САМОЗВАНЕЦ (роман)

сделаешь обратное, будет хуже.
Тут в руке у него блеснул нож с длинным узким лезвием. Он оттянул пуговицу на рубахе Вадима и лезвием быстро провёл по материи. Пуговица с куском ткани упала на асфальт.
-- Вот так и с тобой же, -- добавил он.
Вадик ничего не мог сказать. Его буквально трясло в лихорадке.
-- Да, пошли, -- окликнул другой в кепке, -- У него уже штаны мокрые. Слышишь, вонь какая стоит.
-- Да, -- обернулся напоследок один из троицы, -- Считай, что друзей у тебя больше нет. Зато врагов, сколько хочешь. Он провел большим пальцем по своей шее и клацнул при этом языком.
Все трое развернулись и ушли. А Вадим еще некоторое время сидел на скамейке, приходя в себя.

Таня была занята осточертевшей ей стиркой, когда в дверях раздался нетерпеливый звонок. Она вытерла руки о передник и поспешила открывать.
На пороге стоял Вадим. В первую секунду Таня не поняла, что с ним. Он не был легок и беспечен, как обычно, а стоял с понурым видом, не решаясь заходить.
-- Что с тобой? Проходи, -- пригласила Таня, ещё не заметив ссадин на его лице в полутемном коридоре.
Вадик шагнул через порог так, словно на ногах у него были кандалы. Он стал нехотя разуваться, небрежно швыряя обувь в угол. Куртку так же кинул в том же углу. И тут при свете входной лампы Таня заметала, что его одежда и обувь вся не то в глине, не то в песке с отпечатками белых пятен обуви на ней.  А рубашка Вадика и вовсе  порвана.
-- Что с тобой, Вадим?! -- выкрикнула она, -- Ты что, пьяный по земле валялся? С тобой действительно не соскучишься, что не день, то новость!
Она подняла своё лицо, чтобы взглянуть ему в глаза и обомлела. На лбу у Вадима красовались сине-лиловые рубцы с кровоподтёками. Один глаз был запухший, губы разбиты в кровь.
Вадик отвернулся. Он медленно прошёл  в спальню и упал на кровать, уткнувшись в белоснежную подушку. Он не в силах был больше сдерживать слёзы и разрыдался прямо у Тани на глазах.
Встревоженная и бледная, как стена, Таня, подскочила к нему, присела рядом на кровать.
-- Вадик, Вадик, что случилось? -- со слезами спрашивала она его, -- Кто тебя обидел?!
Но Вадик не отвечал, из его груди  вырывались только глухие рыдания. Таня упала сверху ему на спину и тоже зарыдала.
-- Вадичек, скажи мне, я в милицию пойду.
-- Не надо в милицию, -- заревел Вадик, -- Они совсем убить грозились.
-- Кто они?
-- Трое, здоровые. Двое в кепках, один в маске.
-- А чего хотели? Денег? Так отдал бы им все.
-- Нет, не денег. Заявление требовали забрать.
-- Так это всё из-за того заявления?! -- обомлела Таня, -- Так забери ты его. Сколько оно будет нам жизнь портить.
-- Что?!! – Вадик приподнялся на локте, глядя Тане в лицо, -- Никогда, теперь никогда!
В его голосе чувствовались нотки уязвленного самолюбия. Ярость рвала чувства от бессилия. Гордость не давала покоя, обострившись от унижения ещё сильнее.
-- Возьми и забери! -- рассердилась Таня, -- Ты же видишь, что из этого получается. Сегодня тебя избили, завтра надо мной поиздеваются. И далось оно тебе.
-- Нет,-- заявил Вадик,-- Так дело не пойдёт. Они решили, что могут запугать меня. Не выйдет. Какой же из меня защитник, если я всякого подлеца бояться буду.
-- Вадик, ты не прав, -- пыталась вразумить его Таня, -- Ты так говоришь, только из собственного чувства гордости. Но ведь они тоже люди, им жить надо. А ты им мешаешь. И мешаешь из-за пустяка.
-- И это говоришь ты, моя жена. Жена поэта, который всю жизнь борется  с подобной  нечестью. Да как  тебе не стыдно!
