САМОЗВАНЕЦ (роман)

писали. Им другие проблемы были важнее. Шире, глубже, злободневнее. Я о них думал, пока ты шлялась!
-- Да, но ты просил меня изменить. Для чего?
-- Для того, чтобы ты мне на нервы не действовала, пока я пишу, дурёха. Чтоб не приставала. Пользуйся свободой, пока я  занят, потом ты её не получишь.
С этими словами Вадим схватил свою мобилку и кинулся к дверям одеваться.
-- Чтоб к моему приходу ужин был готов, -- кинул он Тане так, словно она перед ним провинилась, не выполнив какое-то распоряжение. Затем хлопнул дверью и ушел.
«Вот так всегда, -- подумала Таня, -- Он  ведёт себя так, вроде только он прав. Меня, значит, ни во что не ставит. Накричал как на девочку. Но я-то знаю, что не прав он. И не прав во многом. Но, похоже, ему и на это совершенно начхать.» Ей было досадно, что опять она не смогла  до конца отстоять своих прав.
Таня встала со стула, на котором сидела перед столом, медленно прошлась через комнату, по разбросанным Вадимом листам к книжному шкафу. Книги были не её, Вадима и то, не купленные, а подаренные родственниками и друзьями. Ей стало грустно, ведь за последнее время она совсем позабыла своих любимых авторов и поэтов, которых раньше очень любила читать. Она протянула руку и достала томик, на котором было написано: С.А.Есенин, «Стихи».
Удобно уселась на диване с ногами, открыла  страницу, минуя биографию и начала путешествие  по чужой судьбе и чувствам. Ей хотелось ещё раз  понять и усвоить, что же всё-таки на уме у великих людей.
Первые небольшие стихи она знала почти наизусть. Все они были очень тонкими и трогательными, порой даже тоскливо-печальными. Но вот, наконец, Таня наткнулась на строки, в которых искала ответ. Они так отчетливо говорили  сами за себя, давая ответ на многие вопросы, на которые не мог ответить сам Вадим или пытался ответить, но не своими словами. Здесь без всякой фальши было сказано:

Быть поэтом -- это значит тоже,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.

Быть поэтом -- значит петь раздолье,
Чтобы было для тебя известней.
Соловей поет -- ему не больно,
У него одна и та же песня.

Вдруг Таня почувствовала правоту этих строк и свою собственную. Ведь Вадим никогда не пел «раздолье». Он всю свою жизнь ограничивался ханжескими взглядами, постоянно оглядываясь на мнение более авторитетных людей. Да и мало его стихи «ласкали чужие души», скорее только слух. И «крови» из его чувств вылилось маловато. Он, скорее, сам «пил» чужую «кровь», всех, кто находился рядом. И темы его стихов были одни и те же, словно он другого ничего не знал больше  в жизни.
Таня продолжала читать дальше:

Канарейка с голоса чужого --
Жалкая смешная побрякушка.
Миру нужно песенное слово
Петь по-свойски, даже как лягушка.

Магомет перехитрил в Коране,
Запрещая крепкие напитки,
Потому поэт не перестанет
Пить вино, когда идет на пытки.

Вот, чего Вадим никогда не перестанет, так это пить вино, верно сказано, как про него. Но разве только потому можно называть себя поэтом. Разве он «идет на пытки», когда выпивает. Он только становится  в зюзю пьяный и любит устраивать скандалы. Ну, да, конечно, ведь это еще один признак поэтической натуры с такой тонкой душой. Но почему к нему все так липнут? Почему так любят его незадачливые стишки? Да просто потому, что он «поет по-свойски». Сумел завладеть сердцами многих, таких же проходимцев, как и он сам, ничего не понимающих ни в красоте ни в поэзии.
И, наконец, Таню пронизала невольная дрожь, когда она прочитала два последних куплета.

И когда поэт идет к любимой,
А любимая с другим лежит на ложе,
Влагою живительной хранимый,
Он  ей в сердце не запустит ножик.

Но, горя ревнивою отвагой,
Будет вслух насвистывать до дома:
«Ну и что ж, помру себе бродягой,
На земле и это нам знакомо».

