дал команду на подготовку к открытию шлюза.
Из отсека вытянули весь воздух, бесшумно открылись замки, и шлюз открылся. Я вышел из машины, попав в абсолютно черную пропасть. Машина отключила фары, я должен был привыкать к черноте. Медленно загорался фонарь на голове, давая глазам время на адаптацию. Я стоял на месте, действуя по инструкции, и смотрел перед собой, ненадолго зажмуриваясь, чтобы глаза расслаблялись. Вокруг была всепоглощающая тишина, слабый писк в наушниках, так мои друзья машина и робот-кладовщик напоминали о себе, доносился откуда-то далеко, с другой планеты. Я похлопал машину по борту и пошел в коридор.
Я быстро шел по коридору, фонарь на шлеме хорошо освещал все, что было впереди, я видел на много десятков метров вперед. Создавалась иллюзия, что коридор освещен, настолько ярок был свет фонаря, от которого пламенели стены. Иллюзия, ничего из этого не было – ты можешь видеть лишь то, что тебе дозволено увидеть. Позади смыкалась непроглядная тьма и всепоглощающая тишина, забиравшаяся внутрь тебя, наполняющая тебя. Никто, никто не может говорить о том, что он знает нашу планету, если он или она никогда не спускались в шахту. Здесь была настоящая вселенная, без удобств, без радости, без горя, без лицемерия, все, что было, то и есть и ничего более, и, как ни странно, без смысла. Вселенная сама по себе не имеет смысла, в нашем понимании. Ей все равно на наши умозаключения, рассуждения и прочую пустую говорильню, которой я уж е и сам занялся. Смысл подразумевает желание оно первично, во всем: желание жить, желание обладать, желание властвовать, удивить создать, любить, но, в конечном счете, обладать и жить. Вселенная бесстрастна, как и наша планета, живущая вне времени, вне человеческого времени. Мы можем взять из нее все, что захотим, не отдавая ничего взамен, и даже не осознавая, что все наши дела бессмысленны.
Вот такие думы на меня навеял этот коридор. Когда думаешь, то и дорога короче.
Я еще не успел все обдумать, как следовало, а уже дошел до поломанного проходческого щита. Мощная, огромная машина слабо пропищала у меня в наушниках, приветствуя меня. Я похлопал ее по кузову и стал протискиваться между ней и стеной, чтобы рассмотреть ее лучше. Внешних повреждений не было, машина подсказывала, что у нее что-то с датчиками, поэтому она не может ни вернуться назад, ни продалбливаться дальше вперед. Ее мощный бур уперся в тело планеты и жалобно потрескивал, при попытках провернуться.
Я попросил машину ничего не делать без моей команды, она покорилась, хотя, я это почувствовал, у нее был порывистый нрав, ей хотелось все делать быстро, а остановка ее угнетала. В подтверждении моих слов по телу машины прокатились судороги, так наши машины сбрасывают излишний потенциал, как человек борется с нервным перенапряжением.
Странно, но бур не был зажат породой. Я подлез к нему, потрогал, даже поколотил его молотом: все было в норме, он нормально поворачивался. Я подключился к ЦПУ, ошибок не было, все системы отзывались, даже датчики отрабатывали верно, но что-то мешало двигаться машине вперед. Дав принудительную команду, я смог отодвинуть щит назад, машина сконфужено стояла, разминая бур, но не решалась начинать работу. На мгновенье мне показалось, что из нее что-то вылетело, как черное облако или пыль, свет от моего фонаря помутнел, я стал видеть все в легкой дымке. Пока машина сама себя тестировала, я подошел к тому месту, где она застряла. Порода была другая, я такой еще не видел. Она не светилась красно-бирюзовым светом, она была абсолютно черная, свет от моего фонаря растворялся в ней.
