стоял мой Ангел. Сквозь стену прошел, что ли?
- А представь, как нам тяжело это осознавать?
Я аж подпрыгнул.
Ангел стоял передо мной, светясь, и говорил, глядя поверх меня.
- Мы понимаем, что проигрываем. Что царство добра нам не создать. Завет, оставленный Творцом, выполнить не в состоянии. Но ты не прав, будто мы не помогаем своим. Помогаем. Но не всегда можем отстоять их. Их соблазняют, и они соблазняются. Их крадут из этой жизни, и мы не может воспрепятствовать их преждевременной смерти. Мы не можем воспрепятствовать, потому что скованы своей ангельской сущностью. Те из нас, кто начинает бороться в полную силу – перерождаются в тех, с кем начинали бороться. И мы не можем, не знаем, как изменить этот закон. Мы уповаем на приход Мессии.
- Вы? Вы тоже ждете Мессию?
- Да, ждем. Ждем посланника от Творца, чтобы Он помог в нашей борьбе. Или объяснил, что делать нам дальше. А пока… А пока помогите нам. Мы изнемогаем.
- Да как же так? Господи, помилуй! Вот те раз. А мы тут молимся, взываем к Небу о помощи, - возопил я от имени всех землян.
- Мы помогали вам… Дали толчок цивилизации. Уже нет рабства. Люди теперь способны постигать сложные вещи. Они уже не стадо. Помогите теперь нам.
Полночи я проворочался. Как тут заснешь? Я-то думал, надеялся, что Ангел поможет наладить мою жизнь, а оказывается, это я ему должен помогать, причем всю оставшуюся жизнь! Рабство, видите ли, они подсобили изжить. Правда, ГУЛАГ и фашизм предотвратить не удалось. Зато потом сладилось… Эх, ангелы-ангелы, доброта, оказывается, и на небе до добра не доводит.
Как там Ирина - моя отбитая атака? Доехала уже, наверное… Вот и потерял я свою Марию Магдалину, и она вернулась к слугам Еммануила. Нечего-то у меня не выходит.
3
Едва переступил порог кафедры, так сразу подскочила Эльза.
- Сходи к Пал Палычу, он ждет.
По глазам понял – что-то случилось.
Завкафедрой встретил меня с нарочитой деловитостью. Показал на стул и зашуршал бумагами. Я сел, уже понимая - дело дрянь. Грант у меня отбирают и передают… Никитину? Или все же нашлась кандидатура более высокого полета?
Пал Палыч поправил очки и поднял на меня глаза.
- Знаете, я ведь так и не высказал своего мнения о вашей работе. Возможно, ее стоило бы опубликовать. Вы коснулись важной метафизической проблемы жизни человека. В частности, проблемы Учителя и Ученика. Человечеству важно, чтобы был Учитель, объясняющий как жить. Причем ровно до тех пор, пока Человек, как родовое существо, не почувствует себя настолько сильным, чтобы захотеть быть самостоятельным. Когда это происходит, Человек решает сам стать Учителем, и восстает против старого Учителя. Плохо ли это? Неблагодарно как-то… Но где перестановка не происходит, там общество замирает в своем развитии. Обществу нужна свобода для обретения уверенности в своих силах. Учитель и ученик – это и принцип, и ситуация, при которой они могут и должны поменяться местами. И тогда возникает богоборчество. Ученик критикует Учителя, готовый сам стать учителем. Чтобы начать развитие, нужен учитель и прилежный ученик. Чтобы продолжить развитие, ученику необходимо самому стать учителем. Но чтобы закрепить достигнутое опять требуется восстановление сакрального авторитета Учителя. И так раз за разом. Ныне мы переживаем время «возвращения блудного сына» - этап возвращения авторитета Учителя. Богоборчество не в почете. Время титанов, бросающих вызов Учителю, иссякло. Поэтому ваше сочинение не ко времени. Избавиться от мифологии можно двумя способами: через обретение знания того, как оно есть на самом деле или через конструирование новой мифологии.
