— Соми! — закричал Расти, вскакивая с кровати и выбегая на крышу, — Вернись!
Но велосипед перепрыгнул канаву, рубашка Соми колыхнулась, и всё. Расти ничего не оставалось, кроме как вернуться в кровать. Он был встревожен своим жёлчным, дурным поведением. Он снова лёг и вперился в потолок, на ящериц, снующих друг за дружкой по стропилам. На крыше дрались две вороны, выдёргивая друг у друга перья. Всё было раздражено.
«В чём дело? — недоумевал Расти, — Я разговаривал с Соми в горячке, а не в гневе, но мои слова были злы. Теперь я несчастен, и всё мне осточертело. А, Дьявол! »
Он закрыл глаза и отгородился от всего.
Открыл он их из-за раздавшегося рядом смеха. Лицо Соми было рядом с лицом Расти и смеялось в него.
— О чём мечтаешь, Расти? Я никогда ещё не видел тебя так сладко улыбающимся.
— Я не мечтал. — сказал Расти, вставая и приободряясь от того, что Соми вернулся, — Извини меня за то, что был груб. Я чувствовал себя…
— Хватит. — урезонил его Соми, приложив палец к его губам.
— Видишь, я всё устроил. Вот кокос тебе, а вот огурец мне!
Они сели, скрестив ноги, на кровати, и смотрели друг на друга. Соми со своим огурцом, а Расти — с кокосом. Кокосовое молоко проливалось Расти на подбородок и стекало на грудь, услаждая его прохладой.
Расти сказал:
— Я беспокоюсь за Кишена. Он точно будет не в ладах с роднёй, которая, кстати, недолюбливала его родителей. А мистер Капур и слова не скажет теперь, без Мины.
Соми молчал, издавая лишь звук разжёвывания огурца. Он посмотрел на Расти с неуверенной улыбкой на губах, но не в глазах, и принуждённо, проговорил:
— Я собираюсь в Амритсар[56] на несколько месяцев. Но весной я вернусь. Расти, с тобой должно быть здесь всё в порядке.
Новость была столь неожиданной, что Расти не сразу смог её воспринять. Мысль о том, что однажды Соми, прямо как Ранбир, или Сури, или Кишен, может покинуть Дехра-Дун, никогда не приходила ему в голову. Он не мог разговаривать. Болезненная тяжесть сковала его сердце и мозг.
— Эй, Расти! — рассмеялся Соми, — Не нужно так смотреть, будто в твоём кокосе яд!
Яд был в словах Соми. И этот яд действовал, распространяясь по венам Расти, проникая в сердце, отравляя мозг, травмируя.
Он сказал:
— Соми… — Но далее ничего не последовало.
— Доедай кокос.
— Соми, — повторил Расти, — Если ты уедешь из Дехры, я тоже уеду.
— Ешь ко… чего-о?
— Я тоже уеду.
— Ты рехнулся?
— Вовсе нет.
Посерьёзневший и озадаченный, Соми положил руки на запястья друга и потряс головой, ничего не понимая.
— Зачем, Расти? Куда?
— В Англию.
— Но у тебя нет денег, дубина ты стоеросовая!
— Я могу получить вспомогательную субсидию. Правительство Британии оплатит переезд.
— Ты гражданин Британии?
— Не знаю…
— Тоба! — Соми шлёпнул себя по ногам и поднял отчаянный взгляд, — У тебя нет гражданства ни Индии, ни Британии, и ты решил, что кто-то будет платить за твой переезд! И как ты получишь паспорт?
— Как? — взволнованно поинтересовался Расти.
— Тоба! У тебя есть свидетельство о рождении?
— А, нет.
— Ну, значит, ты не родился. — постановил Соми с некоторым даже удовлетворением, — Ты не живёшь! Ты никогда не возникал в этом мире!
Он перевёл дыхание и помахал пальцем в воздухе:
— Расти, ты не можешь уехать.
Подавленный, Расти лёг.