Я ушел к инструменту, вытащив ручной молот, чтобы попробовать отколоть черный кусок. Рассмотрев получше, я заметил, что порода была не вся черная, такой эффект производил ровный квадратный слой посередине, в него и уперся бур щита. Я, не раздумывая, ударил прямо в центр и отлетел назад, сильно ударившись о машину. Хороший удар, костюм чудом не порвался. Проходческий щит извинился, что не успел отъехать, я заверил его, что сам виноват. Щит покатился назад, решив стоять подальше от меня.
Подобрав молот, я вернулся к черному квадрату и ударил молотом слева от него, желая выдолбить его из породы. Мое тело отдалось сильной дрожью, но молот не выпал из рук, продолжая работать. Не знаю, сколько я выдалбливал одну сторону, но я очень сильно устал, дико хотелось спать. Я решил присесть и отдохнуть, а на самом деле просто свалился на пол, отключившись.
Вам когда-нибудь снились кошмары? Наверное, да. У нас кошмары снятся редко, мало чем нас можно испугать. Я не помню своего сна, такие сны никто не помнит, но я помню ощущение, как в меня кто-то вторгается, пытается разорвать на части, чтобы лопнула каждая клетка, рассыпалась в прах. Возможно, такое чувство испытывает тот, кто попал под выброс ионизирующего излучения при взрыве, вбирая в себя весь пучок, без остатка.
Кто знает, я до сих пор иногда чувствую это. Я был возле взрыва, спасаясь от взрывной волны за стенами старого города забытой мною планеты, я это вижу каждую ночь в своем кошмаре, но об этом может быть расскажу позже. Так вот это другое, то, что входило в меня, молчало, но я знаю, что оно могло со мной поговорить, но оно не хотело. И сейчас я понимаю, о чем меня предупреждали духи, то, чего они боялись сами, то, что остановило бесстрашную машину.
Глава 3. Знакомство с господином Пенсом
Из вороха случайностей и череды несвязанных между собою событий, часто невозможных, противоречащих законам, принятым по общему недоразумению, и сплетается тонкое полотно умозрительных закономерностей, таких близких и необходимых человеческому сознанию. Из этого полотна человек шьет для себя одеяние суеверия и религиозных правил и носит его до конца жизни, уже не замечая, что ткань давно истлела, не греет и не защищает от жара небесного светила. Из остатков ткани человек шьет такую же одежду для других, кому-то хватает и малого куска, прикрывающего голову, кто-то ткет свое полотно для себя и других, ткань может быть тоньше, слабее, а может и стать прочнее. И тогда люди начинают выяснять, кто правильнее ткал полотно, кто вернее понял знаки, знамения, чья вера крепче, сильнее. А что может быть сильнее правды? Ложь, вплетенная в ткань заблуждений. А что может быть сильнее лжи? Чудо.
Я не выжимаю из себя перезревший сок философских рассуждений, не хмурю брови и не морщиню лоб. Это краткий экстракт моего бреда в шахте, я его прослушал уже дома, вместе с Энни. Она очень хотела во всем разобраться, думала, что я от нее что-то могу скрыть. Нечего, скрыть было нечего. Я сам не могу этого помнить потому, что был в полубредовом состоянии.
После того, как я отключился в шахте с зажатым молотом в руках, будто бы он мог меня защитить от чего-то, проходческий щит попытался связаться со мной. Не получив ответа, он дал команду на эвакуацию, никакого чуда, скажу прямо. Меня забрала груженая вагонетка, не мягкая постель, конечно, лежать на груде осколков больно, но не страшно. Она отвезла меня наверх, чтобы потом, через ближайший выход, отвести к моей машине, которая уже ждала, робот-кладовщик был готов принять мое тело.
Кое-как меня погрузили в машину, затолкали внутрь. Вагонетка закрыла шлюз и удалилась, весело попискивая.