Вадик сел на кровать, свесивши ноги и доказывая свою правоту с пеной у рта. Таня  принесла из холодильника кусочки льда и принялась  прикладывать ему к ссадинам. Вадик шипел от боли  и пытался увернуться. Наконец Таня устало опустила замерзшие руки и молча слушала своего оратора. А он всё говорил и говорил. С губ у него стекала тоненькая струйка крови, но он не обращал  на неё внимание. Теперь ему казалось, что он революционер, борющийся, за справедливость, во всём мире. Он так вдохновился своей новой ролью, что забыл, про реальную боль.
-- Это всё сброд. Хохочущий сброд. Они бросают в меня камни, потому, что понимают, насколько они хуже и ниже. И я обязан дать им отпор. Ведь на то я и поэт.
-- Вадик, это просто твои друзья, -- один раз всё же попыталась возразить ему Таня, -- Они такие же, как ты. Вспомни, ведь ты раньше всё время с ними пил и гулял, и они умели тебя слушать. Так почему сейчас так нельзя.
-- Потому, что я шагнул выше. Я обязан драться за честь своей семьи. За  твою честь и за свою тоже. Как я могу забрать это заявление?! Ведь все твои и мои родственники знают, чем закончилась наша свадьба. И начальник мой на работе знает. И на твоей работе тоже все знают. Так это что же получается, если я заберу заявление, значит, я тоже участвовал в драке. А так нет, я – пострадавший. Моя репутация мне дороже. А твоя честь так и вовсе не безразлична. Я не хочу, чтобы все говорили потом, что ты живёшь со смутьяном и дебоширом.
-- Ой, не знаю, -- Таня всякий раз  под мощным давлением его горячих  речей  терялась в раздумьях.
«Может он и прав», -- подумала она и на этот раз, а вслух произнесла:
-- Да про это уже и забыли все.
-- Это сейчас забыли, а потом нет-нет, да и вспомнят. Люди злые. Тебе же хуже будет. Вот увидишь.
-- Ой, не знаю я, -- всхлипнув, повторила Таня, -- Я знаю, ты во всем прав. И перед другими тоже ни в чем не виноват. Но я так за тебя боюсь, Вадичек…
На следующие сутки Вадик никуда не выходил из дома, а провалялся весь день со стонами в постели. Никуда не выходил он и  последующие две недели, пока ссадины не затянулись, а синяки не стали такими, что их можно, было маскировать. На все звонки и предложения он отвечал, что болен, у него грипп и температура сорок, чтобы временно его оставили в покое.
Таня хлопотала над ним каждый вечер. К своему удовольствию она заметила, что Вадим за дни болезни стал намного спокойнее, приветливей к ней и дружелюбнее. Он больше не кричал на нее и разговаривал как можно ласковей. Таня решила, что это трудности его сделали таким. Неприятности всегда сплачивают людей, заставляют их становиться мудрее и больше ценить друг друга.
За два последующих дня, после того, как Вадик приплелся домой с избитой физиономией, Таня просто вся извелась. Она не находила себе места, все время размышляя на тему, что важнее, собственная жизнь или достоинство. Ведь мы не в те времена живем, когда из-за пустяка дрались на дуэли. Теперь все решается спокойно и более миролюбиво. Хотя Вадик теперь видный человек и ему нельзя падать лицом в грязь. Но ведь это дело быстро замялось бы, если бы из него не раздулся такой вот скандал. Никто бы ничего и не  знал.
В общем, к концу второго дня на работе Таня решила, что заявление необходимо забрать. Но как уговорить Вадика, он и слышать об этом ничего не захочет. Тем более, что в таком виде он никуда идти не сможет.
Идя с работы домой, Таня решила самостоятельно зайти в отделение милиции и поговорить с участковым. Быть может, ей поверят, как жене пострадавшего.
Ей повезло. Сегодня дежурил как раз тот милиционер, который был у них дома. Таня робко, но вежливо поздоровалась с ним и назвала себя.
-- Чем могу быть полезен? -- ответил ей вопросом участковый.
-- Товарищ милиционер, -- начала жалобно она, -- Я на счет заявления, которое мы писали…, вернее он писал…ну, мой Вадик после драки… Я хочу его забрать.
--Дело Астафьевых? – переспросил участковый, -- О драке в их квартире с повреждением личного имущества?
