обсуждения было выбрано не подходящее время. Когда же увидела твою неадекватную реакцию на мой ответ, решила тебя, глупого, не мучить и поговорить с тобой об этом. Но ты оказался нетерпелив и… мне пришлось уступить. Вот скажи, куда ты торопишься, если у тебя вся жизнь впереди?
- Как сказал наш классик: «И жить торопится, и чувствовать спешит». Я пробовал, но не мог скрыть своей любви к тебе, Элен. Сердцу не прикажешь. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Скажи, Элен, а ты меня любишь?
- «Много будешь знать, скоро состаришься», - как любила говорить моя бабушка. Обыкновенно женщины задают такой вопрос.
- А почему ты его не задала первой?
- Какая у тебя короткая память.
- Разве?
- Конечно, вспомни хорошенько, с чего у нас начался вечер и чем он закончился. Женщины вовремя спрашивают об этом и потом ждут от своих мужчин, чтобы они постоянно это повторяли. Всему тебя надо учить, Арис.
- Мы сегодня весь день пробудем вместе?
- Это тебе решать. Мне сегодня надо съездить в имение Трубецких в усадьбу «Узкое», чтобы навести справки о Соловьеве. Если хочешь, можешь поехать со мной.
- С удовольствием составлю тебе компанию. Это где-то рядом с Севастопольским проспектом и Битцевским лесом?
- Да, не доезжая Ясенево. У меня есть разрешение Академии Наук на осмотр усадебной библиотеки.
- А что ты хочешь там найти? Неужели там сохранился архив братьев Трубецких? И даже если он сохранился, ты думаешь, там есть бумаги о последнем визите Соловьева?
- Я понимаю, что шансов отыскать их архив, а тем более какие-либо заметки о том, что говорил Соловьев перед смертью, ничтожно мало. Но мне важно еще побывать в том месте, где умер Владимир Сергеевич. Я остановилась в своем исследовании и мне нужен толчок для того, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Может быть, атмосфера имения наведет меня на нужную мысль.
- А это интересно: сдвиг с мертвой точки. Кстати, почему у тебя обнулилось исследование?
- Потому что я исчерпала тот материал, который у меня был на руках, и который я смогла обработать, чтобы сделать для себя понятным.
- То есть, это не творческий кризис идей, а лимит фактического текстуального материала?
- Как сказать. Цель моей работы состоит в том, чтобы доказать, что философия Владимира Соловьева является философской интерпретацией русской культуры как воплощения мировой души или Софии на этапе увлечения дворянской интеллигенцией западным социальным христианством и восточным оккультизмом. А моя идея заключается в понимании русской культуры в качестве наиболее близкого к идеалу типа душевного равновесия между западной силой воли к обладанию миром и восточным чувством знания того, что не мы, но мир владеет нами. Русский образ есть образ антиномического качания между двумя крайностями человеческого развития в себе для иного на Востоке и иного для себя на Западе. Только материала для научного, а не спекулятивного рассмотрения у меня оказалось недостаточно, так что приходится восполнять фактические текстуальные лакуны произвольными измышлениями. Я вижу здесь не только недостаток фактов, но и неразвитость указанной идеи в систему понятий в виде строгой и разрешимой на фактах исторического опыта мысли научной концепции.
- Что ты собственно имеешь в виду, когда говоришь о фактических текстуальных лакунах? Тебе не хватает соловьевских текстов или их научных интерпретаций?
- Нет, всего хватает. Ты знаешь сам, что все тексты Соловьева, о которых мы знаем, давно опубликованы. Исследовательская база по его творениям накоплена такая и у вас и у нас, на Западе, что прочитать ее всю не представляется возможным. Проблема не в этом.
- Тогда в чем?
- Во мне. Мне не хватает умения подтвердить всякий шаг моего рассуждения на бумаге соответствующей цитатой так, чтобы избежать противоречия при верификации самой концепции русской души или культуры, которую я взяла у Соловьева и хотела ее развить. Вот я и думаю, естественно, о том, что мне не хватает фактов в подтверждение моей гипотезы. Нехватка фактов заставляет меня задуматься над системной корректировкой всей концепции или даже над изменением самой предпосылочной гипотезы. Я хочу съездить в «Узкое» не столько для поиска новых позитивных фактов, сколько для вдохновения на новый поворот в исследовании темы. А возможно, и на ее новый или, во всяком случае, обновленный замысел. Как ты сам относишься к моей гипотезе?
- Гипотеза интересная. Ты пробуешь разгадать «загадочную русскую душу», сводя ее к антиномичности, на которую указывали еще в начале прошлого века философские деятели «Серебряного века» в русской культуре.
- Ты сам согласен с тезисом антиномичности русской души?
- Я согласен с тезисом антиномичности любой человеческой души, в частности моей или твоей, пропитанной соками французской и русской культуры. Русская душа антиномична как частный, точнее, особый случай антиномичности существа человеческой души.