Я был в маске и шлеме, пробоина в моем костюме успела затянуться, но, несмотря на это, в складском отсеке восстановили подачу воздуха, а главное выровняли температуру до приемлемой. Не знаю, каким образом, но я порвал костюм, левая нога проглядывала сквозь рваную ткань, затянутую прозрачной пленкой восстановительной ткани костюма, и я ее отморозил. Неудивительно, температура за бортом была ниже -65, в целом довольно теплая для нашей планеты. И все это время я что-то бормотал, что-то невнятное, повторяя одно и то же.
Мы расшифровывали это несколько недель. Время было, его было даже слишком много. Часть ноги мне удалили, хороший кусок мяса. Не жаль, он уже начал гнить. Я должен был сидеть дома и зализывать раны, так сказала мне Энни, вычитав это в очередной детской книжке, которые она каждый вечер читала нашему сыну. Лечиться предстояло долго, на работе меня не ждали, пришлось привыкать видеть себя постоянно дома. По вечерам, когда Энни устраивала простенькие детские спектакли для детей нашего дома, мне давали простые роли. Дерева, стража или шкафа, главное чтобы текста было поменьше, а то дети часто пугались моего голоса и роста, особенно когда я неожиданно вставал или подходил к ним. Они так визжали, разбегаясь в разные стороны, прячась за горки, домики на детской площадке в нашем дворе. Это было весело, Энни всегда подбирала мне такую роль, чтобы дети как следует побегали перед сном.
У меня было бесконечное множество свободных часов, когда было некуда себя деть. Все, что задумывалось раньше, было переделано за первые две недели, а новых идей ни у меня, ни у Энни не появлялось. Я выкрасил нашу квартиру в новые цвета, в комнате сына нарисовал деревья, траву, небо в час рассвета, когда красная краска затапливает черное ничто над головой, и оно начинает светиться. Энни дорисовала на деревьях птиц, как в учебниках про другие планеты, больших и крохотных, разноцветных, веселых: вот-вот и мы услышим их щебетание. Сын дорисовывал цветы, сначала пытался рисовать так же, как в учебниках, но это скоро ему наскучило, и он стал придумывать свои цветы, если бы они смогли вырасти на нашей безжизненной планете.
Как много узнаешь о своем доме, когда ты не выходишь из него. Уходя утром на смену и возвращаясь через несколько дней или неделю, я и не подозревал, что наш тихий муравейник полон жизни, настоящей, с настоящими страстями, гневом, любовью, где-то внутри дома тлела подлость и разгоралась зависть, кто-то умирал, а кто-то зарождался… каждый был достоин отдельного рассказа, но в целом все они, и я в том числе, были лишь тенью, серой массой яркой интересной жизни. Оглянитесь вокруг, быть может рядом с вами живет настоящий герой или подлец, а смурной и злобный человек, которого вы встречаете каждый день идя на службу или на смену, окажется талантливым и добрым человеком, стесняющимся себя? А может и нет, наиболее вероятно, что ваше первое впечатление не будет ошибочным, и это действительно мерзкий человек, достойный лишь стать после смерти кормом для груши или яблони. Я познакомился со многими людьми и в итоге сбежал от них гулять по поселку.
У меня появилась задача: обойти наш поселок весь, осмотреть каждую улочку, каждый дом, придумать для Энни и сынишки что-то интересное. Я с упоением бросился на нее, желая быстрее решить эту задачу, желая усложнить ее, чтобы она никогда не могла быть решена до конца, а иначе придется придумывать что-то новое, на что мозгов уже не хватало. На окраине поселка я присмотрел небольшой парк, мы там еще не были. Простая лесополоса с горками и лесенками на площадке, расположенной в самом центре. Рядом с парком высились горы бетонных муравейников, с такими же людьми, как и мы. Не пытайтесь мысленно разнообразить вид нашего поселка: бетонные муравейники, выкрашенные в яркие сочные цвета, очерченные нитками узких дорог, редкие парки и скверы с неядовитыми и неплотоядными растениями, я такие увидел только здесь, сначала