-- Да, – подтвердила Таня.
-- Так его уже забрали. В смысле, заявление.
-- Кто? -- изумилась Таня.
-- Да муж ваш. Вадим.
-- Когда?! -- почти крикнула Таня от неожиданности.
-- Да вчера и забрал. Днем.
Милиционер смотрел на нее во все глаза удивленно и продолжал:
-- С такой физиономией явился. Я думал, что-то серьезное, еще на кого-то писать пришел. Вот, думаю, напасть на человека, то мебель побили, то его теперь самого избили. И кто же его так не любит? А он: «на мотоцикле ехал, в столб врезался. Ничего не надо. Заявление забираю». И ушел. А мы-то думали, что дело действительно серьезное, долларов на тысячу. Уже и охрану подключать к нему хотели. Знаменитость все-таки. Он бы выиграл суд, и убыток возместил бы, моральный даже.
Таня так обрадовалась, что не стала слушать дальше, крикнув: «Большое спасибо», побежала домой.
А дома она застала Вадика в полном унынии, он ничего не рассказал ей и не хотел разговаривать почти неделю. Таня же не решилась сама затронуть щекотливую тему, боясь повлечь на себя гнев, своего «господина».
И лишь спустя некоторое время, когда Вадик уже не боялся выходить из дому, однажды вечером он веселый пришел домой и радостно объявил:
-- Все. Все дела закрыты. Был суд, справедливость восторжествовала. Обидчики были наказаны и за драку в нашем доме и за мои синяки. Я – настоящий мужчина, я доказал свою правоту.
Таня смотрела на него широко открытыми глазами.
-- И когда был суд, Вадик? – робко спросила она.
-- М-м, вчера, -- наугад ответил тот.
Таня ничего больше спрашивать не стала, потому, что знала, что вчера в Доме суда был выходной. Вероятно, Вадим этого не знал, как не знал и того, что Таня лично ходила в отделение милиции и разговаривала с участковым. И теперь от всей души хвастал перед ней своими доблестными подвигами, как истинный рыцарь. Он даже написал на эту тему несколько стихотворений, которые в последствии имели огромный успех среди читателей.

Глава 13.
Семейная идиллия Вадима и Тани закончилась с его, «выздоровлением». Депрессия прошла, тумаки и ссадины зажили, и он снова, ни о чем не думал и, не переживая, все делал только так, как нужно ему.
Он снова был груб и небрежен со своей подругой, которая стремилась, не жалея себя, отдать ему все. Постоянно был недоволен всем и упрекал ее во всем сделанном и несделанном. А то и вовсе запирался в спальне, что-то бубня и записывая, и Тане снова приходилось вечерами высиживать в тишине, затаив дыхание.
Хорошо разговаривал он только по телефону с теми людьми, которые ему были нужны, занимавшими более высокое и влиятельное положение.
Жизнь Тани постепенно стала приобретать не то, что бы серые, а мрачные тона. Но она терпеливо ждала. Ждала, надеялась и верила. Любя, верила в то, что Вадик, достигнув желанной цели, «расслабит поводья» и станет прежним. К нему вернется веселость и благоразумие, появятся новые друзья, более верные и понимающие, и он больше не станет сориться с ними по пустякам. А прошлое пройдет, забудется и растворится, как туман от лучей радостной и счастливой жизни.
А сейчас ему нужно усиленно работать. Ведь только трудами можно достигнуть благополучия во всем. И кто же, как ни его верная жена, муза и любовница поймет его лучше. Ведь он талант, гений, а гениям всегда несладко приходится. Они понятны не всем. Но талант нужно ценить и оберегать. И теперь это задача ее, Танина. На ней лежит большая ответственность. Нужно научиться теперь и ждать. И Таня ждала.
В тягостных ожиданиях она засыпала в одиночку на диване, в то время как ее признанный гений во всю «трудился» над очередной поэмой. В тягостных ожиданиях проводила вечера, когда он поздно возвращался со своих заседаний и всяких «важных мероприятий».
Тяжело дожидалась, когда же у гения  поднимется настроение и с ним  можно будет нормально заговорить.
А Вадик ничего не ждал. Ему хорошо было жить и так. Он