- И сейчас как раз время конструирования?
- Совершенно верно. Нужны работы по мифологизации действительности. Таков запрос нашей эпохи.
Пал Палыч вздохнул, поглядел в окно, и, не отрывая взгляда от мирного пейзажа за окошком, сказал:
- Я считал, что религия сама по себе есть благо еще в советские времена. Она была катализатором этики, метафизики, как раздела философии, импульсом для живописи и литературы. Но при этом я считаю, что религию надо защищать от части верующих, ибо они привносят в нее слишком много земного и даже противоречащего религиозной идее.
Я встрепенулся. Второй раз я слышал, что «религию надо защищать от верующих».
- В свое время необходимо было защищать марксизм от марксистов. Не удалось, - раздумчиво продолжал Пал Палыч. - Я был марксистом, и до сих пор считаю его интересной частью науки. Но я был приверженцем таких марксистов, как Грамши, Ильенков, Лукач. Но доминировали другие. И погубили, и идею, и государство. Но я попросил вас зайти по другому вопросу.
Его взгляд покинул заоконные дали и остановился на моей персоне.
- Арсений Константинович, тут накладка произошла… Пришла бумага из Фонда. Вынужден огорчить. Грант отменяется. Финансирование проекта приостановлено. Какая-то у них пертурбация произошла. Кажется, умер тот, кто финансировал этот проект. Что-то в этом роде. Правда, в Москве пообещали нас не забывать и, если что, так сразу…
Я потерянно молчал. Теперь, когда все рухнуло, мне стало жалко работы Ивана. А может, мне жалко было расставаться с ролью пророка городского масштаба? Или, наоборот, надо радоваться, что чаша сия меня миновала и Голгофа отменяется?...
Я вышел из кабинета. Идти на кафедру не хотелось, но и исчезать тоже не годилось. Эльза еще подумает, что я расстроился и все такое. Да и портфель забрать надо.
На мое счастье никого не было. Стояла полная тишина. Послушал я эту тишину, тихо взял вещи и – быстренько на выход. Итак, я снова рядовой кандидат чего-то и на что-то. Пузырь надувался-надувался и, по законам физики, лопнул. Однако…
Я решительно направился домой.
Падал снег, слегка мело. Ветер задувал за шарф, и я непроизвольно ежился.
Я шел домой, чтобы, наконец, спросить Ангела о том, о чем мы спорили. Спросить: так как же все-таки обстоит на самом деле?
Хотя… Есть ли Бог или их несколько, и они противоборствуют между собой, но Ангел у каждого человека есть. И мой прилетел ко мне не случайно. Он знал меня и знал, что я помогу ему, как своей родственной душе.
На лестничной площадке перегорела лампочка, и я долго не мог попасть ключом в замок. Самый что ни на есть момент стукнуть мне по затылку. Я ждал и, одновременно, не верил, что это случится. Даже больные раком четвертой степени надеются на чудо, а мне тем более сейчас хотелось чуда, а не банального убийства.
«Мог бы и помочь открыть», - подумалось мне.
В прихожей было темно, из комнаты не лился голубоватый свет как от работающего телевизора. «Спит, что ли?» Я прошел в комнату, затем в следующую. Никого. На всякий случай заглянул на кухню и в ванную. Разумеется, там Его не было.
Когда вошел к себе, то обратил внимание на раскрытую книгу на столе. Машинально посмотрел заглавие. Библия, а на колонтитуле прочитал: Псалтирь. На страницах - псалмы. Бегло просмотрел некоторые из них. Взгляд остановился на псалме под номером 81. Я прочитал следующее:
Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд. Доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость. Избавляйте бедного и нищего, исторгайте его из руки нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы. Но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей.
Что я понял из прочитанного? Что будет суд. Когда Творец вернется на Землю, к одной из огромного множества планет, то сначала будет суд над теми богами, что Он оставил надзирать над нами. Затем уже над людьми.
