САМОЗВАНЕЦ (роман)

туго, подсобим.

Глава 14.
Вскоре Вадика пригласили на фестиваль молодых поэтов, который проходил в другом городе. Ему необходимо было отлучиться недели на две. Несколько дней Таня хлопотала над его чемоданами, собирая любимого в дорогу.
-- Ты бритву положила? – командовал Вадик, -- А зубную щетку? А мой любимый плеер? Еще кроссворды сунуть не забудь. Ты знаешь, какие я люблю.
Таня старательно упаковывала багаж.
Зато, когда Вадик уехал, она облегченно вздохнула. Но к своему удивлению ни тоски, ни грусти за любимым не почувствовала, а лишь усталость, смятение и пустоту.
Три дня после отъезда она бесцельно шаталась по квартире по вечерам, не зная, чем себя занять. Посетить кого-то из подруг или родителей ей вовсе не хотелось. В последнее время она утратила к общению всякий интерес. И теперь лежала, изнывая, на диване и щелкала телевизором. Звонила ее мама, волновалась, не случилось ли что, почему так давно не заходит. Но Таня лишь вяло отвечала ей, что все нормально и обещала зайти как-нибудь. Об отъезде Вадика ничего не сказала, чтобы никто больше ее не потревожил.
  Еще через несколько дней в пятницу вечером ее стало одолевать желание выпить чего-нибудь спиртного. Не устояв перед соблазном, она все же купила по дороге домой бутылку хорошего белого вина. Дома, после душа, закутавшись в халат, она с жадностью выпила почти всю, не поленившись предварительно побеспокоиться о хорошей закуске, предназначенной только для самой себя. Затем включила телик. Там шла любимая музыкальная передача. И Таня жадно ощутила легкость, раскатившуюся по всему телу, которой она не ощущала уже давно.
Она сидела, небрежно развалившись на диване, как это мог делать только Вадим, ела конфеты из коробки, пила кофе и ничего не убирала после себя. Ей вдруг стало весело. А этот бардак доставлял особое удовольствие и наслаждение свободой.  Потом, ей захотелось потанцевать, и она стала кружиться по всей комнате под звуки своей любимой попсовой группы. Ей казалось, что она взлетает к звездам. Здесь ее никто не видел, никто не мог упрекнуть в неуклюжести движений или отсутствии вкуса к музыке. Она стала снова самой собой, чего так долго не могла себе позволить за время жизни с Вадимом, да и рядом с другими предыдущими партнерами.
Наконец она устала, неловко наткнулась на стол и в довершении ко всему празднику спихнула на пол чашку. Чашка разбилась. От этого Тане стало еще веселей, и она швырнула с упоением на пол и еще и блюдце. Расхохоталась от звона битой посуды. В тапочках презрительно прошлась по осколкам, не желая убирать их. Она завалилась на диван, качаясь по нему и отдыхая, как душе угодно. Ей было хорошо и весело, но свое безрассудство она и сама едва ли могла объяснить самой себе. Особенно ее забавляло то, что Вадик не видит этой сценки. А если бы видел, что бы он сказал? Ушел бы из дома. Таня это чувствовала. Его утонченная натура не выдержала бы такого безобразия.