— На самом деле, я никогда и не думал уезжать. — пояснил он, — Я сказал это просто потому что так почувствовал. Не потому, что я несчастен — я никогда прежде не был счастливее где бы то ни было, — а потому, что я беспокойный, и всегда таким был. Не думаю, что я хоть где-нибудь останусь надолго.
Он говорил правду. Расти всегда говорил правду. Он определял правду через чувства, и когда высказывал то, что чувствует, говорил правду (другое дело, что он не всегда высказывал свои чувства). Он никогда не лгал. Врать не нужно, если знаешь, как утаивать чувства.
— Твоё место здесь. — сказал Соми, пытаясь примирить Расти с обстоятельствами, — В большом городе ты пропадёшь, а твоё сердце разобьётся. А когда ты вернёшься, если вернёшься, я уже повзрослею, и ты тоже повзрослеешь, я имею ввиду, ещё больше, чем сейчас, и мы будем друг другу как чужие… Да и к тому же, в Англии нет лавки чаата!
— Но моё место не здесь, Соми. Моего места нигде нет. Даже если бы у меня были бы родители, его всё равно бы не было. Я полукровка, я знаю это, и это всё равно, что не иметь своего места.
«Что я говорю? — подумал Расти, — с какой стати я ищу оправдания своим нынешним горестям в своей наследственности? Никто меня не прогонял, я был свободен в выборе. Я хочу сбежать из Индии, но при чём тут моё происхождение? »
— Так же можно сказать, что твоё место везде. — сказал Соми, — А ты никогда не говорил мне, что смешанный. Ты бледный, как европеец.
— Я не особенно много думал об этом.
— Ты стыдишься?
— Нет. Мой опекун стыдился. Он держал это при себе, и только однажды проговорился, когда я вернулся домой с фестиваля Холи. Тогда я был рад этому, так что, когда он мне сказал, я не застыдился, я был горд.
— А теперь?
— Теперь? Я не особенно в это верю. Почему-то я никак не ощущаю себя смешанным.
— Так и не сваливай всё на то, чего нет.
Расти немного устыдился, и оба друга некоторое время помолчали. Затем Соми встряхнулся и сказал:
— Итак ты уезжаешь. Бежишь из Индии.
— Нет, не из Индии.
— Так ты убегаешь от своих друзей, от меня?!
Расти посчитал это замечание ироничным и позволил себе добавить саркастического тона:
— Это ты, Мастер Соми, тот из нас двоих, кто уезжает. Я всё ещё здесь. Ты же едешь в Амритсар. Я только хотел бы уехать. И я здесь один, все разъехались. Так что, если так выйдет, что уеду и я, единственным человеком, от которого я буду бежать, буду я сам!
— А, — сказал Соми, мудро покачивая головой, — И убегая от себя, ты сбежишь от меня и из Индии. Ладно, вставай. Пойдём, поедим чаата.
Он стащил Расти с кровати и вытолкал его из комнаты. На верхних ступенях он запрыгнул Расти на спину, пришпорил его пятками и прокричал:
— Н-но-о, мой пони! Бегом по ступеням!
Расти понёс его по ступенькам, а внизу сбросил на траву. Они смеялись, но в этом смехе не было особого веселья; они смеялись ради дружбы.
— Лучший-прелучший друг! — позвал Соми и бросил горсть грязи Расти в лицо.
__________________________
[56] Амритсар — город в штате Пенджаб, священный город сикхов.
18
Все покинули Дехра-Дун. Мина никогда не вернётся, Капур, видимо, тоже вряд ли. Отъезд Кишена окончательный. Ранбир пробудет в Массури до зимы, а сейчас только лето, а Соми не будет ещё дольше. Все, кого Расти знал, уехали, и не осталось никого, с кем он был бы знаком достаточно, чтобы любить или ненавидеть.
Были, конечно, люди у резервуара — слуги, няньки, дети, — но они заняты целый день, так что покидая их Расти оставался сам с собой и с воспоминаниями о компании.
Он хотел забыть Мину. Если бы Кишен был с ним, это было бы возможно — два парня могут довольствоваться компанией друг друга. Но будучи один, Расти понял, что он сам себе не хозяин.