- И в чем, по-твоему, заключается антиномичность любой человеческой души?
- В том, что она мечется между двумя полюсами душевной жизни, которые можно символически или условно назвать инстанциями возвышенного и низменного, надсознательного и подсознательного. Последняя формулировка этих инстанций предполагает отождествление души с личным чувством Я. Это чувство есть у любого вменяемого человеческого существа как существа сознательного. Другое дело развито ли у него это чувство до понятия ego. Но тогда возникает вопрос: неужели чувство Я, доросшее до понятия Я, встречается чаще в России, чем на Западе или даже на Востоке?
- А почему «даже на Востоке»? – спросила Элен Аристокла.
- Потому что, как правило. развитое чувство Я встречается на Востоке только среди людей, живущих чисто духовной жизнью. Да, и у них это чувство считается тем, что формируется для того, чтобы его преодолеть, ибо Я – это системная человеческая и не только человеческая иллюзия.
Кстати, Элен, ты меня отвлекла от более важного вопроса: почему ты считаешь, что душа прописана по российскому, а не по европейскому адресу?
- Я так не сказала. Это твое толкование моего понимания срединного положения России между активным Западом и созерцательным Востоком. Активность Западу придает прагматизм жизни цивилизованного индивидуалиста. Созерцательность Востоку придает ритуализм жизни культурного коллективиста. Между ними располагается Россия, душевность которой является «притчей во языцех». Конечно, это душевность идеализированная. В ней антиномически уживается созерцательность Востока без его ритуализма с деятельностью Запада без его прагматизма. В результате получается утопическая конструкция деятельной в созерцании, мечтательной души. Поэтому и знаменита Россия своими искусствами, умозрением в красках и словах. Но русская культура утопична, ибо созерцание без ритуала не работает в быту, а активность без прагмы, без материального эффекта бесполезна.
- Так, хорошо. Но, Элен, получается, что русский человек нереален и бесполезен, если придерживаться твоего взгляда об утопической антиномичности русской культуры и русской души.
- Нет, не совсем так. Ты назвал только одну сторону антиномии, а о другой умолчал. Между тем именно она интересна. Русский человек в быту мечтателен, а в бизнесе бесполезен. Ну, и что? Зато он человечен, соборен в человеческих отношениях вне быта и наживы. Ты, конечно, понимаешь, что это идеальный тип русского человека. Эмпирический человек в России может быть и успешным бизнесменом и самодовольным обывателем, почитающим предков, учение отцов и дедов, но это не значит, что он тем самым выражает суть русской души. Эмпирически он может быть таким же, каким является западный или восточный человек. В свою очередь прагматизм на Западе и ритуализм на Востоке являются не просто эмпирическим признаком тамошнего человека, а его метафизическим принципом. Дух на Западе прагматичен, а на Востоке ритуалистичен. В итоге на уровне массового человека дух на Западе атомарно индивидуалистичен, а на Востоке органически социален.
Русский дух может дать не смесь того и другого, а нечто новое как синтез социальности и индивидуальности на уровне уже не механической индивидности или органической коллективности, а гармонической ассоциативности. Но только если его носители в жизни будут человечны, чему мешают деловой капитал с его зверской конкуренцией и бытовой ритуал с его стадной вовлеченностью в стихию родовой жизни.
- Если принять твой тезис о гармонической ассоциации людей, то для гармонии как равенства положений и состояний каждый из них должен не только знать, но и занимать свое собственное, личное место среди других в той же мере, в какой все человечество так же должно знать и занимать свое иерархически точное место по отношению ко всему космосу в целом и ко всем его частям по отдельности: духам, душам, животным и растениям, минералам и стихиям. А разве вообще это возможно, даже абстрактно? Конечно, нет. Но я согласен с тобой, что мысль об этом дорогого стоит.
- Ты говоришь об иерархии. А я между тем говорю о свободе души, не связанной ни законом дела, ни привычкой быта.
УЗКОЕ
Побеседовав еще немного на темы уже незначительные для нашего внимания, наш главный герой со своей героиней отправились в путешествие идей в усадьбу князей Трубецких. Они доехали на метро до станции Коньково и там вышли. Чтобы настроиться на атмосферу XIX в. они зашли в церковь иконы Казанской Божьей Матери, с которой, как говорит предание, Наполеон Буонапарте печально взирал на отступление своей армии из Москвы. Потом погуляли по липовой аллее, по которой гуляла в поэтической задумчивости сама Анна Ахматова, вдоль каскада прудов в свободном английском стиле. В последнее время парк при усадьбе облюбовали мастера российского кино.
На самой территории усадьбы Элен пришлось показывать разрешение Академии наука на ее посещение и работу в усадебной библиотеке. Как и ожидалось, они не наши ничего примечательного