Ей стало стыдно за свою прошлую доверчивость. Как она могла верить человеку, который сам толкал её на чужое ложе, не испытывая при этом никакого чувства ревности. Ни поэты, ни обычные люди так не поступают. Об этом красноречиво свидетельствовали строки, написанные другим великим поэтом  около ста лет назад. И этот парень оказался прав. И ему хотелось верить не только потому, что он великий. Верить ему, и читать еще и еще. Таня утонула в чтении, не замечая, как идут часы. Уже начало смеркаться, и Таня включила светильник над диваном. За сегодняшний вечер она смогла понять очень многое. А еще больше возвратить из прошлой памяти, которая была задавлена, забита другой личностью, более сильной и напористой.
Но стихи, прочтённые в тишине, ничем не были похожи на те, что писал Вадим. В них была боль и особая теплота земной любви ко всем людям. И любовь к одной женщине тоже в них присутствовала. Но Таня отметила, что в данном случае человек жертвовал собой ради любви. Его предавали и бросали,  а он все прощал. За Вадимом подобных поступков Таня не наблюдала.
И по мере чтения все чаще в сердце стал возникать другой образ. Образ ее недавнего знакомого Артёма. Но Артем не был поэтом, или хотя бы писателем. Он был обычным коммерсантом. И сейчас Таня не сомневалась, что он понял бы ее и разделил бы с ней все то, что вложено в эти строки.
Она прочитала весь сборник стихов до конца, захлопнула и прижала  его к груди, обняв, как лучшего друга. Таня закрыла глаза, по щекам ее катились слезы. Но это были не слёзы горечи и обид. Это вдохновение обожгло ее душу и от части ощущение счастья. Счастье от того, что она снова прозрела.
Таня поняла, что оставаться в этой чужой квартире она не хочет и не может. Совершенно равнодушно она поднялась с дивана, открыла шкаф и стала небрежно сбрасывать в какую-то хозяйственную сумку собственные вещи, в которых пришла к Вадику жить. Их было немного.
Затем подошла к столу, сняла обручалку и перстенёк с бриллиантом, подаренный Вадимом в честь помолвки. Других украшений на ней сейчас не было. Подняла с пола один лист со стихами, на обратной стороне он  был пуст и аккуратно крупно написала:

«Не ищи меня. Я поняла все.
                                        Таня».

Положила лист на стол, сверху на него колечки.
Подошла к дивану, взяла в руки сборник, чтобы поставить на место. Повертела его в руках и передумала. Это была единственная вещь, которую Тане  хотелось бы взять с собой. Вадиму она все равно никогда не пригодится, да он ею, вероятно, и не пользовался, судя по слою накопившейся пыли. А для Тани этот  сборник стал единственным другом на данный момент. Она ощутила туже горечь и одиночество, о которой говорилось там, но не страх или злобу, как прежде.
Надев свое легкое пальто и сапожки, она решительно отворила дверь. Слава  богу, у нее были родители, которые всегда радовались ее приходу и присутствию. Но с ними тоже могли возникнуть небольшие проблемы из-за расхождения во взглядах.

