«квартетчиков» садился всё выше и выше. Его звали Керенский. Добравшись до дирижёрского места, он
13
решил было навести порядок в оркестре, но чего-то испугался и самокритично назвал свою попытку «корниловским мятежом».
Лавр Корнилов тут явно ни при чём: как всякий русский генерал он честно выполнял приказы гражданской власти. Просто все очень боялись странных совпадений: как и Путину в 1999-м, Корнилову в 1917-м было 47; как и Путин, он вернулся из Германии (правда, тайными тропами и по ночам). Но есть существенное различие: Корнилов двинул на Питер «Дикую дивизию», а Путин питерских двинул на Москву.
Итак, диктатором сей генерал не стал, а Керенский подумал-подумал и решил ещё раз «твёрдой властью» остановить «анархию». Но было поздно. Его прогнали, а за нерешительность сочинили исторический анекдот, будто бы он любил переодеваться в женское платье. Ответственно заявляем: в отличие от нынешних времён, смена пола тогда не котировалась.
Так почему же, совершив революцию, народ отверг революционеров? Секрет прост: пока борешься за власть – врёшь и обещаешь, что в голову взбредёт, но взяв власть – делаешь (хочешь или не хочешь) то же, что и предшественники. И перестаёшь нравиться народу.
Сначала революционеры во власти удивлялись: мол, если свергли «проклятый царизм», почему же всё само собой не приходит в порядок?.. А потом, будучи совершенно не согласны с внешней и внутренней политикой «проклятого царизма», продолжили её. Солдаты по-прежнему воевали, а народ в тылу за неимением продуктов, упивался свободой.
Хитрее всех в этой ситуации повёл себя Ульянов (Ленин). Он не только понял все секреты власти, но и не постеснялся высказать их публично.
Весной 1917-го Ульянов вернулся из круиза Швейцария – Германия - Финляндия загоревшим и набравшимся сил, залез в Петрограде на первое попавшееся возвышение (коим оказался броневик, которых тогда много разъезжало по улицам) и зачитал собравшимся зевакам свои знаменитые «апрельские тезисы».
- Не надейтесь, голубчики! – обратился он, приплясывая на холодном железе, к Временному правительству. – Полядок можно навести только силой! Кто на себя кловь возьмёт, тот и не будет твалью дложащей! К осени налод и в вас лазочалуется, а тут и мы с диктатулой!
Так как дело происходило в апреле, то Ульянову никто не поверил: мол, шутит человек, весь апрель никому не верь. Некоторые даже обзывались: «У, немецкий шпиён!»
А вот Бронштейну (Троцкому) речь понравилась: ещё бы, это вам не аптекой командовать, без образования – и в цари, как Отрепьев или Пугачёв. Он примкнул к Ульянову и стал кандидатом №2 в диктаторы.
Осенью 1917-го глава Петросовета Бронштейн насобирал солдат, которые
не хотели ехать на фронт защищать Родину, и начал прибирать столицу к своим рукам. Видать решил, что пришло его время: Ульянов прятался от
полиции где-то в болотах. Забавно, что эти действия мэра Джугашвили
14
(Сталин), ненавидевший Льва Давидовича, потом назвал Великой Октябрьской социалистической революцией. Правильнее это назвать бунтом Дезертиров.
Но Бронштейн не слушал прогнозов погоды и потому просчитался. К концу октября похолодало, и Ульянов, прихватив котелок и чайник, побрёл к городу. В мэрию (Петросовет) он соваться не рискнул, а отправился на съезд советов, где был хороший по тем временам буфет: бесплатно давали кипяток.
Главными партиями на съезде были меньшевики, которых поддерживали рабочие, и эсеры, которых поддерживали крестьяне и солдаты. Обе партии потребовали освободить арестованное обнаглевшим Бронштейном правительство. Удивлённый Ульянов ответил, что знать не знает о таком самоуправстве, т.к. недавно в городе, ещё даже не принял ванну, и предложил сходить разобраться. Те пошли, и, так как остались только свои, Ульянов быстренько предложил себя в новые премьеры. Свои согласились. Так Ульянов надул и меньшевиков с эсерами, и Бронштейна с дезертирами.