Наконец, нарезвившись она выключила телик, допила остатки вина, и, укрывшись пледом, который был под рукой, уснула.
«Хорошо, -- подумала она, засыпая, -- Вот, если бы еще и собака была у меня, было бы еще лучше. Мы бы с ней…» Но додумать она не успела, потому, что уснула. А мысли ее перешли в сон, и ей снился рядом огромный белый кудлатый пес. Она называла его Умка. А пес смотрел на нее, вывалив язык от удовольствия. Ради Тани он готов был на все. Потом он смешно попытался встать на задние лапы, у него не получилось, и Таня звонко смеялась. Но пес был настойчив, он знал, что Таня этого хочет. Усилием, он все же поднялся на задние лапы, обнял Таню за плечи и они вместе пошли по аллейке, где раньше ходили с Вадимом. На секунду ей показалось, что и сейчас с ней идет Вадим. Она повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Но рядом был не Вадим и не добрый пес. Рядом был кто-то другой. Не собака, но и не человек, которого она знает. Его лица она не могла рассмотреть. Он был очень большой, и в его натуре чувствовалось…собачья преданность. И Тане тоже хотелось считать его другом.
Она проснулась. Первую секунду она не могла понять, где она и что с ней. За окном уже давно расцвело. День был ясный, но, судя по всему, морозный.
Кое-где на деревьях еще задержались не опавшие желтые листья. Солнце играло солнечными зайчиками на ковре над диваном, на полу, на осколках битой посуды и на лужице пролитого кофе на столе.
Глядя на беспорядок, Таня, наконец вспомнила, что с ней было накануне. Она не спешила вставать и убирать. Теперь этого не требовалось. Ее охватило мягкое блаженство.
Она вспоминала приятный сон и все время думала к чему бы это. Собака. Друг. Именно друг, а не любовник.
Вечером она помечтала о собаке, верном мохнатом существе, которое во всем тебя понимает, а взамен требует совсем немного – только преданности и любви. Это как раз сейчас было то, что ей нужно. Таня нехотя поднялась на локте. Полусидя она засмотрелась в окно. Там старый клен приветливо помахал ей веткой, на которой осталось несколько желто-зеленых и красных листков.
Вдруг какие-то строки стали ползти в ее сознание, как тогда в поезде, когда они с Вадимом ехали с моря. Но теперь Таня не поленилась, вскочила с дивана взяла в столе Вадика листок и ручку, тоже без разрешения. Охваченная внезапной тоской, неизвестно о ком или о чем, повинуясь своему желанию, она стала писать. Написав немного, она перечитала написанное. Что-то ей не понравилось, что-то она перечеркнула, заменив новыми фразами. Но в результате получились стихи. Правда Таня не была уверена, что они написаны  правильно, повинуясь всем законам стихосложения, как это получалось у Вадима. Да она и не собиралась кому-то показывать их, сохранив только для собственного сердца. Вот, что у нее получилось:

Листик мне падает с ветки уныло
В ладони
И с ветром лететь не спешит.
Листик, скажи мне,
Где солнце и лето,
Где же мне сердце свое отогреть?
Что же так грустно мне
Солнечным утром? –
Это седые в душе облака.
Где затерялись мои незабудки
С ветром скользящим
Весеннего сна?!

Она откинулась, глядя на голые ветки клена, прислушиваясь к своим собственным чувствам. Немного отдохнув, она записала еще:

Как лист одинокий несусь я по ветру
И сердце болит, но положено ждать.
И как в пустоте, мне темно, безответно.
        Где  сердце болит, там  нет в нем греха.

Где  жалит и жжёт не священная мука,
Я ей отдаюсь, она губит меня.
Но кто же поймёт одиночество скуки,
Поможет глотнуть мне свободы сполна?

Таня повалялась ещё немного в постели. Ощутив приток сил, она решила вставать и приниматься за дело. И теперь она это делала без особой напряги  и  спешки. В её душе что-то всколыхнулось, пробудилось, воскресло. Она почувствовала себя уверенней и свежее.
После уборки, зарядки и собственного туалета Таня почувствовала необходимость в общении. В первую очередь решила навестить родителей.
Мама была счастлива видеть дочку, которая теперь очень редко их навещала. Как всегда она напекла пирогов. Всей семьей они уселась чаёвничать, как в старые добрые времена.
-- Похудела как, дочка. Что так редко заходишь? Семейная жизнь, небось, измотала?
-- Да, забот хватает, -- говорила Таня, с удовольствием наворачивая пирог с абрикосовым вареньем и не заботясь при этом ни о какой фигуре.
-- Терпи, дочка, -- наставляла мама, -- Надо терпеть, доля наша такая женская. Зато замужем, всё как положено. Глядишь, и детишки пойдут.
При слове «детишки» на Таню почему-то напала икота. Она боялась даже представить лицо Вадика, если бы он вдруг узнал, что Таня беременна. А уж что ждало бы её потом… Уж лучше развод.
Но Таня не хотела серьезно задумываться над этим. Она жила одним днём. Самое главное, что всё вокруг, её папа и мама, Вадькины папа и мама, а самое главное, сам Вадик, были довольны. А больше ей ничего и не было нужно. У неё, как всегда, не хватало смелости задуматься о своей собственной судьбе, заглянуть в будущее и вырваться из осадившего её круга «добродетелей». Нужно было, а она не могла, пряча свои истинные чувства глубоко под снегом, как цветок до весны и до лучших времён.
Следующая неделя в отсутствие Вадика для Тани прошла как в сказке. Она сделала новую прическу, зная, что никто её не будет ревновать при этом. Все вечера после работы она проводила в обществе подруг, весело хохоча с ними и сплетничая о новых сериалах, которые раньше просто ненавидела. Но теперь Таня была рада любой компании. Даже ехидная Анфиска не раздражала больше её. На вопрос, как у неё дела в семье, Таня отвечала однозначно -- хорошо. Хотя даже этого слова она  могла  не произносить. Всё было написано на её цветущем внешнем виде. Одни подруги радовались за неё, другие завидовали. А Анфиса багровела, когда Таня  невзначай вспоминала что-то из их с Вадиком жизни. Что-то хорошее весёлое и непринуждённое.
А утром Таня успевала перед выходом на работу записать ещё один или два стиха. За небольшой промежуток времени их накопилось столько, что можно было уже заводить тетрадь и записывать туда. Так Таня и сделала. Она купила небольшой толстенький блокнот с белым псом на обложке, таким, какой ей приснился. В субботу вечером, накануне приезда Вадика, она переписала все свои стихи туда. Черновики уничтожила. А блокнот решила спрятать в укромное место.
Она знала, что если Вадька увидит стихи, будет смеяться над ними и критиковать. Быть может он и окажется прав, но Тане вовсе не хотелось выслушивать никакую критику. Эти стихи просто являлись её маленьким секретом, грели её душу и были частичкой её сердца. А свою частичку, как своего ребёнка, она не собиралась отдавать на растерзание никому.
Поскольку у неё в доме почти не было ничего личного, а все столы, тумбочки и даже шкаф, были забиты Вадькиными вещами, она решила положить блокнотик в платяной шкаф на полочку со своим бельем. Она спрятала его под аккуратно сложенными вещами.
«Уж туда Вадик не полезет», --  с облегчением подумала она и спокойная легла спать. Завтра должен был приехать её многоуважаемый супруг, а она должна была его принять, как полагается примерной жене.
Но Вадик немного задержался. Он приехал в понедельник утром, вернее, заявился домой. Таня видела собственными глазами, что обратный билет у него есть и приехать он должен был еще в воскресенье.
-- По делам задержался уже в нашем городе, -- не дожидаясь вопроса, объяснил Вадик.
-- Опять друзья? -- равнодушно спросила Таня.
-- Да, друзья. А что, нельзя!? -- рявкнул Вадик.
-- Ну, чего ты кричишь, Вадик. Я же не против.
-- Ещё бы ты была против. Сама где шлялась, признавайся. Мне уже доложили. И прическу новую сделала и вид цветущий каждый день. Мне всё рассказали.
-- Кто?! -- изумилась Таня.
-- Конь пихто.
-- Я только с подругами была, -- возмутилась она, перебирая в памяти знакомых, которые могли бы её видеть на девичьих посиделках. Никого не вспомнила.
«Неужели, Анфиска, -- вдруг догадалась она, -- Так он что, уже с ней повидаться уже успел.»
Таня нахмурила брови. А Вадим, как в ответ на её мысли продолжал:
-- Да, да, твоя подруга о тебе спрашивала и привет передавала пламенный. Я к друзьям сразу заглянул, она, как примерная жена всегда при муже.
-- Вадик, давай я с тобой на фестивали буду ездить. Мне тоже интересно.
-- Ещё чего. Сиди дома, -- отмахнулся Вадик, не желая