Глава 17.
Таня потопталась у двери собственной квартиры, где она жила уже много лет. Она не решалась звонить, нужно было собраться с силами.
«Да что там сожалеть, все равно дороги назад нет. Вадим никогда не поймет свою неправоту, сколько ему не доказывай. Мог бы, но не хочет. Ему это выгодно,» -- решительно она нажала на кнопку звонка.
Открыл отец.
-- Это ты дочка? Заходи, -- лицо его было явно удивленным и встревоженным, -- А что так поздно, случилось что?
-- Да, папа , случилось. Я к вам, вернее к себе, насовсем.
-- Как насовсем, а муж твой, Вадим?
-- Вадим мне больше не муж. Я не могу с ним больше жить.
Говорила Таня спокойно, коротко и сухо. На ее глазах не появилось ни одной слезинки, ни одной фразы на возвышенном тоне, выдающей истинные эмоции, не сорвалось с губ.
-- Как же так, ведь вы и года еще не прожили вместе, -- отец тоже был спокоен и стал говорить немного тише, что б не услышала мама.
-- Я поняла, что он мне не пара, -- Таня тоже понизила голос.
-- Ты это брось, дочка. Возвращайся к нему. Он твой законный супруг, ты должна быть с ним.
-- Нет, папа, не вернусь. Выгнать меня не имеете права, я здесь еще пока прописана.
Таня упрямо сбросила сумку со своего плеча на пол. Отец призадумался, крутя трубку  в руке. Сумка, падая, грюкнула об пол. Услышав стук, в прихожую вышла мама.
-- Что случилось? Кто-то пришел?
-- Да, Танюша пришла, -- откликнулся папа.
-- Так что ж не проходит? А почему одна? -- мама увидела Таню и тоже встревожилась.
Отец ногой отодвинул сумку за шкаф.
-- Проходи, -- подтолкнул он дочь, -- Только не говори сразу в чем дело, -- шепнул он ей на ухо. Таня согласно кивнула.
-- Что так поздно? -- задала мама тот же вопрос, что и папа, уже в комнате.
Таня опустила глаза, затем, словно извиняясь, глянула на отца.
-- Ма, ты только не переживай.
-- Да что случилось?
-- Ничего. Ничего страшного.
Отец нахмурил брови, словно приказывая молчать. Таня глянула на него и закусила нижнюю губу. Она не умела врать. Так учили ее в детстве сами же родители.
-- Ну, говори же, что случилось, а то мне  с сердцем будет плохо, -- потребовала мама.
-- В общем, я к вам, насовсем, -- выпалила Таня.
-- Вы с Вадиком переезжаете к нам? Да ради бога.
-- Нет, мам, я одна переезжаю к себе, насовсем.
-- Как?
-- Да повздорили они, видать, завтра снова переезжать будет, -- вмешался отец.
-- Нет, па, не повздорили. Мы не пара друг другу.
Отец шумно вздохнул и стукнул себя по коленке.
-- Как не пара? -- всплеснула руками мать, -- Он такой  замечательный парень.
-- Нет, он не замечательный. Он мне изменяет.
Таня отвела взгляд, чувствуя, что расплачется.
-- С кем изменяет? Ты его за руку ловила? -- снова вмешался отец.
-- Не ловила и ловить не буду. Я просто знаю.
-- Но хоть по чем это видно? -- он был неумолим.
-- Помада на рубахе постоянно. Пьяный возвращается поздно ночью. Слава его испортила, -- стала приводить несмелые доводы Таня. Ей не хотелось говорить родителям до чего на самом деле дошли их отношения.
-- Это еще не факты, -- рассудил отец.
-- Ты слышишь, он пьет, -- вступилась мама, -- Того и гляди, руки начнет распускать.
-- Он немного выпивает, -- отец не хотел быть на стороне  Тани, но потом смягчился, -- Хотя, так и спиться недолго.
-- Да, но что скажут люди, -- заохала мама.
-- Да что ты со своими людьми, -- оборвал ее отец, -- Тут жизнь рушится…
Мама покачала головой и схватилась за сердце.
-- Плохо тебе, выпей валерьянку. А им дай самим разобраться, -- обратился к  ней отец.
-- Как же так. Такая семья была и на тебе, -- не могла успокоиться мать, -- Вот мы с отцом всю жизнь прожили.
-- Мы встречались перед свадьбой полтора года. У нас жизнь не такая была, -- напомнил ей отец.
-- Танюша, надо помириться. Как же ты дальше жить будешь? -- мама все еще пыталась сохранить Танину семью.
-- А как она жить будет, если он действительно пьет да по бабам шляется? А она, что же, только постирушки да посуду немытую и будет видеть? -- негромко прикрикнул отец в сторону мамы, затем обратился к дочери, -- Что же ты сразу не присмотрелась, бегом в ЗАГС.
-- Я же вас не хотела огорчать, -- всхлипнула молчавшая до сих пор Таня, -- Хотела, чтоб всё как у людей было.
-- Ну ладно, -- вздохнул отец, -- Пойдемте все спать. Утром разберемся.

Ночью Тане не спалось. Она все время думала, как ей теперь привыкнуть к прежней жизни, к прежним порядкам в родительском доме. Но возвращаться к Вадиму все равно не собиралась. Кроме того, ей было до боли интересно, кинется ли он искать ее сам.
Но прошло три дня, а Вадим не звонил Тане даже на мобилку. В тот день,