Чтобы задобрить делегатов, Ульянов пообещал мир, землю и сухари к кипятку.
- А с немцами договоримся? – тихонько спросили о мире некоторые здравомыслящие большевики.
- Зачем?- веско возразил новоиспечённый премьер.- Глубоко в Лоссию они не плойдут – заблудятся. Опять же в Уклаине застлянут: голилка там, сало, яйки…
Товарищ Ульянов-Ленин как в воду глядел: немцы прошли только 1/3 России, которую он и отдал им по Брестскому миру.
Старое правительство Бронштейн так и не освободил, а новое Ульянов назвал Совнаркомом. Чтобы как-то отличаться от «проклятого царизма».
Глава 8. Контрреволюционный переворот
и гражданская война
Через полгода революция, которая ничего не решила, надоела народу, и он ждал Учредительного собрания, которое должно было написать конституцию
и всё решить.
Наш народ ещё не понял тогда, что если какой-то народ не решает всё сам, то находятся те, кто решает за него.
Сейчас уже понял, но решать всё так же не хочет.
Учредительное собрание открылось 5 января 1918 г. Партия Ульянова выборы проиграла: за коммунистов проголосовало 20 с небольшим процентов.
- Все леволюции заканчиваются диктатулой, - обратился лидер к
расстроенной партии. – В Англии - диктатулой Кломвеля, во Фланции –
15
Наполеона. Что мы, хуже Евлопы? Пледлагаю закончить лусскую
леволюцию диктатулой меня. Кто «за»?.. Кто «плотив»?.. Опусти луку, Тлоцкий! Молод ещё… Кто возделжался?.. Двое – меньшинство.
Не дотерпев до утра, кандидат в наполеоны в 5 часов послал дезертиров Бронштейна, и те разогнали делегатов Учредительного собрания и расстреляли демонстрацию в его защиту.
Придя к власти насильственным путём, Ульянов решил загладить свой некрасивый поступок разными добрыми делами.
В первую очередь он задумал укрепить демократию. Поэтому запретил свободу слова, печати, партий и проч., что 12 лет назад даровал стране «проклятый царизм».
В деревнях, чтоб не отвлекать народ от работы, Ульянов поставил командовать пьяниц и бездельников. Их назвали комитетами бедноты. Комбеды тут же растащили помещичьи усадьбы, а потом начали помаленьку растаскивать и соседей-небедняков.
И увидел Ильич, что это хорошо, и продолжил начатое.
До переворота большевики выступали за власть Советов. Поэтому советы вождя теперь выполнялись как приказы. Только Бронштейн иногда выпендривался.
Четыре года, пока шла война с немцами, большевики выступали за добровольную армию. Поэтому теперь они объявили армией весь народ. Добровольность соблюдалась: хочешь в военную армию, хочешь – в трудармию.
До переворота Ульянов клеймил царизм и его полицию за жестокость и обещал отменить репрессивный аппарат и все наказания. Поэтому полицию отменили, жандармов отменили, уголовников назначили в трибуналы и оставили всего одно маленькое наказание. Расстрел. За три года наказали 800.000.
Большевики умудрились не выполнить даже любимое своё предвыборное обещание – установить диктатуру. Диктатура – это власть одного, а у них получилось власть двоих. В тылу диктаторствовал Ульянов, а на фронтах Бронштейн. От удвоенной диктатуры много народу переехало в леса, много –
за границу. Иногда трибуналы и ЧК целыми днями дулись в карты и бездельничали: некого было расстреливать. Все были или своими, или мёртвыми.