Потом подумал: а кто же раскрыл Книгу? Я посмотрел на стену, за которой обитал Ангел.
Умный да поймет? А что именно? Надо ждать? Возьмем меня. Я так и делал. Жил-поживал, ждал, но вот прилетел Ангел – какая радость! И вдруг, сквозь тюлевую занавеску проступил мир, где милосердный Бог предстал немилосердным Наместником; где человек должен охранять своего ангела-хранителя; где атеист заботится о чистоте веры, пока как его вчерашние товарищи по борьбе за светлое будущее без попытки духовного преображения зарабатывают загробные привилегии; где готовая к подвигу отречения женщина, оказывается приманкой… Мир-перевертыш. Мир бредущего к своей судьбе Эдипа. Все так. Но раз есть небесные силы, что отступились от заповеданного пути, то есть и те, кто вступили с ними в борьбу. И они изнемогают… Дело за нами, за людьми, кого выбрать, кому помогать.
Не спалось до утра. Еще надеялся, что Он отлетел на время по своим ангельским делам, хотя в душе понимал – не вернется. Сказка кончилась. Даже пера от крыльев не осталось. И куда мне теперь? Пасьянчик… Впрочем, выбор как выбор - как у всех. Кем-то уже сказано: все мы умрем, но прежде изменимся. Остается решить: как и насколько…
Послесловие
Прошло несколько лет. Внешне у меня ничего не изменилось. Встречаю иных спорщиков, раскланиваемся. С другими собираемся, хотя и реже. Наверное, оттого, что все как-то устаканилось, потеряло остроту в нашем запуганном свободами обществе. Курхмалев уехал из города. Мир позвал его дальше и, возможно, выше… О Жараеве и его истории надо писать отдельно, потому о нем умолчу. Что еще? Я женился. Если бы дело происходило в романе, то, естественно, на Ирине. Даже начинающий литератор знает, что в повествование надобно вклинить большую и светлую любовь, - это повышает шансы на успех у читательниц. Но в жизни все несколько иначе. Я встретил другую женщину. (И другую любовь, о которой не хочу писать, ибо это наше дело и вообще, надо не о чужой любви читать, а свою строить.) Она родила мне сына. Дочь Алла растет настоящей мужчиной – активно занимается спортом, уверенно строит свое будущее, так что станет хорошим братом моему Ване. (Что делать раз современные мужчины превращаются в бледное подобие своей сущности.) Зато у меня вырастут два воина против слуг Еммануила. Будет кому сменить меня и Ивана. Жалко только Ангела: ему вряд ли поздоровилось за то, что открылся человеку.
Прошло несколько лет прежде чем я отважился рассказывать некоторым посторонним людям про Посещение. Меня поразило не то, что они не верили, а то, что им было все равно. Тогда я сменил тактику. Сообщил, что ко мне являлся дьявол! И имел успех! И я понял, что многие люди подсознательно ждут не Ангела, а слугу Еммануила. Если бы приехал Воланд – какая бы встреча его ждала! Ему б не пришлось обманом вселяться в чью-то квартиру. Ему предложили бы на выбор отменные особняки. И общался бы он не с какими-то буфетчиками и неудачниками от литературы, а с публикой солидной, понимающей. И что показательно, ему бы уже не пришлось убеждать интеллектуалов в бытии божьем. Атеизм в прошлом. Все уверовали! И еще видел инстинктивное нежелание ни обсуждать, ни задумываться над этой историей. Тогда я сел и написал, как было дело… Поверят ли теперь? Я понимаю: люди и без меня верят. Кто во что. Зачем им еще моя история? А Бог – это зеркало человека. Потому на Земле столько богов и религий. Потому у одних Бог милосерден и добр, у других – жесток и авторитарен. Наверное, прав Разуваев: какой мир мы в своей душе построим, такой и обретем по ту