Капур. Для Капура Мина умерла идеально. Он не подозревал её в неверности, так что она умерла совершенной, отыскав секрет свободы. Расти знал, что верно оценил Капура, когда высмеял угрозы Сури шантажом, он был уверен, что Капур не поверит ни единому порочащему Мину слову.
И Расти вернулся к своим мечтаниям, в свой чудесный мир, где он сам выходил совершенным. Довольно часто он разговаривал сам с собой, а иногда — с ящерицами.
Он боялся ящериц, но в то же время восхищался ими. Они восхищали его когда меняли свой цвет с коричневого на красный, а с красного — на зелёный, сообразно обстановке. Но когда они теряли хватку и падали с потолка, с лёгким, влажным, бескостным звуком, они вызывали у него отвращение. Он думал, что однажды ночью какая-нибудь из них наверняка упадёт ему на лицо.
Идея, пришедшая к нему однажды вечером, чуть не побудила его к внезапной и лихорадочной деятельности. Он придумал сделать сад на крыше, возле своей комнаты.
Этой задумкой он увлёкся до такой степени, что потратил несколько часов, планируя расположение клумб и воображая законченную картину с бархатцами, циниями и космеями, цветущими кругом. Но у него не было никаких инструментов. Почву и кирпичи нужно было таскать снизу, и нужны были семена. И ещё Расти подумал, что после всех этих стараний крыша может провалиться, или всё размоет дождём. Да и всё равно, он уезжает.
Его мысли обратились внутрь его самого. Постепенно он вернулся к тому же образу мыслей, который делал его жизнь с опекуном пустой и бессмысленной. Он начал раздражаться, грезить, терять связь с реальностью. Целая жизнь нескольких последних месяцев внезапно закончилась, и настоящее стало одиноким и депрессивным. Будущее стало искажённой картинкой, созданной из его собственных блуждающих фантазий.
Однажды вечером, сидя на ступеньках, он поймал себя на том, что крутит в пальцах ключ. Это был ключ, который Капур попросил его приберечь, ключ от задней двери. Расти вспомнил о бутылках с виски. «Давай выпьем одну сами» — предложил когда-то Кишен, и Расти подумал: «Почему бы и нет. Несколько бутылок не повредят». И прежде чем он успел обдумать это, задняя дверь была уже открыта.
В тот вечер он пил в своей комнате чистый виски. Он впервые пробовал алкоголь и не нашёл в нём ничего приятного. Но он пил не для удовольствия, а только чтобы забыться.
Выпито было ещё не много, когда он обнаружил, что крыша имеет уклон. Ему казалось, что он соскальзывает от своей двери в поле за домом, как по жёлобу. Вокруг фикуса вдруг начали роиться сонмы пчёл. Ящерицы приобрели все цвета сразу, как кусочки радуги.
Выпив ещё, он начал разговаривать. Только не с самим собой, а с Миной, которая придавливала его голову к подушке, пытаясь уложить его. Он сопротивлялся, но Мина была очень сильной, и он заплакал.
Затем он ещё немного выпил. Пол начал покачиваться, и Расти пришлось нелегко, когда он удерживал стол, чтобы тот не опрокинулся. Стены проваливались внутрь комнаты. Он сделал ещё глоток виски, и стал держать стены руками. Теперь он мог совладать со всем. Кровать качалась, стул и стол скользили, стены колебались, но у Расти всё было под контролем, он был одновременно везде, держа всё здание голыми руками.
А потом он поскользнулся, и всё повалилось на него сверху, и стало темно.
Утром, когда он проснулся, он выбросил оставшиеся бутылки из окна и, проклиная себя за глупость, пошёл к резервуару умываться.
*
Дни проходили, сухие и пыльные, все одинаковые. Регулярно Расти наполнял свой глиняный расписной сосуд водой из резервуара и промачивал тростниковый коврик, который висел в дверном проёме. Иногда, в поле, дети играли в крикет, но он не мог собраться с силами, чтобы присоединиться к ним. Из своей комнаты он слышал стук молоточков по мячикам, крики, одинокий голос, переходящий в визг, выражавший несогласие со злосчастным рефери. Глухой звук