Если власть эсеров и меньшевиков народ терпел полгода, то большевики ему надоели уже через 4 месяца. Весной Ульянов (а он среди большевиков был самым наблюдательным) понял: скоро их будут свергать. В городах голод, немцам по Брестскому договору половину россиян подарили, все партии, даже последние союзники - левые эсеры - стали врагами, на митинг приедешь, начнёшь врать про мировую революцию, а рабочие свистят и бросаются тухлыми яйцами. И где они их берут? Вокруг столицы на 10 вёрст ни одной курицы.
16
Собрал Ульянов свою партию, вскарабкался на трибуну, выбросил вперёд
по-ленински руку и посмеивается:
- Что, власть блать можем, а как уплавлять, Пушкин знает?
- Так это….- оправдываются большевики. - У Маркса об управлении ни слова. Только про борьбу…
- Вот болоться и будем!
- Как это?
- Я долго думал, товалищи! А вчела мне встлечный мужик показал велёвку, мол, сколо вас повесим, и меня слазу как озалило! Мы объявим войну. Сейчас от нас тлебуют полядка, плодуктов и т.д. и т.п. А во влемя войны никто ничего тлебовать не будет: война ведь. Хо-ло-шо!
- Гениально, Ильич! – зааплодировали большевики.
- Сам знаю, что я гений. Об этом во всех школьных учебниках написано.
- А кому войну? У нас ведь и армии нету, - спросили здравомыслящие.
- Ну, не длугим же стланам! Лазобьют слазу. Объявим войну своему налоду. Это безопаснее. А то лабочих от эксплуататолов освободили, а они, бесстыжие, ещё и залплату тлебуют. Клестьянам землю отдали, а они, бесстыжие, не хотят нас далом колмить, товалы тлебуют. Вот такой бесстыжий налод нам попался.
- Да, не повезло,- согласилась партия.
- А как мы создадим армию? Ведь добровольно народ сам с собой воевать не станет,- спросили из зала недоверчивые.
- Очень плосто, товалищи,- не смутился Ульянов,- алхиплосто. Жестокая дисциплина, всеобщая мобилизация и только одно наказание. Ну, вы знаете, какое…
- Но мы же были против этого!
- Неужели?.. Ах, да. Как некласиво получается… Но ничего не поделаешь: нашей леволюции угложают влаги.
- А где возьмём врагов?
- Не беспокойтесь, я уже нашёл. Мы заставим взбунтоваться чехословацкий колпус. Не дадим ему возвлащаться на Лодину – он и возмутится.
Началась гражданская война. Россия распалась на 130 маленьких россий. Некоторые из них включали в свой состав 1 деревню и 1 церковь, но имели своего президента (местного бандюгу), конституцию («товарищ маузер») и валюту (бутыль самогону) (см. «Свадьбу в Малиновке»).
Банды разделили страну на территории, занимались рэкетом, враждовали и иногда объединялись, чтоб завалить кого-нибудь. Окраины достались украинским, молдаванским, азербайджанским, туркестанским и т.д. Самую большую территорию отхватили колчаковские. Юг делили деникинские и казаческие. Люберецкие и тамбовские тогда ещё в силу не вошли.
Но Ульянов оказался самым крутым авторитетом. Ульяновским достался
17
центр, и, когда начались серьёзные разборки, Ильич умело использовал три преимущества и захватил территории врагов. Во-первых, в центре жило больше народу, и Ульянов набрал миллионы бойцов. Во-вторых, в центре находились все военные заводы, и он взял их под контроль. И в-третьих, в его банде были самые толковые бригадиры. Он брал в заложники семьи офицеров, и кадровые военные, раньше служившие у Николая Кровавого, работали на Владимира Женевского.
Иной раз, как опытный авторитет, Ульянов сталкивал две группировки, а потом добивал обе. Так, объединившись с махновскими, он разбил врангелевских, а потом подослал киллеров к лидеру махновских.
Ульянов и Бронштейн, два вождя большевиков, чтобы выжить хотя бы одному, решили действовать совершенно по-разному.
Первый спрятался в Кремле, укрепил ворота
